КУЛЬТУРНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

Англ. CULTURAL UNCONSCIOUS. Одной из первых и довольно решительных попыток десексуализации и дебиологизации биологического индивидуального бессознательного Фрейда была концепция коллективного бессознательного швейцарского ученого Карла Густава Юнга; при этом «коллективность» этого бессознательного понималась им настолько широко, что это дало основание ученым, работавшим позднее в этой области, определить данное явление скорее как культурное бессознательное. 

В свое время юнгианское понимание «коллективного бессознательного» как остатков доисторического знания, которое современный человек сохраняет в виде мифов и архетипов, оказало огромное влияние на общую культурологическую мысль и даже на художественную практику: достаточно будет вспомнить такие имена, как Томас Манн и Герман Гессе. Эта теория укрепила интерес к мифу, мифологии и порождаемым ею вечным образам, к которым питала такое неизбывное пристрастие художественная литература, да и все искусство XX столетия.

Пик влияния юнгианских мифологем пришелся на 60-е годы. Затем, в 70-80-е годы интерес к данной трактовке коллективного бессознательного существенно, ослабевает, неофрейдистские концепции явно перехватывают инициативу.

Однако само понятие коллективного бессознательного вошло в обиход разных сфер гуманитарного знания и стало насыщаться новыми представлениями и данными, не столь подчеркнуто гипотетическими, как это было в случае Юнга. Социология, антропология, история — прежде всего «история ментальностей», лингвистика, семиотика, философия, культурология, литературоведение — все она внесли свой вклад в создание особого проблемного поля, которое получало название культурного бессознательного. Именно на 80-е и 90-е годы приходится расцвет, прячем в разных науках, так называемых «культурных исследований». Само появление этого исследовательского поля было обусловлено воздействием многих факторов: и французской «Школой анналов», и теориями постструктурализма Мишеля Фуко и Жака Дерриды, идеями лингвопсихоанализа Жана Лакана и уже постмодернистских теорий Лиотара, Бодрийара и многих других. С одной стороны, предметом анализа стало воздействие на мышление и поведение людей так называемых «культурных практик», их семиотических систем и общественно-духовных институтов, обеспечивающих функционирование этих практик в обществе;

с другой стороны, большое внимание стало уделяться бессознательным структурам повседневной жизни (повседнев).

Разумеется, ни культурные практики, что бы под ними не подразумевать, ни тем более молодое, только становящееся учение о повседневе не могут исчерпать всего потенциального содержания коллективного бессознательного — крайне многоликого и весьма разнообразного явления, тесно связанного с проблематикой социальной антропологии, которая лишь последние 20-30 лет перешла от изучения обществ, условно называемых первобытными, к современному обществу, оказавшемуся при ближайшем рассмотрении столь же непонятным, если только не более диким, чем какое-нибудь племя мирных людоедов амазонских джунглей.

Наиболее значительная страница в изучении культурного бессознательного связана с именем Мишеля Фуко. Главной целью его исследований было выявление исторического бессознательного различных эпох начиная с Возрождения и по XX век включительно (также эпистема, дискурсивные практики) . Другая разновидность учения о культурном бессознательном — концепция «социального бессознательного» Э. Фромма, для которого «бессознательное — это весь человек минус та его часть, которая сформирована его общественной средой». Для социологизированной неофрейдистской концепции Эриха Фромма социальное бессознательное представляет собой «вытесненные сферы, свойственные большинству членов общества» и содержащие все то, что данное «общество не может позволить своим членам довести до сознания» (цит. по: Овчаренко:1988, с. 77).

Если попытаться дать в самом общем виде дефиницию культурного бессознательного, то его можно определить как все те элементы материальной и духовной культуры, семейных и общественных отношений, поведенческих и мыслительных стереотипов, которые не осознаются бытовым сознанием повседнева в философском смысле этого термина и, по определению Лапланша и Понталиса (Laplanche, Pontalis:1980), не присутствуют «в актуальном поле сознания».

В сферу культурного бессознательного входят «обычаи», «нравы», «конвенции», «традиции», социально-духовные институты. Все эти явления могут получать и рациональные объяснения — оправдания своего существования, быть даже легитимированными в рамках принятого законодательства, но в основном они пребывают в царстве не подлежащей обсуждению подразумеваемости, если не вообще табуированной подспудности, входящей в систему неявной культуры; «это не столько те знания и взгляды, которые рационально усвоены личностью в процессе воспитания, образования и т. п. ... , сколько те, которые бессознательно ассимилируются человеком уже в силу самой его погруженности в определенный культурный мир, выступая как ... невысказанный контекст этой культуры» (Косиков:1998, с. 36).

Для правильного понимания концепта культурного бессознательного необходимо учитывать два момента. Во-первых, совершенно естественно, что говоря о бессознательном, тем более культурном, мы все же делаем акцент на сфере сознания, т. е. невольно замыкаемся на проблемах бытования идей, поскольку в первую очередь интересуемся тем, какие идеи попадают или не попадают в сферу бессознательного. Во-вторых, следует иметь в виду, что культурное бессознательное, будучи тесно связано с миром идей, весьма многолико, разнообразно, гетерогенно и существует на разных уровнях бытования культуры, — причем на уровнях, не образующих иерархически упорядоченное целое; иными словами, культурное бессознательное — это не та пирамида привычно понимаемых культурных ценностей, которая всегда ощущается как иерархия более или менее определяемых приоритетов, ранжированных в соответствии со своей значимостью.