В автобусе ехал ребёнок,
Которого видела я,
Стыдился он грязных ручонок,
И косо смотрел на меня.
Он тихо стоял у окошка
И ждал остановки своей,
В кармане губная гармошка,
В глазах отраженье скорбей.
Не знает, куда же податься,
Сбежать и зарыться в песок,
Чтоб больше людей не бояться,
Живя свой "пожизненный срок".
"Эй, ты, - вот твоя остановка!" –
Мужчина в толпе прокричал,
В окне промелькнула помойка,
Его долгожданный причал.
И он, проскользнув, как ужонок,
Украл у кого-то портфель,
Наверно он дорого стоит,
Для тех, кто неделю не ел.
Автобус закрыл свои двери,
А мальчик к помойке бежал,
И людям он больше не верил,
И только о чуде мечтал.
Он брёл по знакомой дороге,
В свой грязный, заброшенный дом,
Где мама не ждёт на пороге,
Где он не играет с отцом,
И только холодные ветры
Колыбельную тихо поют,
Когда у мальчишки, на сердце,
Мурлыкая, кошки скребут.
Развёл он костёр у обрыва,
Свернулся калачиком весь,
Когда мы сидим у камина,
И думаем, что бы нам съесть?
Он видел сияние в небе,
Не видя его красоты, -
На маленькой корочке хлеба
Сошлись в его жизни мечты.
Лежал и смотрел он на звёзды,
Листая в уме свою жизнь,
Из глаз его капали слёзы,
И, тёплыми, падали вниз.
Спустившись на землю он вздрогнул:
Пред ним борода и мешок,
Рукой его вежливо тронул
Горбатый, смешной старичок.
Мальчишка, поверженный страхом,
Забился в холодную щель,
И словно больная собака,
Дрожа и вздыхая сидел.
"Молодой человек, извините,
Не хотел я вас сильно пугать,
Вы из рук моих помощь примите,
То, что мог мне Господь ниспослать.
Я ведь зла причинить не желаю,
Выходите ко мне, к огоньку,
Я детям таким помогаю,
Нося за плечами суму.
В ней еда и одежда и слово,
Для таких же, как ты сорванцов,
Что сбежали из отчего дома,
Для таких же, как ты, беглецов."
"Я не верю тебе, убирайся!
Это место моё, уходи!
Восвояси к себе возвращайся,
И мешок этот, свой, забери!"
Старичок же, улёгся спокойно
И решил до утра отдохнуть,
А мальчишка, зевая невольно,
Опустив свои веки, уснул.
Ему снилось счастливое детство,
Его мама, игрушки и дом,
И, что цель, оправдала все средства,
И все беды прошли стороной.
И никто его больше не бросит,
Не предаст, не обманет никак,
И судьба, только радость приносит,
И любви светит вечный маяк…
Просыпаться ему не хотелось,
Только сны и дарили тепло,
Ну, а в жизни, - жилось и терпелось,
Никогда и не в чём не везло.
Только звёзды померкли во мраке,
И светлеть уже стал небосвод,
Он проснулся от лая собаки,
Потирая ладошками лоб…
Как же больно во тьму возвращаться
Из прекрасных, несбыточных грёз,
Чтоб за хлебную корку сражаться
И дрожать под осиной в мороз.
Покраснели глаза от бессилья,
Слоем грязи покрылось лицо,
Одолела судьба, и унынье,
Обнимало его горячо.
Но послышался ласковый голос,
Старичок его к завтраку звал,
И сжигая накопленный хворост,
Из мешка котелок доставал.
Он сварил ему манную кашу,
Но мальчишка боялся всего,
И лишь голод – родимый папаша,
Подтолкнул и заставил его.
Озираясь, как грязный волчонок,
Подошёл он к костру и присел,
Этот нищий, бездомный ребёнок,
Так давно манной каши не ел…
"Не спеши" – старичок улыбнулся,
"Обожжешься, помедленней ешь!
И скажи мне, ты хочешь вернуться?
Но прожуй, а потом дай ответ."
"Ни за что, не хочу возвращаться,
Меня там не любит ни кто,
Маме нравится лишь напиваться,
И отцу нужно только вино.
С тараканом дружил я, и только,
Но отец на него наступил,
Хоть мне было тоскливо и больно,
А он только ругался и бил.
Я их всех ненавижу, до злости,
И домой никогда не вернусь,
Чтобы целыми были все кости,
Никогда не вернусь, - я боюсь!
Да и все про меня позабыли,
Ещё там, когда дома я был,
Ведь они только дрались и пили,
Когда я за порог уходил."
Быстро слёзы глаза застилали,
Он вздыхал, словно загнанный зверь,
Его дом, где родные предали,
Затворил перед ним свою дверь.
Старичок посмотрел исподлобья,
И сказал: "Ты послушай меня:
Как бы не было страшно и больно,
Не живи, свою душу губя!
Ведь Отец тебя любит без меры,
Твой Господь, твой Небесный Отец,
Не смущайся, в Него лишь уверуй,
И страданьям наступит конец!
Я ведь нищ, как и ты, и я счастлив,
Что со мной мой Господь навсегда,
И тебя осчастливить Он властен
Ты для Бога родное дитя!
Я хожу по земле уже долго,
И кормлю вот таких же ребят,
Для меня нет желаннее долга,
Чем бездомным, как ты помогать.
Только кормит вас Бог, через сумку,
Что ношу я с собой, за спиной,
Это Он протянул тебе руку –
Всемогущий, Великий, Святой!
Позабудь же всё зло и обиды,
Прислонись к Иисуса груди,
И тогда, ты дорогу увидишь,
И сияющий свет впереди!
Есть же дом в небесах, для бездомных,
Для заблудших, измученных душ,
Там не будет метелей холодных,
Там нет снега и нет зимних стуж.
Когда Бог позовёт, ты услышишь,
Если будешь с Иисусом идти,
Если в сердце любовь Его примешь,
И забудешь обиды свои."
Мальчик слушал спокойно и молча,
Но потом на весь мир закричал:
"Замолчи! Я не верю не слову,
Из того, что ты мне рассказал!
Бога нет, и нет дома на небе,
И я жить так, как ты не хочу!
Ни во что я на свете не верю,
Только всех ненавидеть хочу."
Он вскочил и бежал, что есть силы,
Но куда и зачем, для чего?
Только мысли хлестали и били,
Что же ждёт в этой жизни его?
Под заборами клей будет нюхать,
Голодать, воровать и курить,
Никому не захочет быть другом,
Никого не захочет любить.
Может быть его кто-то поймает,
И продаст, как чужого щенка,
Этим людям ни что не мешает,
Лишь бы выручку взять за раба.
Может быть он замёрзнет зимою,
Или кто-то машиной собьёт,
Может сам он покончит с собою,
Или в пропасть с горы упадёт?
Он закрыл для себя все дороги,
И оставил одну впереди,
На которой, ломаются ноги,
Ноги жизни и ноги судьбы.
Он отверг для себя чью-то помощь,
Он прогнал от себя и Христа,
Хоть услышал с небес Его голос,
Он не внемлет ему никогда!
Он не верит ни небу, ни людям,
Он не верит теперь никому,
Он теперь ненавидит и судит,
Он теперь ненавидит судьбу!
Кем он станет? Вором и убийцей?
Или будет всегда бомжевать?
Кто во сне ему может присниться,
Если пьёт и ругается мать,
А отец его в пьяном угаре,
Не жалея своих кулаков,
Лишь мечтает больнее ударить,
Без отеческих ласковых слов!
Если б он был один на планете
Такой грязный, бездомный, чужой,
Если б я не читала в газете,
Что детей, вот таких, миллион,
То сказать бы смогла, что мы люди,
Что не зря за нас умер Христос!
О, как жаль, что сказать не могу я,
Потому, что таких миллион!
Их родители "живы", "здоровы",
По одной с ними ходят земле,
На руках они нося оковы,
Существуя на жизненном дне.
Только брань, алкоголь и безбожье,
Это всё, что имеют они,
Только пьяные, глупые рожи,
И духовную мерзость внутри!
С ними в пропасть спускаются дети,
И сгорают, как свечи в ночи,
Где же люди на этой планете,
О, скажи мне Господь! Не молчи!
Пробуди Ты их грешные души!
Приюти Ты бездомных детей!
Ты заставь их, раскаявшись, слушать,
Свой призыв протруби поскорей!
Ведь нет силы смотреть на глазёнки,
На лицо, потерявшее цвет,
На покрытые грязью ручонки!
Не могу, больше сил моих нет!
Без Тебя погибает планета,
Эти дети умрут Без Тебя,
Их родители хрюкают где-то,
Как застрявшая в грязи свинья!
Продавая лукавому души,
За стакан и бутылку вина,
Они будут ему лишь послушны, -
Им дороже детей – сатана!
Я за деток молю Тебя, Боже!
А родителям их я скажу:
Вам никто никогда не поможет,
Если любите вы сатану!
От чего вы прозреть не хотите,
И спасти и детей и себя?!
Протрезвейте, глаза распахните,
И тогда я скажу вам: друзья,
Вы прозрели, теперь посмотрите
На реальный, не призрачный мир!
Где же дети? Ответьте, скажите!
Кто же души их все погубил!?
Кто толкнул их на эти скитанья,
Кто их всех за бутылку продал?
Кто повёл их на боль и страданья,
Кто же их на погибель отдал!?
Оправдания нет за деянья,
Совершенные нами за век,
Только слово одно – покаянье,
Для тебя, если ты человек!