Был обычный сентябрьский выходной день, все было как всегда, за исключением одного – густого тумана, окутавшего весь город. Даже к вечеру он никак не хотел рассеиваться.
Деревья стояли неподвижно, наполовину пожелтевшие, наполовину зеленые. Местами влажный асфальт еще не был усыпан опавшими листьями, только кое-где лежали одинокие желтые листочки. Машин на улице практически не было, лишь иногда мглу тумана разрезал свет от фар автомобилей.
Двенадцать часов дня. По тротуару шли два человека. Один был ниже и чуть шире другого. Когда они приблизились, можно было рассмотреть, что разница не только в телосложении, но и в возрасте: примерно в два раза. Между ними шел обыкновенный разговор отца и сына, только что покинувших свой дом ради какого-то общего дела.
- Не припомню, когда это в последний раз была такая погода. Какой густой туман! Ты не замечаешь? – отец пытался разговорить сына.
- Да, есть немного. Ничего не видно в паре метров, надо же… - парень поежился, поднял ворот своей куртки и замолчал. Он не был настроен на болтовню.
Отец продолжал свои тщетные попытки завязать беседу на разные темы, но терпел одну неудачу за другой. Спустя десять минут, каждый погрузился в себя и молча думал. Мысли родственников были о разном, но в одном сходились: чувствовалось в этом тумане что-то таинственное, сказочное, но зловещее.
Тут парень неожиданно и для себя, и для отца спросил:
- Как думаешь, к нашему приходу помирятся?
Мужчина пожал плечами и после минутного молчания ответил:
- А куда они денутся? Не будут же всю оставшуюся жизнь себя так вести. Придем – увидим.
Отец и сын, не сговариваясь, прибавили шагу и поспешили добраться до места своего назначения.
В это время в одном из окон стандартной пятиэтажки можно было увидеть девушку, сидящую на подоконнике. Она сидела неподвижно и смотрела на деревья в палисаднике, пытаясь взглядом разрезать туман и увидеть, что же он скрывает. Сколько бы она не старалась, картинка за окном яснее не становилась. Вскоре это занятие ей надоело, и, спрыгнув с подоконника на пол, она сходила за небольшой толстой тетрадкой в твердом переплете.
Довольно миловидная женщина лет сорока с безрадостным и чем-то отяжеленным выражением лица, присев на диван с кружкой чая, каждую секунду щелкая кнопочкой пульта, переключала каналы телевизора. Было в движении ее пальца что-то нервическое. Иногда она останавливалась, но ненадолго. Она не собиралась смотреть это привычное и одновременно удивительное изобретение человечества – ей просто нужно было совершать какое-то несложное действие, чтобы хоть как-то отвлечься от своих мыслей.
Девушка, в отличие от матери, делать этого не собиралась. Она наоборот думала с удовольствием и даже решила записать кое-какие мысли. Именно поэтому-то она и вооружилась своим любимым дневником и ручкой. После двадцати минут усердной писанины, в тетрадке появилось следующее:
"Сегодня после завтрака засела в своей комнате, практически никуда не выхожу. Еще этот туман! Он не дает мне даже увидеть, что же творится в большом мире. Даже странно… С каких это пор улица стала для меня большим миром? Ну да ладно. Не о том я сейчас хочу рассказать. До сих пор (вот уже три дня) мама со мной не разговаривает. Вообще. Самое ужасное, что я не знаю, почему. Я готова поклясться, что не совершала ничего, что бы могло ее обидеть! Возможно, я что-то не то сказала? Понятия не имею. Еще и папа с братом пошли помогать папиному другу переехать со старой квартиры… Теперь я один на один с противником. Ужас! Что я пишу?! Собственная мама – противник? Но ее тактика заставляет меня называть ЭТО так. Именно тактика, а не поведение. Почему? Почему она такая? Почему, чуть что, сразу обижается и не разговаривает? Она, которая учила меня, что лучший выход – разговор! Ведь это смешно! Так дети маленькие поступают. В данном случае, это ни к чему хорошему не приведет. Подобное молчание плохо сказывается и на наших нервах, и на наших отношениях… и на всем. Причем, все как обычно закончится разговором. Но почему не сразу? Почему надо перед этим обижаться целую вечность? Она ждет моего извинения? Не получит! Я не чувствую свою вину. Наказание имеет смысл только в том случае, если ребенок понимает, в чем он провинился, иначе оно бесполезно. Да, я так считаю. А сейчас мамаша мне показывает своим примером, глупым примером, что при возникновении какой-то проблемы нужно воспользоваться самым легким путем. И вызывает раздражение, злость. Ну что ж, я ей продемонстрирую, что поняла этот урок!!! Пусть посмотрит, чему научила и порадуется моим успехам!"
Звякнул ключ в дверном замке, щелкнул замок, открылась дверь. Усталые отец и сын вернулись домой. И по тишине поняли, что ничего не изменилось. Парень зашел на кухню попить воды, а мужчина подошел к своей заснувшей жене, накрыл ее пледом, выключил тихо говорящий телевизор.
Было уже темно. Парень решил проверить свою младшую сестру – она с утра не выходила из своей закрытой комнаты. Он тихо постучал в ее дверь. Ответа не последовало. Спит – подумал парень и ушел в свою комнату.
Утром семья в составе трех человек собралась за легким завтраком. В квартире вкусно пахло жареным хлебом, свежим кофе и яичницей, но было необычно тихо. После еды женщина вымыла посуду и решила все-таки поговорить с дочерью – она чувствовала себя одновременно виноватой и была уверена, что, безусловно, права.
Налив кружку чая, мама постучалась в дверь дочери (обычно она этого не делала). Отсутствие ответа ее разозлило, и она рывком открыла дверь. По спине женщины пробежал холодок. Ее любимая девочка безжизненно повисла на люстре. Распушенные волосы наполовину закрывали мертвенно бледное лицо с легкой, едва заменой улыбкой.
Врачи констатировали, что смерть девушки наступила еще днем. Предсмертной записки не было. Но мама нашла дневник дочки и прочитала только последнюю запись. Тетрадка выпала из ее руки, в глазах застыл безмолвный ужас. Осознание произошедшего легло горьким и тяжелым грузом. Больнее всего было понимать, что ее девочка совершила то страшное действие в то время, когда сама она, взрослая женщина, сидела совсем рядом, за стенкой, и решала, стоит ли идти мириться.
Больше никогда в жизни она не играла в молчанку.