Мудрый Дождевой червь был совершенно слеп, что ничуть не мешало ему любить жизнь и окружающий мир. Он воспринимал его, можно сказать, всей кожей, вполне удовлетворяя своё любопытство. Как-то весной его склевал Грач. Не до конца, правда. Грачи, видите ли, питаются Дождевыми Червями. Хамы.
Дождевой Червь в полной мере оценил справедливость бытующей среди червей поговорки: "Рождённый ползать - летать не может", когда добрая его половина улетела в клюве Грача. Это было довольно больно, а, главное, очень обидно - утраченную половину себя Дождевому Червю пришлось заново отращивать добрых полгода.
За это время отросла и утраченная половина его любопытства, и Дождевой Червь после дождика снова выполз на поверхность. И тут же ощутил, что рядом тоже кто-то ползает и аппетитно хрустит свежей травинкой.
- Эй, ты кто? - позвал Червь. Хруст прекратился.
- Я Гусеница. - ответила Гусеница. И снова захрустела.
- А что ты здесь делаешь? - спросил Червь. На этот раз хруст прекратился надолго. Гусеница так задумалась, что даже перестала грызть травинку. Раньше она как-то об этом не думала. Наконец нашла ответ:
- Живу я здесь!
Дождевой Червь так восхитился остроумием ответа, что немедленно ощутил величайшее расположение к собеседнице. Можно сказать, всей кожей. Конечно же, он постарался произвести на неё впечатление. Большим красавцем он себя, понятно, не считал, но прекрасно знал, что весь состоит из мускулов, чем немало гордился. Будучи червем многоопытным, отнюдь не мальчиком, он принялся рассказывать о себе и своих приключениях. Разумеется, почётное место в его рассказе заняла история о трагической утрате своей половины с лёгким намёком на то, что ещё, может быть, не всё потеряно.
Вопреки ожиданиям, Гусеница заинтересовалась не судьбой мускулистого Дождевого Червя, а неожиданным для неё понятием "полёта". Слегка обиженный таким невниманием к своей персоне, тот не замедлил указать на неуместность подобного интереса к столь неприличным материям со стороны воспитанного ползающего существа. А в качестве последнего аргумента даже процитировал любимую поговорку дождевых червей. После такой выходки оставалось только раскланяться и удалиться, что он и сделал в состоянии крайней досады на себя.
Червячная поговорка звучала приговором, тем более несправедливым, что совсем недавно Гусеница не только не собиралась летать, но даже не слышала о полётах. А тут вдруг узнала, что её происхождение, оказывается, ограничивает её возможности. Ничего себе! Да ведь от неё утаивали информацию! Мерзавцы!
Гусеница до того разволновалась, что начисто лишилась аппетита, заползла в трещинку в коре ближайшего дерева и предалась мечтам. Она представляла себе большие чёрные грачиные крылья, представляла полёт и так размечталась, что не заметила, как обросла панцирем и превратилась в Куколку. Теперь она не могла даже ползать, но это её не волновало: кто захочет ползать, узнав, что существует полёт? Разве что, мускулистый Дождевой Червь.
Время шло и вновь наступила весна. Потревоженная Гусеница решила, что хватит киснуть, пора взглянуть на мир и выбралась из лопнувшего панциря. Это было нелегко, и она очень устала и решила отдохнуть и отогреться. Что-то с ней было не так - слишком уж долго она думала только о полёте и разучилась ползать . Но, чуть отдохнув, она превозмогла слабость.
И взмахнула белоснежными крыльями.
Уже не Гусеница, а Бабочка вспорхнула над землёй и затанцевала в воздухе.
Обычная бабочка-капустница, не какой-нибудь красавец Махаон. Но разве это важно? Она летала! И знала, что теперь будет летать всегда - до конца своей жизни, которая, в сущности, только что началась. Бабочка была счастлива.
"Рождённый ползать - летать не может". Крылатая фраза.