Ещё на западе пурпуром и золотом горел край одежды уходящего Магадэвы, а с востока мрачный Африд простирал над миром чёрное покрывало, чтоб укрыть им разврат и преступления земли.
— Я проклинаю тебя! — воскликнул Магадэва и, словно мечом, сверкнул по небу последним кровавым лучом.
— Я ненавижу тебя! — крикнул Африд, кидаясь вслед за уходящим, и закрыл всё небо своим чёрным покровом.
От их голосов в испуге похолодел воздух, птицы забились в листву, зелень потеряла свои краски, цветы вздрогнули и испуганно закрыли свои чашечки. Наступила ночь. Африд впился в землю тысячами тысяч сверкающих глаз. Глаза тигра, глядящего на добычу.
Всю ночь не мог заснуть индус Авга. Он думал: «Умереть завтра самому голодной смертью или убить сегодня богатого соседа?»
Он то брался за копьё, то снова клал его на скамейку. И казалось Авге, что он не один ночью в хижине. Что тут есть ещё двое. И говорят с ним.
Один голос говорил:
— Не убивай!
Другой повторял:
— Убей… убей… убей…
— Боги создали так, что он богат, а ты нищий! — говорил один голос. — Не спорь с волей богов!
— Ты будешь сам могуществен, как боги: убей! — говорил другой голос. — Боги создали так, а ты переменишь волю богов. Ты совершишь чудо, достойное богов! Боги создали, чтоб он был богат, а ты умер. Он умрёт, а ты будешь богачом. Ты будешь могуществен, как боги.
И слушая голоса, перекликавшиеся в темноте в его хижине, Авга то нащупывал копьё и сжимал его рукоятку, то снова выпускал его из рук.
— Всё мудро, что существует. Всё, что существует, предопределено. Не нарушай мудрости предопределённого! — говорил один голос.
И другой прерывал его:
— Всё, что предопределено, то и совершится. Ничто не изменится в мире. Предопределено, чтоб был труп — и будет труп. Предопределено, чтоб был счастливый и богач — будет счастливый и богач. Но зачем же трупом должен быть ты?
— Убийство. Смерть.
— Переселение души — и только. Он будет тобою, трупом, — ты станешь им: счастливцем и богатым.
— Не убивай!
— Убей… убей… убей…
А между тем уж близился рассвет. Задрожали и побледнели звёзды. Где-то в кустах чирикнула птица.
— Проходит ночь, — в ужасе воскликнул Авга, — что ж мне делать? На что решиться? Теперь дорого каждое мгновенье!
И хижина его наполнилась вдруг светом, и перед ним появились два человека. Один был одет в золотистые лёгкие одежды, другой кутался в чёрную мантию. И оба жадно смотрели на Авгу.
— Кто вы? — с испугом спросил Авга.
— Мы боги! — отвечали они.
— Я Магадэва, бог света. Лучезарного света.
— Я Африд, бог тьмы. Бездонной тьмы.
Авга упал на колени:
— Что привело вас ко мне?
И Магадэва ответил ему:
— Наша борьба!
И Африд мрачно подтвердил:
— Наша борьба. Века мы боремся из-за тебя, из-за человека — и это наполняет наше существованье. — Мы живём этой борьбой.
— Кому ты будешь принадлежать — мы спорим. Я Магадэва, добрый бог.
— Я Африд, бог зла.
— Ты должен быть моим.
— Ты будешь моим.
— Проклятье тебе, исчадье тьмы! Он будет моим!
— Ненависть моя тебе, мираж далёкого неба! Золотистый туман! Луч солнца, который поглотит тьма! Он будет моим.
Авга стоял на коленях и слушал спор богов о нём. Он поклонился им до земли и сказал:
— Великие и могущественные боги! Мне очень лестно слышать, что вы так спорите и боретесь из-за меня. Могуча ваша борьба. Но я-то! Я-то! Я похож на зерно, которое попало между двух жерновов. Один жёрнов белый, другой чёрный. Но бедному зерну-то плохо. Жернова борются и трутся друг о друга — а бедное зерно, попавшее между ними, превращается в порошок. Великие, могущественные боги, вы боретесь из-за меня — мне очень лестно. Но меня-то, ведь, вы стираете в порошок. Если бы вы могли оставить меня в покое?!
И Магадэва, и Африд, поникнув головами, вышли из хижины.
Рассветало. По лесу пошёл шелест распускающихся цветов, развёртывающейся травы. Рос и рос звон птиц. Магадэва и Африд, утомлённые борьбой, сели отдохнуть по разным сторонам дороги. С ненавистью глядя друг на друга. Добро и зло, прикованные друг к другу борьбой. На дороге лежал навоз. И на навоз прилетели два воробья, и стали из-за него драться. Перья летели от них. От боли они жалобно чирикали. А всё-таки клевали друг друга в голову. И текли у них капли крови.
Глядя на них, улыбнулся мрачный Африд. Глядя на драку, улыбнулся улыбкой сожаленья Магадэва. И боги с улыбкой встретились глазами. Африд указал Магадэве на воробьёв:
— Не похожи ли мы на них?
И Магадэва рассмеялся.
— Из-за чего мы боремся? Мы видели сейчас человека!
И Магадэва сказал:
— Если б было что-нибудь выше нас, — это существо смеялось бы над нашей борьбой из-за человека, как мы смеёмся теперь над этой дракой воробьёв!
Африд протянул ему руку:
— Кончим же этот вечный спор между добром и злом. Из-за кого? Из-за чего? Отдохнём в покое небытия!
И Магадэва ответил:
— Я согласен. Пусть спор будет кончен, брат мой!
И дорога расширилась между ними. Между ними была уж не дорога, а вся земля. Они потеряли вид людей и стояли друг перед другом великие, необъятные. И боги кинулись в объятия друг друга и крепко сжали друг друга в объятиях.
И мир попал между ними, и они раздавили мир. Он умер с воплем. Заревели воды, завопили горы, камни, превращаясь в пыль. И только Магадэва в этом рёве, в этом стоне сердцем услышал жалобный стон человека. Всё было кончено. Не было больше ни добра, ни зла, ни мира, ни человека. И не было богов. Не стало человека — и не стало ни добра, ни зла.
И не стало и богов добра и зла.