Ложь была довольна Жизнью. Пожелуй, лучше не придумаешь! Во Лжи нуждались все: от мала до велика, сверху донизу, обращаясь к ней на каждом шагу.
«Столько не взывают к Создателю, сколько прибегают ко мне, - с удовлетворением думала она, купаясь во внимании, - Если сначала было слово, то уж не моё ли… Все, все хотят нравиться, для чего обманывают. На мне стоит мир, на мне! Любая правда со временем мною становится. Взять самый большой и ценимый обман – Любовь. Чтоб овладеть своими жертвами, она ослепляет их, лишая разума. А как иначе свести тех, кто в здравом уме и не взглянет друг на друга! Не обманешь – не продашь. Когда ж у «покупателя» дурман проходит, то нужно ещё признать, что совершил глупость, а на это способны не все… как мало кто способен определять свою судьбу, принимая за неё то, что на него валится. А валится-то именно потому, что он её не определяет».
И захихикала.
В другой раз она превозносила Надежду. Искусность той приводила Ложь в восхищение. Недаром обманщица Любовь выбрала Надежду в помощницы! Это надо ж – водить всю Жизнь за нос и не считаться лгуньей! Сопровождать до гроба, не будучи проклинаема на пороге Смерти! А потому, что эта ловкачка стала названной сестрой Веры, тоже обещающей что угодно, за то, что отдашь здесь, но… Потом.
Вот так трюк! – восхищалась Ложь, - Пойди-ка, проверь Потом! Оттуда никто не вернулся из смертных! Остаётся… надеяться. Ах-ха-ха!..
Сама Ложь не любила обманываться, предпочитая обманывать, и разделяла мнение, что
живут один раз: не Потом, а Сейчас.
Жизнь, не раз слышавшая такие пассажи, разумеется, не приходила от них в восторг. Получалось, что она, Жизнь, насквозь лжива. «Это не может быть правдой, - наконец, возмутилась она, - раз подобное произносит… Ложь!»
И Жизнь улыбнулась. Возможно, даже кому-то, а не только своей мысли.
«И Любовь зря Ложь грязью мажет… - говорила про себя Жизнь, - Я всё-таки не простая и нелёгкая, а без Любви и совсем грустная. Любовь – это праздник средь серых буден. Что она там ссылалась на мудрецов? Наверняка выбрала те слова, которые устроили! Спрошу-ка я их сама».
И принялась собирать по градам и весям разные мнения.
- Если мужчина не лжёт женщине, значит, ему плевать на её чувства, - услышала она в одном месте. И подумала, качая головой: «А ведь, правда…»
- Умная ложь лучше глупой правды, - сказали в другом. «Это – о том же», - решила она и пошла дальше.
Что только ещё она не услышала!
- Хочешь помочь правде, подружись с ложью.
- Новая правда делает старую неправдой.
- Сладкая ложь лучше горькой правды.
- Правда – хорошо, а счастье – лучше.
- Сколько живёшь, столько и врёшь, люди – ложь, и мы то ж… А не жить с народом в ладу – попадёшь в беду.
Призадумалась наша Жизнь. Лгут же не из любви ко лжи, а по суровой Необходимости. Надо с той встретиться, спросить с неё…
Встретилась. Спросила, не поздоровавшись:
- Отчего лгать заставляешь?
Неулыбчивая Необходимость сначала холодно недоуменно глянула на неё, а потом… расплылась в улыбке!
- Ты заставляешь, милая сестрица!
- С каких это пор мы – сёстры? – возмутилась Жизнь.
- Со стародавних, дорогуша-близняшка. Не будь меня, кто б за тебя боролся? Слышала, небось, как нас вместе поминают? Жизнь-нужда всему научит… Когда ещё сказано: «Всё движется благодаря бичу Необходимости»! Всему живому ты необходима? Необходима! Так что я лишь другая твоя сторона… как и Ложь.
«И эта всё на меня свалить норовит, - неприязненно подумала Жизнь, - сговорились они, что ли?»
А вслух сказала:
- Ну-ну! Коль Ложь необходима, то ты и есть Ложь. А если ты – Ложь, то можно ль тебе верить?
И усмехнулась. Мол, не на ту напала.
Но Необходимость невозмутимо ответила:
- Насчёт «можно» не знаю, однако приходится. Например, под угрозой утраты тебя… Недаром мудрецы полагают: Ложь, сказанная с добрым намерением, спасительнее истины, сеющей раздоры. И добавляют: люди нуждаются в хорошей Лжи, потому что кругом слишком много плохой. Оттого и есть: Ложь во спасение, Святая ложь… Святая! Как тебе это?
Необходимость захохотала. А отсмеявшись, спросила:
- А кто, по-твоему, породил лгунов? И были бы они, не будь тебя?
Жизнь не нашлась, что ответить.
- Ты их породила, ты! И такими, что без Лжи они не могут жить вместе. Ты сама слышала: Сколько живёшь, столько и врёшь, люди – ложь, и мы то ж… А не жить с народом в ладу – попадёшь в беду.
Жизнь молчала.
- Ты мне не веришь, - сказала Необходимость, - а не веришь потому, что не хочешь верить в неприятное, хоть оно и очевидно. То есть, Ложь тебя больше устраивает…
Жизнь продолжала молчать.
- Пойми же, именно лжец никому не в состоянии поверить… А когда вокруг невесело, то Ложь действительно необходима, рождая Надежду. Которая потом может стать правдой… если понравится большинству.
Дураку известно: всей правды нельзя говорить даже там, куда за неё попадают.
Людям просто сообщают, что на сегодня является правдой, в которую должны верить, если не хотят потерять то, что имеют. В том числе и тебя.
Так твои чада тебя и устроили.
Такие дела…
Тут Необходимость увидела, что переборщила: На Жизни лица не было. Нельзя сразу столько неприятной правды обрушивать на голову. Не всякая выдержит. А если не выдержит, что будет с ней, Необходимостью? Кому она будет нужна, когда никого не будет? Необходимо срочно поднять настроение у сестры. Придётся что-то врать… нет, скажем, придумывать.
- А знаешь, как можно уязвить Ложь?
Жизнь вскинула удивлённые глаза.
- Те, кто её не любят, говорят: «У Лжи короткие ноги». Какой женщине такое понравится?
- И что она отвечает?
- Не она -- те, кто её исповедуют: «Зато у неё длинные руки…»
Жизнь хмыкнула, представив коротышку Ложь, с обезьяньими руками до земли. Второй смысл фразы от неё ускользнул. Наверно, потому, что ей это не угрожало.
- То-то я её всегда так мелко видела, едва замечая, - сказала она. Жизнь была близорука, что скрывала.
- А представляешь, - продолжила Необходимость, - она себя красавицей считает!
- Ну? – не поверила Жизнь.
- Да-да! – подтвердила собеседница, - Она ведь и себе правды не говорит! А другие, либо её приверженцы и сами таковы, либо сочтены ей злокозненными безумцами. Со всеми вытекающими…
- Вот оно – наказание! – воскликнула Жизнь, подумав: «То ли дело я – прекрасна и удивительна! А то, что не для всех… так это ж для Справедливости. Недаром обо мне говорят, что я – дороже сокровищ».
Настроение у неё поменялось в лучшую сторону. Теперь она могла снова улыбаться. Тем, кто был симпатичен, восхищаясь ею.
Если б Необходимость прочла её мысли, то усмехнулась бы, считая себя непревзойдённой красавицей, чьё великолепие просто мало кто в состоянии оценить. А те, кто в состоянии, рождаются раз в тысячелетие.
С означенной же Справедливостью она никогда не встречалась, временами слыша о той от людей. Но Необходимость не принимала эти байки всерьёз. Ведь каждый рассказчик представлял ту по-своему.