функционализм

функционализм
        ФУНКЦИОНАЛИЗМ — методологический подход к исследованию сложных, системно организованных объектов, согласно которому такие объекты понимаются как целостности, все элементы которых выполняют определенные взаимосогласованные функции; смысл этих функций определяется только по отношению к системе в целом. Такой подход позволяет исследовать языковые, культурные, социальные и психологические феномены на междисциплинарном уровне, снимая искусственные барьеры между различными дисциплинами гуманитарного круга. Для него характерно предпочтение типологии «эссенциалистскими» объяснениями, дескриптивно-эмпирических методов — спекулятивному теоретизированию, статистических обобщений — дедукции из аксиом.
        В социологии эта методология нашла наиболее явное выражение в «структурном Ф.» (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс и др.), согласно которому постепенное преобразование социальных институтов, легитимирующих неформальные социальные практики, вызывается, главным образом, необходимостью их приспособления к изменяющимся физическим и социальным условиям. В результате такой адаптации происходит дифференциация этих институтов, совершенствование их функций и, как следствие, усложнение всей социальной структуры, что отвечает объективным потребностям как индивидов, так и общества в целом.
        Культурологический Ф. получил распространение и развитие в противовес «историцистской» методологии, объяснявшей социальные, культурные, психологические и языковые явления, подводя их под априорные унифицирующие схемы исторической эволюции, что часто противоречило реальным фактам. Так, концепция, опиравшаяся на тезисы о единстве человеческой культуры и стадиальности ее развития от низших форм к высшим, а также о сходстве всех исторических культур на одинаковых стадиях эволюции (Л. Морган, Э. Тайлор), вела к выводу о совпадении основных культурных признаков и институтов, формирование и развитие которых проходило в разных географических условиях и в разные исторические периоды (напр., проводились «параллели» между архаическими формами греч. или римск. институтов и институтами культур амер. или африк. аборигенов), опровергавшемуся эмпирическими исследованиями этнологов и культурологов.
        Б. Малиновский, Ф. Боас, А. Рэдклифф-Браун, Д. Бидни, Л. Уайт и др. перенесли акцент на изучение реальных процессов, происходящих в конкретной культуре, с целью выявления их функционального смысла. Они исходили из того, что культура — рациональная форма организации и обеспечения жизнедеятельности человеческого общества, и, следовательно, любое культурное явление может и должно рассматриваться с точки зрения его функции (роли в выполнении этой общей задачи и зависимости от др. культурных явлений). Важнейшим понятием функциональной концепции культуры, по Малиновскому, является институт, «организованная, целенаправленная система человеческих усилий и достижений». Ф. требует установления взаимосвязей между социальными и культурными институтами в различных сферах общественной жизни, а также между явлениями, относящимися к одному институту. Это обеспечивает, с одной стороны, научное понимание, как институтов, так и отдельных культурных явлений, а с др. — целостное представление о культуре, выступающей как «инструментальная реальность, аппарат для удовлетворения фундаментальных потребностей, т.е. для органического выживания, приспособления к окружающей среде и обеспечения непрерывности в биологическом смысле» (Малиновский Б. Динамика культурных изменений // Избранное: Динамика культуры. М., 2004. С. 75). Рассмотрение отдельных явлений и институтов в отвлечении от выполняемой ими функции признается научно несостоятельным, а практически — даже вредным. Напр., оценка некоторых явлений примитивной культуры (таких как «охота за головами» или полигамия в семействе вождя племени) как «культурных пережитков», и следующее за ней вмешательство в жизнь примитивных племен с целью ее «улучшения» и «окультуривания» по европ. образцам, могут привести к роковому для этих племен исходу, разрушая основы их существования.
        Ориентация на конкретность и эмпиричность сообщает результатам функционально ориентированных антропологических и культурологических исследований ценность научных фактов. Но, парадоксальным образом, именно абсолютизация функционалистской установки ведет к тому, что, во-первых, социальные или психологические функции культурного явления, выясняемые в данном культурном контексте, отрываются от истории формирования и эволюции последнего; а во-вторых, интерпретация явления часто бывает искусственной, «подогнанной» под намерение исследователя во что бы то ни стало определить функцию этого явления в культуре — даже если таковая функция утрачена (напр., когда речь идет о тех же «культурных пережитках»). Осознавая, что теория культуры, игнорирующая историю, не может быть удовлетворительной, функционалисты должны были ответить на вопрос: как возможно соединение научной (т.е. функциональной) методологии с исторической реконструкцией эволюции культуры?
        Малиновский рассматривал Ф. как необходимое и важнейшее дополнение к историческому методу: «Противопоставление исторического и научного познания бессмысленно. Отрицание любого из них делает всякое гуманитарное исследование неполным» (Там же. С. 54). Историческая методология, лишенная опоры функционального анализа, превращается в спекуляцию и мифотворчество, выводя, напр., происхождение и развитие культуры из «человеческой природы», из неизменных психологических и биологических законов. Но и функциональный анализ, сосредоточенный только на синхроническом описании культурных явлений, беспомощен в объяснении динамики культуры. Формулирование «общих законов процесса развития культуры» необходимо и, следовательно, функциональный анализ должен быть диахроническим и исторически-контекстуальным. Его фундаментальные обобщения относятся к всеобщим условиям функционирования культуры: экономической организации, системе норм социального поведения и моральных принципов, политическому устройству общества и механизмам (институтам) образования. Преемственность функций этих «инструментальных императивов» обеспечивается знаниями, сохраняемыми и транслируемыми благодаря языку. С этим связана функциональная трактовка языка как семиотической системы, значения элементов которой (слов и выражений) определены не «физическими» (или какими-либо др. «внешними» по отношению к языку) свойствами обозначаемых объектов, а функциями этих слов, когда они связываются со своими референтами в «ситуативных контекстах».
        Такая трактовка сближала культурологический Ф. с лингвистическим (К. Бюлер, Э. Сепир, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Н.С. Трубецкой, С О. Карцевский, P. O. Якобсон, Л. Блумфилд, О. Есперсен, Л. Ельмслев, Э. Бенвенист, А. Мартине и др.), рассматривавшим свойства языка преимущественно под углом зрения его познавательной и коммуникативной ролей, а также зависимости от характеристик когнитивной системы человека (в этом лингвистический Ф. — оппонент формально-структуралистской методологии, базирующейся на постулатах Ф. де Соссюра о произвольности знака и др., а также на идеях «генеративной грамматики» Н. Хомского). Функционалисты рассматривают грамматику языка как «кристаллизацию» речевой практики, зависимой от конкретных ситуаций, в которых действия сопровождаются речью. Их главная цель — объяснить языковые факты через установление их связей с контекстом широко понимаемой «культурной среды». Напр., определяются такие функции языка, как самовыражение говорящего (экспрессивная), апеллятивная (обращение к слушающему), репрезентативная (сообщение сведений) (К. Бюлер), фатическая (обмен незначащими фразами ради установления желательной психологической атмосферы общения) (Б. Малиновский), метаязыковая (объяснение значений) и поэтическая (игра с языковой формой, имеющая эстетическую ценность). Каждая из этих функций зависит от «ситуативных контекстов» и определяется в их исследовании.
        Основные требования лингвистического Ф.: текст должен быть понят и определен как явление человеческой деятельности, коммуникации и познания; его смысл и функции находятся под влиянием знаний, интенций и действий коммуникантов, их компетенции и социальных стереотипов, отраженных в словарных структурах; анализ текстов не может быть подчинен некой априорной схеме или единому алгоритму, превращающему их в формальные конфигурации символов; напротив, методология лингвистического анализа постоянно обогащается и расширяется за счет изучения реальных (а не искусственно «изобретенных») текстов и высказываний (Р. де Богранд).
        Таким образом, лингвистический Ф. предполагает анализ не столько языкового материала как такового, сколько факторов, определяющих его порождение и восприятие, его роль в социальной и коммуникативной ситуации, его место в культуре как аккумуляции социального знания. Системы коммуникативной деятельности рассматриваются относительно независимо от формальных структур языка; более того, установление внутренних регулярностей этих систем могут оказывать позитивное воздействие на тексты, улучшая их восприятие.
        «Контекстуалистская» и «холистская» установки, общие для лингвистического и культурологического Ф., ведут и к общим затруднениям. Так, Малиновский исходил из того, что любая культурная форма не имеет смысла вне контекста данной культуры. Это означало, что нет и не может быть универсальных функциональных объяснений культурных явлений, что плохо согласовалось с его же тезисом о существовании общих законов «динамики культурных изменений». Подобно этому, в лингвистическом Ф. нет удовлетворительного объяснения тому факту, что одни и те же функции в различных языках выполняются различными языковыми формами. В поисках выхода из таких трудностей функционалисты (Р. Якобсон и др.) пытались объединить некоторые понятия функциональной и структуралистской лингвистики (напр., определяя фонему как совокупность звуков, идентичных друг другу с точки зрения их функции в языке).
        Ф. в психологии восходит к идеям У Джеймса о сознании как психической функции, имеющей биологическую полезность, и Д. Дьюи, который полагал органичное единство сенсорных, центральных и моторных звеньев рефлекторного акта, осуществляющего приспособление индивида к среде. Психологи-функционалисты (Е Лэдд, Д. Энджелл, Г. Карр, Дж.Г. Мид, Р. Вудвортс, Э. Клапаред, Н.Н. Ланге) рассматривали сознание с точки зрения его функций, выполнение которых обеспечивает приспособление организма к окружающей среде. Психологический Ф. так же, как лингвистический, оппонировал структурно-формальным подходам (В. Вундт, Э. Титченер), акцентировавшим изучение структурных элементов сознания, и был близок инструменталистским методологическим идеям. Значительный вклад в развитие функциональных психологических исследований сделан рос. психологами (Л.С. Выготский, А.А. Леонтьев и др.), которые рассматривали Ф. как часть методологии системного анализа психики, преодолевая ограниченность его позитивистских интерпретаций.
        Идеи Ф. получили специфическое преломление в теории и практике технического проектирования и конструирования, дизайна, архитектуры (Ле Корбюзье, В. Гропиус, Т. ван Дусбург, Б. Таут, Г. Херинг, Л. Веснин, М. Гинзбург и др.).
        В.Н. Порус

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.

Синонимы:

направление, этнология