Погодин И.А. Сущность диалогово-феноменологической психотерапии: квантовые коннотации

Настоящей работой я хотел бы открыть серию публикаций, носящих прикладной характер. Я планирую обсудить, какое значение для методологии психотерапии имеют понимание устройства квантового мира и представления о дискретности человеческого существования из философии Античности и Нового времени. В частности, что нам даст использование в процессе психотерапии представлений о Бытии или суперпозиции? Каковы следствия применения для психологической практики представлений о квантовом пробеле и сцепленных состояниях? Как трансформируется теория поля в гештальт-терапии при принятии вероятностной, или возможностной, его природы? Как мы можем использовать формирующий поле статус наблюдателя? Какие следствия имеет использование в практике психотерапии представления о дискретной природе человека? Каким образом в процессе психотерапии мы и наши клиенты рождаются ежесекундно заново? Каким образом меняется фокус психотерапии, ее тактики и стратегия, а также способы построения терапевтических интервенций, если мы всерьез начнем использовать эти ресурсы? На эти и другие вопросы я постараюсь дать ответ в этой и последующих статьях.

Однако я прошу вас, уважаемый читатель, не судить меня строго. Я впервые предпринимаю попытку такого рода описания и не уверен в том, насколько она окажется ясной и непротиворечивой. Я скорее приглашаю вас присоединиться к этим размышлениям эмоциональной поддержкой, критикой, предложением альтернативных идей и пр. Надеюсь, у нас совместными усилиями и получится что-нибудь интересное и стоящее.

Размышляя над квантовой психотерапией

Первое, что приходит в голову в начале настоящего параграфа, это вопрос: «А вообще, корректно ли само словосочетание «квантовая психотерапия»?» Ведь квантовый мир – это, по определению, микромир. В то время как психотерапия разворачивается в макромире. Можно ли в прямом виде перебрасывать идеи из квантового мира в психотерапию? Ведь даже сами теоретики квантовой механики не могут в полной мере приспособить свои открытию к миру, в котором мы живем. Если электрон – это настолько мелкая частица, что может демонстрировать свойства волны, то человек – прямо скажем, объект покрупнее. И нам придется с этим считаться, поскольку просто так в психотерапии не осуществить динамику «частица – волна». Иначе говоря, человек в классическом мире все время пребывает в ситуации коллапса волновой функции. Для восстановления волной функции нам бы потребовалось нивелировать значение наблюдателя, т.е. самих себя и еще десятки и сотни наблюдателей жизни нашего клиента. Возможно ли это? Ответ представляется очевидным – нет, невозможно.

Однако, поскольку наша задача в психотерапии не столько амбициозна – нам не нужно дематериализовывать человека – то мы могли бы использовать ресурсы представлений о механизмах квантовой механики в качестве источника терапевтически значимых изменений. Поэтому под квантовой психотерапией мы могли бы понимать психологическую теорию и соответствующую ей практику, основанную в своей методологии на использовании аналогий микромира. И если в классическом мире мы никогда не достигнем суперпозиции, по крайней мере, не покинув его, то в психотерапии мы можем попробовать получить доступ к трансформационным ресурсам запутанных (сцепленных) состояний.

Разумеется, подобных попыток – использования идей квантовой физики в психологических целях – существует уже немало. Начиная от книг Р.А. Уиллсона [2], С. Волинского [3], К. Уилбера [4, 5], М. Заречного [6], А. Нефедова [7] и заканчивая фильмами «Секрет» и «Куда ведет кроличья нора», а также развернувшейся по всему СНГ деятельностью «успехологов». Я уж не говорю о множестве художественных и документальных фильмов на эту тему, в которых так или иначе, научно или околонаучно, режиссеры и сценаристы фокусируются на наиболее популярных квантовых идеях. В своих областях каждая из этих попыток выглядит вполне удачной. Некоторые из них носят вполне глубокий характер, но описывают совершенно разные подходы. Поэтому следует скорее говорить не о квантовой психологии, а о квантовых психологиях. Другие же выглядят чрезвычайно поверхностно, но очень хорошо продаются, поскольку обещают чудо. В любом случае умы человечества не покидает любопытство к таинственному и порой мистическому квантовому миру. Однако повторю – квантовый мир является пока лишь теорией, имеющий лишь небольшое прикладное значение[1].

Я не претендую на описание новой системы мироустройства. Задача представляется гораздо более скромной. Методология диалогово-феноменологической психотерапии могла бы быть существенно дополнена тезисами, пришедшими в нее из квантовой физики, равно как и из некоторых философских систем Запада и Востока. Например, концепция переживания и теория поля в рамках диалогово-феноменологической психотерапии могли бы быть значительно трансформированы. В свою очередь это позволило бы расширить видение многих психических процессов, с которыми мы имеем дело в жизни и в психотерапии. С другой стороны, концепции переживания, поля и self, разработанные в русле диалогово-феноменологической психотерапевтической, возможно, могли бы существенно повлиять на те или иные из уже известных принципов квантовой психологии.

Суперпозиция: свободный выбор или концепции

Первое, с чего бы я хотел начать обсуждение квантовых принципов и их возможное применение в целях психотерапии, относится к представлениям о квантовой (или когерентной) суперпозиции. Напомню, что когерентная суперпозиция – это некая совокупность состояний, которые в рамках классического мира представляются альтернативами, взаимоисключающими друг друга. Это позиция, которая не предполагает апеллирование к абстракциям личности, времени и пространства. Она «находится» за их пределами. Иными словами, это потенциальный источник любого состояния Вселенной. Некоторые авторы, рассматривая суперпозицию, говорят о квантовом пробеле, некоем нелокальном источнике формирования реальности [7]. Этот источник одновременно и ничто, и все.

Сама суперпозиция не предполагает сжатые до предела множественные миры в одной точке. Она лишь совокупность любых потенциальных возможностей этих миров. Другими словами, это идеальное «пространство» выбора. И только вмешательство наблюдателя рождает ту или иную альтернативу. Любую альтернативу, число которых бесконечно. Т.е. если бы суперпозиция оказалась бы нам доступной, мы могли бы создать любой иной мир, отличный от того, в котором мы живем. Впечатляет, не правда ли?

На практике, разумеется, мы сталкиваемся с более прозаичной ситуацией – мир, в котором мы живем, не изменяется радикально во времени. Более того, не изменяются ни наши психологические реакции на окружающих, ни способы строить контакт с ними. Симптомы, на которые мы жалуемся, могут существовать десятилетиями, не меняясь в своих проявлениях или даже усиливаясь. Почему же это так происходит? По всей видимости, потому, что мы оказываемся как бы заперты внутри одной и той же альтернативы состояния реальности. Она вирусна по своей природе. Вирусна в смысле вирусной природы концепций, которые и фиксируют наш «реальный» мир.

Итак, мы живем в мире концепций. Некоторые из них носят глобальный характер. Например, концепции об устройстве мира и природе человека. Другие имеют более частный характер и определяют реальность той или иной культуры, субкультуры или семьи. Но в любом случае именно концепции формируют реальность. «Каким образом?» - спросите вы. «Реальный» мир появляется из когерентной суперпозиции посредством выбора той или иной альтернативы. Хотя корректнее было сказать – посредством создания той или иной альтернативы. Но это формирование альтернативы все равно может подчиняться свободному творческому акту выбора. В нашем же случае свободный выбор подменяется властью концепций, из которых и создается типичный и хронический в своей ригидности реальный мир.

Таким образом наш мир только на первый взгляд плотный. По сути же он соткан из концепций. Заменяя акт выбора наблюдателя, концепция бесконечно от секунды к секунде воспроизводит один и тот же, или примерно тот же, дизайн феноменологического поля. Привычным образом мы апеллируем к одним и тем же ценностям, образам, мыслям (или скорее к ригидным конструктам, которые предстают в виде мыслей), фантазиям, ощущениям, восприятиям, воспоминаниям и пр. Этот тезис необходимо понять для дальнейшего обсуждения. Мы привыкли думать, что жизнь состоит из тех или иных обстоятельств «объективного» по своей природе мира, в котором происходят «реальные» события, находятся «реальные» люди и «реальные» вещи. Но это лишь на первый взгляд.

Мир доступен нам лишь в ощущениях. Именно они являются единственными естественными условиями существования еще даже до появления реального мира[2]. Именно по ним мы судим о реальности. Принципиально человеческое сознание способно фиксировать любые ощущения, даже самые неожиданные. Если бы такая способность не блокировалась у наблюдателя, то важнейшим атрибутом поля и главной действующей силой в нем был бы свободный и творческий акт выбора. Однако нам приходится апеллировать к невообразимо огромному разнообразию элементов поля, что не может не вызывать тревогу – мир оказывается принципиально непредсказуемым. И если еще минуту назад мы разговаривали бы с каким-то человеком о погоде или планах на будущее, то уже в следующее мгновение могли бы оказаться в совершенно иной реальности, которую создали бы своей чувствительностью, осознаванием и последующим выбором. Ну, или остались бы в этом разговоре. Представьте, какая это колоссальная нагрузка – все время выбирать и строить миры!

Именно в этот момент в качестве средства утешения и избавления от тревоги в творческий хаос поля вмешивается концепция. Что это такое? Это созданная нами ментальная конструкция, которая поддерживает стабильность поля на протяжении более или менее длительного времени. Как же она формируется? Чтобы избавиться от груза ответственности, который естественным образом предполагает акт свободного выбора, мы начинаем некую часть феноменов поля помещать в определенный его сегмент. Эти феномены для стабильности мы связываем друг с другом. Получается нечто вроде системы феноменов, между которыми мы выстаиваем ту или иную, удобную нам сейчас, наиболее осмысленную или успокаивающую связь. И если эта связь выполняет свою функцию избавления нас от тревоги выбора, то она может быть зафиксирована на более или менее длительное время.

Похоже, именно так появляются и базовые фиксированные абстракции: личности, времени и пространства – определенный сегмент поля уплотняется, предполагая динамику, в которой феномены теперь появляются всегда уже в виде этой связки. В поле, таким образом, появляется устойчивый сегмент или сектор. Следовательно, возникают границы между ним и остальным полем, которые протекают по линии субъекта (именно в этот момент появляется Я или ОН), времени и пространства. Так в результате снижающего тревогу сегментирования поля появляется первая концепция.

Далее процесс распространяется со скоростью эпидемии, которая носит вирусный характер. Несколько ранее [10], я уже отмечал вирусную природу эволюции человека и развития культуры. Сейчас мне это важно напомнить в связи с тем, что механизм формирования плотного стабильного «реального» мира носит именно вирусный характер. Концепция, если же, конечно, она эффективно справилась с задачей совладания с тревогой хаоса, с безмерной скоростью тиражируется. Этот процесс способствует появлению все новых субъектов, которые теперь имеют представления не только о себе, но и об «объективном» времени и пространстве. Далее концепции по той же описанной выше схеме начинают модифицироваться. Появляются все новые штаммы концепций, которые в свою очередь распространяются, все яснее, детальнее и жестче сегментируя поле. Разумеется, что акт свободного выбора по мере распространения концепций становится все менее нужным. Все реже мы обращаемся к нему. Концепции справляются со всем гораздо эффективнее ввиду своей большей простоты. Например, ведь нам намного легче прочитать учебник по той или иной дисциплине, нежели пытаться освоить мысли классиков внутри их довольно сложных монографий. Страсть человека к концепциям – это одновременно и его страсть к редукции. Мы бежим от сложностей многообразной жизни.

Дальше больше. Этот механизм, как змея, кусающая свой хвост, замыкается. Концепции очень скоро сами начинают определять и динамику феноменологического поля. Вскоре (на самом деле почти мгновенно после создания концепции), мы начинаем замечать только те феномены, которые вписываются в концепцию. Если базовым основанием реальности все еще и являются ощущения, то сейчас эти ощущения просто тиражируются, как магнитом стягиваясь в соответствующий сегмент феноменологического поля. Как это происходит?

Внутри любой концепции, хотим мы того или нет, всегда наличествует и, более того, является системообразующим фактором та или иная базовая гипотеза. Как известно гипотеза – это некое предположение, которое в процессе контактирования с реальностью может быть либо подтверждено, либо опровергнуто. И вероятности эти совершенно одинаковы, т.е. соответствующие исходы равновозможны. Однако мы уже знаем, что гипотеза является фундаментом концепции, а концепция выступает основанием нашего «мира», в котором нам уже довольно хорошо, сухо, тепло и стабильно. Иначе говоря, появление любого феномена, который мог бы хоть немного оказаться угрожающим власти соответствующей гипотезы, оказывается по совместительству атакой на стабильность и комфорт. Как, думаете, вы поступите в этом случае? Совершенно естественным образом вы будете защищать свой мир, уничтожая любые чужеродные элементы поля.

Таким образом, наш мир с возрастом становится день ото дня все более стабильным и надежным[3]. Но вот для свободного выбора остается все меньше места. Со временем мы практически отказываемся от него. И нужны неспокойный мятежный ум и мужество, свойственные гениям, для того, чтобы заметить элементы феноменологического поля, не соответствующие тем или иным базовым гипотезам и построенным на их основе концепциям. Однако восстановление свободы в и этом случае весьма ограничено, хоть может и поражать умы современников и даже потомков. Подобные Революции всегда лишь локальны и затрагивают только какую-то узкую сферу – науки, искусства, бизнеса и т.д. Восстановить же в полной мере утраченную свободу выбора, по всей видимости, невозможно. Слишком глобальна эта задача и предполагает настолько сильную тревогу, переживать которую было бы невыносимо. Полагаю, именно об этом говорят теологи, когда утверждают, что узреть или услышать Бога было бы губительным для человека.

Таким образом, покинув суперпозицию и появившись в качестве субъекта, человек утратил с ней связь и потерял доступ к ней. Суперпозиция стала нам недоступной, как Эдемский сад для Адама и Евы (простите за еще одну аналогию теологического характера). Зато мир, сотканный нами из концепций, приобрел плотность и стабильность. Однако, создав концепции, мы довольно быстро утратили власть над ними. Теперь сами концепции, независящим от нас образом, регулируют мир. Более того, создают нас самих. Так что теперь уже и не разобрать, кто чей хозяин. Да и не нужно вовсе. Бороться с концепциями, как я уже не раз утверждал, совершенно бессмысленно. В некотором смысле это суицидальное (в широком значении этого слова) поведение, потому что концепции это и есть мы. Что же нам остается? И в чем тогда заключается сущность психотерапии, которой и посвящена данная работа?

Восстановление чувствительности в поле: от принудительной валентности концепции – к естественной валентности суперпозиции

Наша задача – задача диалогово-феноменологических психотерапевтов заключается в том, чтобы восстановить у человека чувствительность к естественной валентности поля и способность к свободному выбору. Конфронтировать же с концепциями по этому поводу просто бессмысленно. Поэтому фокус нашего внимания в стратегии психотерапии смещается с концепции на альтернативный фон. Иначе говоря, мы движемся в сторону суперпозиции, в то «место», где концепций еще нет[4]. Повторю один из основных тезисов методологии диалогово-феноменологической психотерапии – значение фигуры находится в фоне. Более того, без фона фигура просто не имеет значения, а, следовательно, не существует.

Итак, фокус нашего внимания смещается в фон. Процесс психотерапии предполагает движение в сторону суперпозиции. Что это значит? Предположим, что суперпозиция и концептуальное регулирование мира находятся на противоположных концах некоего континуума. Попытка конфронтировать ту или иную концепцию, как это зачастую происходит в практике гештальт-терапии, когда терапевт «работает» с интроекцией[5], лишь парадоксальным образом усиливает концептуальное давление. И концепция-интроект от этого становится лишь сильнее. В случае же «успеха» такой терапии, концепция-интроект рушится. Однако что же мы получаем взамен? Правильно – новую концепцию. Например, вместо концепции «сердиться на близких плохо» получаем: «ты вправе отстаивать свои потребности и можешь злиться на окружающих». Вместо поедающего поедом альтруизма формируем такой же злокачественный эгоизм. И т.д. Терапия, в фокусе внимания, которой находится конфронтация с концепцией, может апеллировать лишь к альтернативной концепции. Несмотря на то, что в основу этой цели могут быть положены идеи анти-концептуального свойства.

Почему так происходит? Мне кажется, вполне справедливой здесь могла бы быть некая аналогия из области инвестиций. Так же, как дивиденды мы получим в случае инвестиции некой денежной суммы в тот или иной проект, так и, инвестируя душевные силы в борьбу с концепцией, мы получим еще больше концепций. Для того чтобы вступить в конфронтацию с актуальной хронической концепцией, которая появилась в фигуре терапевтического процесса, вам придется вооружиться аналогичными средствами. Борясь с концепцией, вы «играете по правилам» концепции. Нужно остановиться для того, чтобы понять, что вы в замкнутом круге. Как это сделать?

Диалогово-феноменологическая психотерапия – это культура фона, а не фигуры. Давайте же отвлечемся от концепции. Сфокусируем свое осознавание в смутной дали горизонта, где-то далеко за которым находится суперпозиция – некое недостижимое пространство, на пути к которому появляется все больше свободы и страсти к творческому акту выбора. Таково стратегическое направление переживания. Что же нас манит? До сих пор, конфронтируя с миром концепций, мы находились во власти принудительной валентности. Именно формированием и функционированием принудительной валентности поддержана власть концепций и именно поэтому, сражаясь с ними, мы все равно подчиняемся этому типу валентности. Суперпозиция же, напротив, имеет огромный ресурс естественной валентности. Нужно лишь дать себе мужество и принять на себя риск почувствовать ее. Наша Жизнь при этом может многократно усложниться, но витальности в ней, безусловно, прибавится.

По всей видимости, стоит раскрыть предыдущий короткий тезис более детально. Что означает идея переориентации с принудительной на естественную валентность? Снова несколько слов о том, как формируется концепция. И особенно – какое значение в этом процессе имеет принудительная валентность. Напомню, что любая концепция и базовая гипотеза, лежащая в ее основе, появляется лишь в ситуации более или менее выраженной тревоги. Когда мир приобретает, наконец, в этом процессе устойчивые формы, встает вопрос – куда исчезает тревога и исчезает ли она вовсе?

Тревога, питаемая витальными процессами поля, подкреплялась естественной валентностью. Теперь же она всем своим объемом инвестирована в концепцию. Иначе говоря, чем сильнее тревога, тем более сильной и устойчивой оказывается концепция, тем более стабильным является тот аспект «объективной реальности», который она создала. По этой причине наиболее глобальные и неоспоримые гипотезы в случае их разрушения вызывали бы такую же огромную тревогу. В случае разрушения какой-нибудь частной концепции, относящейся, например, к режиму или форме питания либо способов строить контакт с коллегами или близкими людьми, вы не почувствуете сильной тревоги. Однако если под угрозой окажется одна из базовых гипотез, имеющих отношение к природе человека или устройству реальности, вы встревожитесь не на шутку. Именно по этой причине, чаще всего мы даже не задумываемся о том, существует ли кровать, на которой мы сейчас лежим или насколько реален человек, с которым мы сейчас разговариваем, или наша ли это рука и рука ли вовсе. Поэтому мир «железобетонно» стабилен в части его оснований. Такова природа принудительной валентности, которая в качестве своеобразного цемента скрепляет феномены друг с другом в единую систему объективной «реальности».

Процесс психотерапии, фокусированной не первичном опыте, предполагает, повторю, смещение фокуса внимания с собственно содержания блокирующих переживание концепций в секторы фона. Наша задача заключается в том, чтобы быть готовыми впечатлиться теми новостями, которыми фон нас порадует. Со временем, передвигаясь в пространстве переживания, нам могут оказаться доступными те феномены, о существовании которых мы даже не догадывались. Постепенно шаг за шагом мы оказываемся все более чувствительными к тому, что происходит в поле. Так восстанавливается естественная валентность, источником которой, по всей видимости, и служит суперпозиция.

Необходимые условия и механизмы доступа к ресурсам суперпозиции

Предлагаю сейчас прикоснуться к одной из наиболее сложных тем в этой статье. Речь пойдет об использовании идеи суперпозиции для диалогово-феноменологической психотерапии. Тут довольно много парадоксов, которых нам не удастся избежать. Поэтому начнем с одного из них. Напомню, что суперпозиция по базовому определению квантовой механики предполагает отсутствие наблюдателя. Как только последний появляется в поле, суперпозиция коллапсирует до одной из возможных альтернатив мира и переживания этого мира. Иными словами, наблюдатель и суперпозиция несовместимы. С другой стороны, и именно в этом заключается основной парадокс, суперпозиция сопряжена с возможностью Присутствия в контакте с Другим.

Суперпозиция предполагает источник витальности, заблокированный в момент формирования той или иной концепции реальности. И лишь переживание в присутственном контакте оказывается необходимым условием ее восстановления. Другими словами, для того, чтобы достигнуть суперпозиции нужно использовать парадокс – усилить присутствие. Но ведь мы знаем, что наблюдатель создает реальность. Следовательно, можем ожидать, что в присутствии мы будем очень далеко от суперпозиции. Однако в этом и заключается парадокс – усиливая значение присутствия, мы оживаем. И именно в тот момент мы находимся как никогда близко к суперпозиции, тому «месту», где как раз и «выбрали» реальность.

Большинство же людей, «выбрав» из суперпозиции реальность, больше никогда не приближаются к точке этого «выбора», тем самым не меняясь никогда. Особенно легко это можно устроить, прячась за широкую сеть социальных контактов. Социальные контакты (не путать с присутственным контактом) как раз усиливают стабильность реальности, виду наличия огромного количество наблюдателей. Суперпозиция в этом случае просто недостижима. В присутствии же, несмотря на наличие наблюдателя, мы восстанавливаем свою способность жить. Именно ЖИЗНЬ является ключом к разгадке доступа к суперпозиции. Разумеется, мы ограничены тем, что всегда рядом с нами будут наблюдатели, которые фиксируют нас в «реальности». По этой причине изменения в жизни любого из нас довольно ограничены. Будда, например, достиг нирваны в том числе и благодаря тому, что отдалился от наблюдателей.

Акт наблюдения за нами окружающими нас людьми стремится к восстановлению статус-кво для стабильной в своих проявлениях реальности классического мира. Так же, как и наблюдение всех друг за другом стабилизирует все «уникальные реальности». И сила влияния этого наблюдения настолько велика, что шансы выбраться за пределы договоренностей наблюдателей стремятся к нулю. Другими словами, хотим мы того или нет, но вся наша жизнь направлена на подтверждение актов наблюдения. Более того, в свою очередь содержание наблюдения также соответствует существующему сговору – мы видим лишь то, что видят другие. Так замыкается круг наблюдения, в процессе которого реальность становится стабильной и надежной, с одной стороны и ригидной, с другой.

Выход за пределы этого круга мы называем либо гениальным прозрением, либо безумием. Отличие одного от другого чаще всего лежит в плоскостях двух основных факторов. Первый связан с объемом тревоги, которую испытывает автор инноваций. Чем выше тревога, тем больше шансов, что она дезорганизует активность этого человека, и общественное мнение вступит с ним в сговор на предмет оценки его состояния как безумия[6]. Второй имеет непосредственное отношение к социальной ситуации, в которой рождается инновация, а также степени ее угрозы для общественного сознания. Так, если в поле есть поддержка этой инновации, и у человека есть покровители и «маркетологи», а угроза общественному мнению относительно невелика, или по крайней мере, не вызывает радикального стремления защититься от нее, то в течение более или менее длительного времени неопределенный статус инноваций приобретает форму гениального прозрения. В свою очередь она тут же начинает трансформировать процесс последующих наблюдений – сначала у приверженцев и сторонников новой идеи, а потом и у обывателя. Так меняется реальность, в которой мы живем. Что касается первых – тех, которым не так повезло и которых квалифицировали как сумасшедших – то инновации, принадлежащие им довольно часто в течение непродолжительного времени просто стираются из короткой памяти окружающих.

Замкнутый круг наблюдений, о котором я говорил немного выше, может носить как глобальный, так и частный характер. В первом случае взаимные акты наблюдения с сопутствующими им договоренностями, что мы видим одно и то же (что, безусловно, снимает тревогу), фиксируют весь мир в стабильном состоянии. Например, мы день ото дня видим, что яблоко при падении с яблони, падает вниз. Замечаем ежесекундно, что стул плотный, вода мокрая, а через стену пройти невозможно. В доказательство этому мы, действительно, сломаем руку, если всерьез решим проникнуть ею через стену.

Далее. Мы ежедневно видим своих родителей и детей, которые демонстрируют свойственные их возрасту психологические и физиологические особенности. Мы и сами год от года замечаем, что наше тело стареет. Мы, действительно, болеем заболеваниями, которые предполагают «реальные» изменения в организме, и лечимся химическим или оперативным вмешательством в анатомию нашего такого же плотно тела. И наконец, если мы решим покончить собой и прыгнем с высоты 20-этажного здания, то, скорее всего, умрем. По всей видимости, каждый из вас, уважаемый читатель, может привести еще сотни примеров такого рода стабильной реальности нашей обыденной жизни. Правда, редко кто из нас задумается над тем, что все это лишь результат договоренностей примерно 7 миллиардов наблюдателей, живущих ныне на Земле[7].

Что касается частных проявлений замкнутого круга «наблюдений – договоренностей», то они также общеизвестны. Они могут носить субкультурный, семейный или групповой характер. В случае функционирования той или иной субкультуры речь идет о ценностях, традициях и ритуалах, на которых она основывается. Именно они формируют те особенности реальности, в которых существует та или иная субкультура. Разумеется, что жизнь представителей любой субкультуры день ото дня самим фактом наблюдения демонстрирует адекватность представлений о реальности. Представители одной субкультуры могут видеть или слышать то, чего не видят и не слышат представители других субкультур – духов, голосов, тех или иных проявлений природы, цветов, запахов и пр. Очевидно, что первичные условия реальности этих людей могут значительно отличаться от жизни других.

Относительно индивидуальных проявлений описываемой зависимости наблюдения и реальности. В начале прошлого столетия в социальной психологии появился термин «бихевиоральное подтверждение», известный в общественном сознании как феномен «самореализующегося пророчества». В чем он заключается? Суть его та же, что и в случае с глобальным проявлением замкнутого круга «наблюдений – договоренностей». Однако масштаб его гораздо меньший, а детали более вырисованы. Например, если члены одной семьи или группы, считают того или иного ее представителя глупым или эгоистичным, или избранным и т.д., то этот последний, действительно, будет таковым. Он будет жить в мире, где это является просто фактом реального положения дел. Весь ежедневный опыт будет каждый раз подтверждать это.

Применительно к психотерапии, это означает, что если терапевт считает своего клиента шизофреником, нарциссом, пограничным и пр., то последний вступит в сговор с ним и поможет создать соответствующую реальность. Более того, каждая терапевтическая сессия будет лишь подтверждением верности диагностики. Такая «терапия» обычно фиксируется годами в одном и том же состоянии. И только когда терапевт позволяет себе и клиенту увидеть в последнем некие отличия от феноменологии поставленного ранее диагноза, клиент начинает меняться. Но, как вы уже понимаете, при таком положении вещей изменения наступают не очень быстро. А в некоторых случаях и не наступают вовсе. Вполне себе неплохое оправдание для концепции о тех или иных трудных или неизлечимых клиентах. И стоит авторитетной фигуре в области психотерапии в этом случае написать соответствующую статью, описывающую «свой терапевтический опыт», как эта концепция вирусной атакой поражает еще сотни или тысячи терапевтических ситуаций. Читатели-терапевты, особенно встревоженные и напуганные сложностью процесса переживания в терапевтическом контакте, с радостью и готовностью «сфотографируют» свою терапию с клиентом по аналогии с предложенной концепцией, зафиксировав тем самым ситуацию и редуцировав ее переживание.

Литература

1. Погодин И.А. Диалоговая модель гештальт-терапии: сборник статей. В 2 т. Т 2. Сущность диалоговой психотерапии: практические и прикладные аспекты / И.А.Погодин. – Минск, 2009. – 102 с.

2. Уилсон Р.А. Квантовая психология. – М.: Янус, 1998. – 140 с.

3. Волинский С. Квантовое сознание / Пер. с англ. Д. Ивахненко. – Киев, 1997.

4. Уилбер К. Интегральная психология. Сознание, Дух, Психология, Терапия. — М.: 2004.

5. Уилбер К. Никаких границ. Восточные и западные пути личностного роста. – М., 2003.

6. Заречный М. Основы квантовой механики на примере двухщелевого эксперимента // Квантово-мистическая картина мира: Структура реальности и путь человека: http://www.ppole.ru/b_kv_1.htm.

7. Нефедов А. Нелинейная психология: http://www.klex.ru/6ly.

8. Вайцзекер К.Ф. Физика и философия // Вопросы философии. – 1993. – №1. – С. 115-125.

9. Погодин И.А. Диалектика творческого и адаптационного векторов в переживании реальности // Диалоговая модель гештальт-терапии: сборник статей. В 2 т. Т 1. Философские и методологические основания диалоговой психотерапии / И.А.Погодин. – Минск, 2009. – С. 61-78

10. Погодин И.А. Эволюция и экология вируса / Вестник гештальт-терапии (специальный авторский выпуск: «Психотерапия в эпоху постмодерна»). – Выпуск 5. – Минск, 2007. – С. 88-98.