Дэсмонд Моррис. Одежда и социология

Социологи знают, что одежда человека — такой же социальный сигнал, как и его речь, поведение и т. д. Даже те, кто уверяет, что «наряды им совершенно не интересны», и одеваются настолько небрежно, насколько это возможно, по сути, таким образом сообщают о своей роли в обществе и о своем отношении к той культуре, в которой они живут.

Говорят, что современный человек одевается все более свободно и «неформально». Но такое утверждение обманчиво. В действительности прежние условности уступают дорогу новым. Джинсы на молодом человеке сегодня — такая же условность, как цилиндр на его сверстнике из предшествующей эпохи. Современному парню может казаться, что он носит то, что хочет, и что он наконец избавился от тесных правил костюмного этикета, которые когда-то определяли существование людей в обществе — да, старые правила отброшены, но их быстро заменили неписаные правила сегодняшнего дня.

Чтобы понять эти правила, необходимо оглянуться на происхождение одежды. У одежды три основных функции: обеспечение комфорта, соблюдение приличий и, так сказать, «демонстрационная» функция. Обеспечение комфорта — это, конечно же, внеобщественная и внеличностная функция одежды. Природа требовала от человека защищаться от жары, холода и т. д.

Однако благодаря современной технологии люди, получается, могли бы отказаться от этой функции одежды: квартиры снабжены центральным отоплением и мягкой мебелью, так что мы можем преспокойно существовать в пределах своих квартир и нагишом. Но то, что мы этого не делаем, подводит нас к следующей основной функции одежды — к соблюдению приличий.

В различные эпохи правила скромности были различными, но основной принцип оставался неизменным: чем более пуританским было общество, тем тщательнее полагалось скрывать свое тело. Пример крайности в этом отношении — одеяния женщин в некоторых арабских странах, где скрывается не только тело, но и его очертания. В этих странах женщина никогда не появлялась на людях без плотной вуали, и только ее муж знал, кто она на самом деле — красавица или уродина.

Сегодня трудно и представить, насколько далеко цивилизованное общество заходило в своих требованиях соблюдения приличий. Когда-то в Англии считалось непристойным даже произносить слово «нога», а ножки роялей во время публичных концертов закрывались чехлами. Ступеньки, ведущие из купальных кабин в море или реку, занавешивались, чтобы посторонние не могли видеть, как люди в купальных костюмах спускаются в воду,— и так было всего сто лет назад.

Перейдем к следующей функции одежды, а именно к демонстрационной. Запрет мужчинам появляться без галстука в дорогих ресторанах связан не с тем, что они обнажают адамово яблоко, а с тем, что галстук — это показатель определенного социального статуса. Как и многие другие элементы костюма, галстук выступает не как средство создания комфорта или в качестве детали, что-то скрывающей, а как знак, определяющий принадлежность его владельца к четкой социальной группе. И эта древнейшая функция одежды сохраняет свою значимость и в наши дни. Именно поэтому бесцветные, сугубо практичные туники людей космической эры, знакомые нам по второразрядным научно-фантастическим книгам и фильмам, так же маловероятны, как и возвращение человека к полной наготе. Как только общество отказывается от одного набора декоративных деталей одежды, на смену ему приходит новый — и подобная эволюция будет продолжаться, вероятно, до тех пор, пока человек не перестанет быть «общественным животным»: одежда — слишком удобное средство для демонстрации статуса и взглядов ее обладателя, поэтому навряд ли человек откажется от этой ее функции и перейдет к нейтральной защитной оболочке.

В прошлом демонстрационная функция одежды регламентировалась крайне жестко. Например, в Англии XIV века костюм определялся не вкусом или стилем, а законом. Большую часть времени тогдашний парламент посвящал определению правил одежды для каждого социального класса. Если человек надевал костюм, который полагался людям, стоящим выше его на общественной лестнице, он подвергался штрафу, а «незаконная» одежда конфисковывалась. Однако закону этому люди сопротивлялись с упорством чрезвычайным: настолько велико было желание англичан демонстрировать — хотя бы посредством костюма — высокое положение в обществе. Правила ужесточались, штрафы росли — но тщеславие было непобедимо.

Англия не была одинока в строгости. В Германии времен Возрождения женщина, нарушившая подобные правила, была обязана носить на шее тяжелый деревянный воротник. А в американских колониях женщине возбранялось носить шелковый шарф, если ее муж «стоил» меньше тысячи долларов.

Все это — отдельные примеры, взятые из множества подобных предписаний, существовавших в ранние периоды истории человечества. И для нас важно обратить внимание на следующее: люди стремились «завысить» свое положение в обществе, надевая «не свой» костюм, а наказывали их, по сути, не за сам костюм, но за попытку с его помощью завысить свой статус. В нашей обыденной жизни ношение одежды уже не ограничено такими жесткими правилами, тем не менее майор, например, не имеет права носить форму полковника, да и другие виды официального костюма регулируются столь же жестко, как и в давние времена.

Может показаться, что современный «распад» системы «костюмных» законов и правил приведет к декоративному хаосу, но это отнюдь не так. Общество вместо того, чтобы прийти к полной свободе в выборе одежды, выработало свои собственные ограничения. Сначала юридические законы сменились законами этикета, сформулированными, пожалуй, не менее тщательно, чем уголовный кодекс. Затем, с уничтожением жесткой общественной структуры, пособия по этикету костюма исчезли. Но сами правила отнюдь не самоустранились — они просто «ушли в подполье», став неписаными и даже не произносимыми вслух. Когда британского лорда спросили, есть ли преимущества в его общественном положении, он ответил: «Есть только одно преимущество — я не должен одеваться так же чертовски тщательно, как мои слуги».

Впрочем, свято место пусто не бывает: демонстрация своего высокого положения в обществе нашла новые формы. Так, например, в XVIII веке такой формой стал... спорт. «Высокородные» мужчины занимались «высокородными» видами спорта. И при верховой езде английские сельские джентльмены надевали для удобства фраки и цилиндры — именно это одеяние стало ассоциироваться с досугом и возможностью не работать. «Благородный» спортивный костюм при помощи молодых модников превратился в повседневный костюм высшего света, а позже, к середине XIX века, стал обычным костюмом большой части общества.

Но повседневность данного костюма лишила его признаков «высокого статуса», и в поисках авангардных идей модники продолжали исследовать новую — спортивную — сферу. Наступила очередь ружейной охоты, рыбалки и гольфа — дорогостоящих развлечений, распространенных среди обеспеченных классов и потому являющихся прекрасным источником новых идей в области моды. Джентльмены надели клетчатые костюмы и котелки. Вначале подобная одежда считалась крайне неофициальной, но затем клетчатая ткань потеряла свою яркость и, став более приглушенной по цвету, вытеснила черный фрак, оставив ему скромное место одеяния для свадебных и других официальных торжеств, а также для некоторых вечерних «мероприятий». И по сути, все без исключения современные деловые люди носят варианты костюмов, ранее являвшихся спортивными.

В последние годы наметилась новая тенденция. Общество равных возможностей со все большей неприязнью относится к привилегиям, и это заставило тех, кто занимает высокое положение, еще более изощренно демонстрировать свой социальный статус. Стало немодным и даже опасным заявлять — при помощи одежды — о своей принадлежности к элите, которая может дозволить себе «дорогие» виды спорта. На смену «клубному» пиджаку яхтсмена пришла одежда, заимствованная у представителей общественных «низов»,— она давала возможность продемонстрировать, что в груди у богатых и знаменитых людей билось сердце «простых парней».

Самым первым симптомом таких перемен стала мода, родившаяся в результате отдыха в средиземноморских странах. Богатые молодые люди нарядились в грубые рубашки и свитеры местных рыбаков, затем мода распространилась во всех странах. Но какую, если вдуматься, информацию сообщала нам эта «простая» одежда непростых людей? А вот какую: «Я одобряю бедных ребят, но сам к ним не отношусь». Как это им удается? Способов много. Первый — носить свитер и джинсы в тех общественных ситуациях, в которых бедняк оденется в свой лучший костюм. Второй — носить прекрасно сшитую, стилизованную «одежду бедняка». Есть еще с десяток способов, но суть их одна — контраст между одеждой и тем, кто ее носит. Любой богатый или известный человек, чье лицо регулярно появляется на страницах газет и журналов, на экранах телевизоров и кинотеатров, может позволить себе надевать самую «бедняцкую» одежду на самые ответственные мероприятия. В этих случаях он или она, используя этот контраст, совершает молчаливую, но активную атаку на общество, превозносящее благосостояние в качестве высшей ценности.

В сложном мире сигналов, «излучаемых» человеческой одеждой, существует множество тенденций. Часто они пересекаются, одни из них быстротечны, другие живут десятилетиями. Кратковременные тенденции — это обычно не более чем поиск нового; в их основе лежит потребность носителей одежды демонстрировать свою «современность». Такие тенденции зачастую быстро облетают земной шар и затем уходят в небытие. Однако демонстрация последних тенденций моды свидетельствует не только о том, что индивидуум идет в ногу с обществом, но и о его способности через определенные интервалы времени платить за новую модную одежду, то есть о его социальном статусе. Следя за мельчайшими изменениями в деталях нашего костюма (например, за изменениями ширины брюк или пиджачных лацканов), можно составить графики изменений сигналов, подающихся человеческой одеждой. Бессознательно мы постоянно составляем такие графики, что помогает нам «считывать» множество сигналов, передаваемых нам другими людьми. Таким образом, одежда является такой же частью языка человеческого общения, как и жесты, выражения лица и позы.

Десмонд Моррис, английский социолог