Георгий Почепцов. Военные исследования проблем коммуникации и мышления. - Георгий Почепцов

Сложность задач, ныне стоящих перед военными, а также параллельное развитие новых методов в социальных и гуманитарных науках, которые привели к принципиальным прорывам в изучении коммуникации и мышления, обусловили использование новых подходов в сугубо прикладных военных задачах. Это сфера информационных войн, о которой мы много писали. Но это также и сферы принятия решений и факторов, влияющих на решения. Поскольку мы имеем дело с более развитой, чем у нас, наукой, речь идет не просто об изучении принятия решений, а, например, о принятии решений в условиях неопределенности (см. работу Пола Дэвиса по планированию в условиях неопределенности — Davis PK Lessons from RAND's work on planning under uncertainty for national security. — Santa Monica, 2012, собственно, Пол Дэвис еще в 90-х годах вместе с Джоном Аркилло исследовал моделирования поведения лидеров противника). Кстати, за работы в этой сфере была присуждена Нобелевская премия — ее получил Дэниел Канеман (Канеман Д. и др. Принятие решений в неопределенности. Правила и предубеждения. — Харьков, 2005; Kahneman D. Thinking, fast and slow. — New York , 2011).

В этом русле следует упомянуть также Гэри Клейна (Klein G. The power of intuition. — New York etc., 2003; Klein G. Streetlights and shadows. Searching for the keys to adaptive decision making. — Cambridge — London, 2009). Он интересен своим прикладным мышлением. В то же время применение его подхода демонстрирует принципиально инновационное мышление самих военных. Дело в том, что Клейн на базе опросов людей, принимающих решения в чрезвычайных условиях (военные, полицейские, пожарные), узнал, что на практике никто не пользуется методом, который преподают в университетах. Речь идет о сравнении и оценке различных вариантов. Никто не ищет варианты, человек просто вспоминает наиболее близкую к данной ситуацию из собственной жизни, чтобы повторить тот же алгоритм действий.

В результате к Клейну обратились американские морские пехотинцы, которые сообщили: они принимают решения не так, как их учат, а так, как пишет Клейн. И попросили учить их по-новому. Сначала Клейн ответил: суть его теории в том, что научить этому невозможно и обучение не работает. Его теория базируется не на рациональном принятии решений, а на интуитивном. Но в итоге он стал заниматься с ними активацией именно интуитивных возможностей человека.

Мы можем выделить следующие области военной науки, где активно работает гуманитарный / социальный инструментарий. Таких сфер семь:

• информационные / психологические операции,
• принятие решений,
• нарративы,
• метафоры,
• анализ больших массивов информации,
• антропологические исследования,
• исследования социальных медиа.

В контексте общего развития эти сферы можно назвать военно-гуманитарными или военно-социальными. Например, социальные медиа интересуют военных в контексте того, как составить представление о мнениях населения в местности, где расположены войска. Это также дает возможность прогнозировать нестабильность и олнения в стране.

Сейчас военные активно изучают такой формат человеческого общения, как рассказы, нарративы. Это связано с тем, что победа на поле боя больше не является достаточной, нужна еще победа в головах. И здесь «Аль-Каида» и Пентагон соревнуются в том, чей рассказ будет выглядеть достоверной и привлекательной.

Отдельно теперь изучают причины переходов в наративах от одной ситуации к другой. Вообще, как подчеркивает сотрудник Института креативных технологий Университета Южной Калифорнии Эндрю Гордон, рассказывать — это универсальное человеческое свойство (см. его биографию со списком публикаций). Рассказы позволяют передавать важную информацию как отдельному индивиду, так и целой группе.

На деньги Пентагона Институт креативных технологий разрабатывает тему «Нейробиология нарративного фрейминга». В этом проекте сотрудничает и один из известных основателей нейронауки профессор Антонио Дамасио, который является директором Института мозга и креативности этого университета (см. его биографию).

Разумеется, интерес военных обусловлен тем, что реакция людей зависит от того, как поданы те или иные события. Есть несколько гипотез, с которыми работают военные:

• мощное влияние сакрального фрейминга связано с активацией зон мозга, которые имеют отношение к идентичности, эмоциям, нравственному выбору и социальному познанию,
• различия в воздействии конкретных фреймов зависят от культуры,
• личные рассказы, оказывающих влияние на сакральном уровне, могут быть смоделированы в миллионах интернет-историй,
• культурно-зависимые фреймы могут быть смоделированы на том же материале,
• можно прогнозировать, какой тип сакрального фрейминга будет более эффективным.

Эксперименты исследователей заключались, в частности, в том, что они собрали 300 описаний видео двух событий, чтобы отделить объективные и субъективные характеристики, представленные в описаниях. Поэтому речь идет о вполне конкретной и кропотливой работе. Спасает исследователей то, что работа выполняется методами компьютерной лингвистики. Отдельно изучаются выражения каузаций в разных жанрах и в различных профессиональных участках.

Во многом нейронаука началась с изучения метафорической коммуникации (именно изучение метафор послужило, например, для Джорджа Лакоффа мостиком к нейронауке (Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. — М., 1990; Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics. — New York etc., 2009). Это связано с тем, что метафоры рассматриваются как способ (употребляют термин «концептуальные метафоры»), для них язык является вторичным.

Сегодня истории и рассказы стали предметом изучения и у маркетологов (см. здесь и здесь). Как и военные, маркетологи открывают для себя многое из уже давно открытого литературоведением. К тому же, это формат не просто рассказа-нарратива, но и нашего мышления. Здесь объединились форматы и коммуникации, и мышления.

Военные в изучении сторитейлинга ставят себе такие цели: «Лучшее понимание мыслей и чувств других». Поэтому возникает необходимость изучить, как именно нарративы влияют на «моральную нейробиологию». Здесь их интересует, как те или иные рассказы могут вызвать чувство вины или невиновности. Есть нарратив становится инструментарием для управления мыслями.

Проект Центра стратегических коммуникаций Университета штата Аризона, который получил от военных 6,1 миллиона долларов, пытается перейти от интерпретации к эмпирическим исследованиям в области нарратива и того, каким образом он влияет на мышление. Военных интересует то, какие структурные компоненты нарратива могут способствовать или препятствовать пониманию.

При этом исследователи обратили внимание на интересную разницу между рассказом и нарративом (см. здесь и здесь). В первом случае мы имеем постоянную структуру (начало, середина, конец). Рассказ больше невозможно использовать, ибо сюжет является завершенным. Иная ситуация с нарративом. С одной стороны, в нем еще нет окончания, с другой — он приглашает других участников к участию.

Подчеркивают еще и другие характеристики нарратива, опираясь на доклад Джона Хейгла (его сайт — www.johnhagel.com/index.shtml). Рассказы имеют законченный характер, они не касаются вас, ведь можно слушать их, но не действовать. Джон Хейгл как бизнес-консультант считает, что нарратив невозможно отдавать для разработки в пиар-компании. Он также красиво сказал, что мир следует рассматривать не как семь миллиардов ртов, которые надо накормить, а как семь миллиардов мозгов, которые надо раскрыть. Другие изложения этого выступления можно прочитать здесь, здесь и здесь.

Стивен Корман критикует теорию Хейгла в том контексте, что нарратив является не просто нерешенной историей, а системой историй (рассказов), часть которых решена, а часть — нет. Такую историю пытаются определить как «событийную единицу», которая отвечает на вопрос «кто, где, когда и как». А нарратив тогда строится из нескольких взаимосвязанных «событийных единиц». Их должно быть не менее двух. И к ним могут быть добавлены новые.

Соответственно, появляются разработки, где создается не только нарратив, но и анти-нарратив, например, анти-иранский. Под углом зрения отсутствия конкурентного нарратива критикуется даже выступление президента Обамы в Вест-Пойнте. Ему говорят, что в этой речи относительно присутствия Америки в Афганистане президенту не удалось построить объединительного нарратива, который показывает, «кто мы как народ, чего именно мы пытаемся достичь там».

Современные томографические исследования мозга показывают, что слова активируют не только зоны мозга, ответственные за речь, например, слова «лаванда» или «мыло» активируют также зоны, ответственные за запахи. Когда мы говорим метафорически, что у нее бархатный голос, активируется чувственная зона.

Американская разведка вкладывает миллионы долларов в программу по изучению метафор, ибо они отражают особенности модели мира, способы мышления людей разных культур. В ней 36 страниц одних только предложений, направленных на разработку автоматического анализа метафорической языка (см. здесь и здесь). Заголовки газет кричат о том, что США разрабатывают программное обеспечение для анализа метафор.

В предложениях разведки приводится пример влияния метафоры. Преступность описывается или как дикий зверь, или как ВИРУС. В зависимости от выбора метафоры участники эксперимента в первом случае требовали большего участия полиции и заключения, во втором — поиска причин и внедрения программ, которые бы помогали людям избежать такого типа поведения.

Сама структура, предлагающая ученым гранты на исследования в этой области, называется IAPRA — Intelligence Advanced Research Projects Activity. Она занимается перспективными исследованиями в области разведывательной деятельности.

В качестве примеров для изучения, в которых могут быть собственные метафоры, предлагаются две сферы:

• противоположные взгляды на мировые события (например, «конфликтные узлы» Китай — Тайвань или Израиль — Палестина),
• признания или отвержения задекларированных представлений (например, Уго Чавес).

Предлагается анализировать, как израильтяне и палестинцы описывают друг друга или индусы и пакистанцы описывают Британию. Или другой пример — фраза: «Вы должны найти свой собственный путь» нейтральная, потому ассоциируется с путешествием, а фраза: «Вы должны бороться за то, чего хотите» — отрицательная, ибо ассоциируется с борьбой.

Военные также констатируют, что культурные нормы являются скрытыми, даже от носителей этой культуры. Поэтому и нужна система, которая будет искать и собирать именно эти культурные особенности. И хотя об этом не пишется, можно выдвинуть такую гипотезу, что носитель одной культуры, когда говорит на другом языке, все равно время от времени будет применять свою метафорику, что позволит его вычислить.

Типичным объектом в теории разведки является попытка избегать психологических шаблонов, которые мешают увидеть проблемы свежими глазами. На это настроен проект Сириус (см. здесь, здесь и здесь). Им выделено шесть психологических предубеждений, причем подчеркивается, что традиционными методами не удается натренировать людей на то, как от них избавиться. Например, одной из таких ошибок является стремление предоставить действиям объекта внутреннее объяснение (исходя из особенностей его личности), забывая о влиянии внешней ситуации на него. Поэтому предлагается создание видеоигр, которые учили людей избавляться от этих психологических недостатков мышления (см. здесь, здесь и здесь).

В общем, нынешнее внимание к нарративам имеет под собой еще одно основание. Поскольку нарратив реально работает с эмоциями, то это еще и эмоциональныйинструментарий, статус которого мы недооцениваем, потому что, как оказалось, эмоции проявляются и подсознательно. Об этом пишет Дрю Вестен (Westen D. The political brain. — New York, 2007) и, опираясь на него, Джордж Лакофф (Lakoff G. The political mind. — New York etc., 2009). К тому же, почти 98% нашего мышления происходит вне нашего сознания.

Активно продолжается анализ больших массивов информации, во что уже вложены миллионы долларов. А теперь в этой сфере еще и возникла инициатива Белого дома ценой в 200 миллионов долларов. Ранее на те же цели Пентагон выделил 100 миллионов, которые пошли центральным университетам вроде Стэнфорда и компьютерным фирмам (см. здесь, здесь и здесь).

Интересно, что выделение средств не вызвало протестной бури, как после проекта «Минерва», когда под крышу военного ведомства были привлечены антропологи (см. здесь и здесь). Тогда министр обороны Гейтс говорил не только о конкретных странах, которые интересуют ученых, но и о том, что они готовы финансировать новые науки, которые могут возникнуть, как это было с кремлелогией или теорией игр. Как пишет Джон Маркофф в New York Times: «Наиболее оптимистичные исследователи считают, что доступность больших массивов информации впервые предоставит возможность открыть социологические законы человеческого поведения, позволяя прогнозировать политические кризисы, революции и другие формы социальной и экономической нестабильности, подобно тому, как физики или химики могут прогнозировать природные феномены».

Мы уже писали о большом количестве исследовательских программ, финансируемых людьми в погонах и нацеленных не только на анализ общественного мнения, но и на прогнозирование поведения, в том числе и лидеров стран (Почепцов Г. От Facebook'а и гламура к WikiLeaks: медиакомуникации. — Киев, 2012).

Сейчас военные при проведении своих операций почувствовали значительно большую зависимость от гражданского населения, поэтому им следует воздействовать как на собственное население, так и на население противника или нейтральных стран. Все это вызывает потребность в серьезном изучении не только динамики общественного мнения, но и модели мира этого населения. Только так возрастет эффективность коммуникаций с ним.

Поэтому анализируются базовые параметры, на которых основывается модель мира человека. Часто мы этого не знаем даже о себе самих. Интересное исследование Михала Косински позволяет увидеть большие возможности, скрытые, например, в социальных медиа (см. здесь и здесь). Ученый получил высшее образование в Варшаве, магистерское исследование посвятил поведению покупателей на интернет-аукционах, а сейчас работает в психометрических центре Кембриджского университета (см. здесь и здесь).

Изучение личностных характеристик пользователей на основе их предпочтений в интернете присутствует и в других работах Михала Косински. Интересно: женщин в исследовании было 61%, но из-за того, что они раздают больше «Лайков», в этом они преобладают — 71%. Все это можно использовать для того, чтобы благодаря персональному профилю аудитории оптимизировать вебсайты.

В обсуждаемом исследовании говорится об определении личностных характеристик на основе тех «лайков», которые пользователи раздают (см. здесь, здесь и здесь). Например, с точностью 95% удалось установить, что это белый человек, или афроамериканец. С точностью 88% — что он гей. С точностью 85% — он демократ или республиканец. Пьет ли алкоголь — с точностью 70%, употребляет наркотики — 65%.

Вывод из этой статьи таков: коммерческие и правительственные организации могут легко устанавливать политические, сексуальные и другие предпочтения человека, основываясь на его «лайках» в Facebook. Газета Daily Mail добавляет: банки могут таким образом устанавливать, кому можно одалживать деньги. В другой работе говорится о такой характеристике, как открытость человека. Такой человек более креативен, любит искусство, приключения, новые идеи. Эти характеристики также помогают при отборе на работу.

В общем, это направление заставляет искать новые пути эффективного общения. Газета Los Angeles Times акцентирует внимание на том, что реклама страховых кампаний в разговоре с нестабильными (невротическими) потребителями должна акцентироваться на безопасности, а в разговоре с эмоционально стабильными — на потенциальные риски. А в Daily Mail есть еще один вывод: «Все это дает правительствам прекрасную возможность наблюдать, что читают люди и каковы их политические предпочтения. Это более агрессивный инструментарий, чем наружное наблюдение с помощью видеокамер».

Развитие социальных и гуманитарных наук вышло сегодня на принципиально новый уровень. Они все меньше страдают субъективизмом. Приобретенная благодаря новым методам объективность позволяет решать такие прикладные задачи, о которых раньше невозможно было даже думать. И этот новый инструментарий идет во все прикладные сферы, включая военную сферу. Другие профессиональные сферы, которые тоже пользуются этими достижениями, — бизнес, политтехнологии и государственное управление.

© Почепцов Георгий Георгиевич,  2013 г.