Мартин Р. Наблюдение и рефлексия: отреагирование воспоминаний и представление будущего посредством фотографии

Взгляд как культурный феномен

Нас постоянно "атакуют" различные "взгляды" - телевидения, кино, газет и журналов, рекламы. Все они пытаются сформировать у нас определенную систему значений, образ мира, повлиять на наше представление о реальности и даже наше ощущение собственного "я". Создается впечатление, что у нас нет своего "я", которое предшествовало бы тому "я", которое сконструировано для нас разными формами репрезентации.

Феминистские критики кинематографа в 1970-е годы анализировали голливудские фильмы, используя теорию психоанализа:

"В мире гендерного дисбаланса восприятие оказывается расщепленным на активный/мужской и пассивный/женский полюсы. Определяющим оказывается мужской взгляд на реальность. Мужчина проецирует на женщину свои фантазии, задавая ей определенный стиль. В своей традиционной эксгибиционистской роли женщина одновременно является объектом созерцания и объектом демонстрирования. Ее внешность кодируется таким образом, чтобы вызвать наиболее сильный визуальный и эротический эффект… Мужчина же - протагонист; он руководит женщиной, определяя, как ей нужно выглядеть и как себя вести" (Mulvey, 1975, p. 11).

Теоретики искусства расширили круг анализируемых медиа-средств с тем, чтобы показать, как в патриархальном обществе взгляд наделяется функцией контроля, классификации, дефиниции и объективизации. Дело не в физиологии, а в доминирующих культурных репрезентациях и в той системе значений, которую они конструируют. Эта система значений непосредственно связана с социальным контролем. Позиция власти ориентирована на сохранение гендерного и расового превосходства, она обусловлена стремлением удержать главенствующие позиции, с высоты которых все, что находится на периферии, воспринимается как "иное". При претензии на универсальность такой взгляд приводит к маргинализации женщин, чернокожих, лиц иного этнического происхождения, геев и лесбиянок.

В культурологических исследованиях последнего времени, посвященных роли аудитории в формировании системы значений, а также противоречивому восприятию окружающих объектов, развивается мысль о полисемичности текста и о том, что его значения постоянно меняются и не являются строго фиксированными (Gamman, Marshment, 1988, 1991). Фотография и художественная практика могут деконструировать различные тексты и показать, как посредством системы репрезентаций происходит конструирование их значений, а затем благодаря этому создать новую систему значений и использовать иные способы прочтения текста.

Таким образом, понимание идентичности предполагает изучение тех конструктов и языков, которые люди используют для обозначения иных гендера, расы, национальности, класса, сексуальной ориентации, возраста, состояния здоровья, а также негативных проекций со стороны тех, кто обладает той или иной властью. Подобное определение идентичности позволяет понять комплексный характер механизма, приводящего к маргинализации разных социальных групп.

Истоки идентичности следует искать отнюдь не в прошлом человека, а в непрекращающейся игре истории, культуры и власти. Если речь идет об индивиде, его идентичность отнюдь не обозначена в паспорте,- она может быть постигнута лишь с учетом сложного взаимодействия различных аспектов субъективности, а также сознательных и бессознательных процессов, посредством которых эти аспекты воспроизводятся в культуре.

"Гендер - это конструкт, генезис которого чаще всего скрыт. Молчаливое коллективное согласие исполнять, продуцировать и поддерживать дискретные и полярные гендеры в качестве культурных иллюзий лишь запутывает тех, кто пытается исследовать механизм их создания. Этот конструкт внушает нам веру в его необходимость и естественность" (Butler, 1990, p. 140).

Однако оспаривание непреложности социальной категории гендера не предполагает отрицания того, что в повседневной жизни она может иметь определенный смысл. Хотя я знаю, что женственность - это конструкт, я осталась женщиной и поэтому так или иначе должна принимать те реальные следствия и культурные ожидания, которые связаны с ним.

Роль отражения в формировании идентичности

Понятие формирующего взгляда было введено такими теоретиками, как Винникотт, Лакан и Фокольт. Все они пытались понять, каким образом механизм отражения позволяет сформировать идентичность человека. Иногда взгляд может выражать любовь и положительное расположение к vis-a'-vis, но иногда он может быть назойливым и недоброжелательным.

Поначалу наша идентичность формируется совершенно неосознанно во множестве отражающих нас зеркал, а затем мы продолжаем постигать ее посредством языка и культуры, становясь субъектами различных социальных дискурсов, которые продолжают ее конструировать. "Достаточно хорошая мать", в соответствии с теорией развития Винникотта, является первым "зеркалом" ребенка:

"Когда я смотрю, я становлюсь видимым, а значит, я существую. Сейчас я могу смотреть и видеть. Сейчас я также могу смотреть и творчески воспринимать то, что мне уже известно" (Winnicott, 1971, p. 134).

Однако если мать "застревает" в своей проективной идентификации, передавая ребенку переживаемые ею чувства отчаяния, беспомощности и раздражения, порожденные когда-то в прошлом неадекватностью ее собственной матери, ребенок увидит в этом "зеркале" не себя, но мать. Ребенок будет пытаться адаптироваться к настроению и чувствам матери вместо того, чтобы фокусироваться на своих собственных потребностях и чувствах.

Лакан пишет о "фазе отражения", с которой начинается усвоение ребенком гендерной субъективности и ассоциирование себя с определенной системой значений (Lacan, 1977). Смотрясь в зеркало, ребенок видит не себя, но "гештальт" - целостный внешний образ субъекта. Расхождение между визуальным гештальтом и ощущаемой субъективной реальностью означает, что образ отражает реальность и в то же время является идеализированной репрезентацией, поскольку включает ту целостность и те умения, которыми ребенок не обладает. "Фаза отражения" является началом процесса идентификации ребенка, предполагающего формирование у него зависимости от своей репрезентации, каковой является его физический облик.

Фотография как опосредованная память

"Оживление воспоминаний в психотерапии существенно помогает клиенту укрепить свою идентичность, осознать свою уникальность и смысл жизни. Все это - слагаемые здорового чувства "я"" (Jansen, цит. по: Dowrick, 1992, p. 22).

Что же такое "фотографическая память"? Для многих людей документирование жизненных событий связано с созданием семейного альбома, однако он, по сути, является идеологическим конструктом, поскольку содержащиеся в нем фотографии подвергаются тщательному редактированию для того, чтобы сформировать миф о счастливой семье. Семейный альбом выступает документом по "связям с общественностью" и посредником между членами семьи, помогая им ощутить свою солидарность в противостоянии окружающему миру, вызывая у них удовлетворенность своими достижениями и убеждая в семейной гармонии и сплоченности.

Подобная практика связана с нормами конвенционального фотографирования, усваиваемыми нами из популярной культуры и поддерживаемыми транснациональными корпорациями, такими как "Кодак". Чтобы понять это, следует задать себе ряд вопросов: кто фотографировал? Для чего? В каком контексте?

Рассматривание семейного альбома часто вызывает ностальгию, связанную с потребностью в возвращении "домой", в идеальное прошлое - воображаемый период жизни, свободный от противоречий, где все было на своем месте и вполне "реально". Однако все эти фотографии являются не более чем "глянцевой картинкой", отражающей лишь поверхностный смысл событий, под которым содержится множество скрытых нарративов.

В 1970-е годы в США и Канаде психотерапевты начали использовать фотографию в качестве инструмента консультирования (Fryear, Krauss, 1983; Weiser, 1993). Применяя для обоснования этой практики различные теории, они рассматривали фотографию в основном как средство исследования бессознательного. Работа была ориентирована главным образом на выявление индивидуальных ассоциаций с образами, а также поиск значений, отражающих неосознаваемую внутреннюю картину реальности клиента. Занимая безоценочную позицию, психотерапевты пытались обсуждать с клиентами фотографии, задавали им различные вопросы, призванные помочь последним осознать свою систему ценностей. Семейные альбомы при этом служили ценным источником биографического материала, стимулом для сочинения клиентом историй о своем прошлом и исследования семейной системы, помогая ему понять, как его прошлое влияет на настоящее.

Можно ли расширить круг фактов из жизни клиента, фиксируемых фотографией? Что произошло бы, если бы в семейном альбоме появились фотографии, отражающие сцены насилия, конфликтов и тех моментов, которые связаны с болезнью или травмами?

Создание реконструирующей фотографии

С 1983 г. я, в сотрудничестве с Йо Спенсер, начала использовать новый метод психотерапии, названный нами "реконструирующая фотография". Сознавая, что наша жизнь запечатлена на фотографиях далеко не полностью, мы попытались реконструировать прошлые события и создать образы, отражающие множество наших идентичностей. Данный метод основан на понятии фотографического дискурса, на теории культуры, на понимании связи между образами и контекстом их создания, а также на представлениях о сознательной и бессознательной идентичностях.

Стремясь проникнуть за "экран памяти" и плотный слой мифологических построений, которые мы столь долго воспринимали как наше реальное прошлое, мы попытались рассказать нашу подлинную историю и сделать ее зримой - увидеть свою жизнь собственными глазами. Одним из аргументов в пользу использования фотографии в качестве инструмента психотерапии была ограниченность доступных нам в то время форм визуальной репрезентации. Понимая, что создать "идеальный" или "позитивный" образ практически невозможно и что попытка создать такой образ шла бы вразрез с представлением о "сконструированности" его смыслов, мы стремились сделать более наглядной всю сложность и противоречивость экзистенциального "я": кто я такая? Как я стала тем, кто я есть? Кем я могла бы стать? В какой мере я являюсь субъектом и в то же время объектом дискурсивных практик общества?

Наш подход к разработке данного метода фототерапии был экспериментальным и интегративным. Мы основывались на разнообразных техниках, освоенных при посещении обучающих курсов по соконсультированию, гештальт-терапии, визуализации, психосинтезу и психодраме.

Ассаджиоли использовал понятие субличностей, связанное с разными видами опыта и теми ролями, которые мы играем в разных обстоятельствах, выступая перед разными аудиториями (Assagioli, 1975, pp. 74-77). Это могут быть, например, такие роли, как "испуганный ребенок", "учитель", "судья", "родитель" или "гедонист". Проигрывание этих ролей позволяет нам лучше понять наши внутренние конфликты и потребности. Исполняя различные роли в драматерапии, мы можем быть столь же спонтанными и свободными в своей игре, как дети. При разработке нашего метода мы соединили постмодернистскую теорию конструирования фрагментированной субъективности с теми техниками, которые позволяют делать зримыми и исследовать разные субличности с тем, чтобы человек мог достичь эффекта трансформации и осознать многомерность своего "я". Поскольку фотография позволяет фиксировать определенные детали образа - одежду, прическу и окружающие человека предметы - она может точно указывать на время и место съемки. Фотография включает элемент перформанса: она призвана не только "поймать" образ, но и "оживить" его, сделать его более реальным. При этом тело рассматривается не столько как "вместилище" смыслов, сколько как культурный текст, который может быть "исполнен", то есть представлен в виде "действующего" образа.

Отталкиваясь от нашего личного материала и реального контекста нашей жизни - времени, места и культуры, - мы попытались понять, как социальное "конструирование" нашей идентичности отражается в драме повседневности. Исследуя свои чувства боли и стыда, те модели гендерного поведения, которые были усвоены нами в результате общения с нашими матерями, историю своей сексуальности, наши отношения с дискурсами медицины, образования, права и различных медиа-средств мы пытались сделать зримыми связи между личными, социальными и политическими явлениями. В своей психотерапевтической работе я признаю и уважаю как внутреннюю, так и внешнюю реальность моих клиентов.

Мы с Йо Спенсер работали как партнеры по соконсультированию; при этом мы были совершенно равны и поочередно выступали то в роли психотерапевта, то в роли клиента. Создав посредством соконсультирования атмосферу доверия и безопасности, мы переходили затем к рассмотрению сложных вопросов и рефреймингу наших психотерапевтических отношений. Это давало нам целый ряд преимуществ, поскольку мы имели возможность лучше понять отношения власти и подчинения. Мы смогли глубоко прочувствовать, каково это, когда тебя снимают, когда ты смотришь или когда тебя рассматривают. Во всем этом есть и радость, и удовольствие, вызванные тем, что ты находишься в центре внимания, и в то же время - страх открытости и "обнажения".

Опыт работы в качестве клиента позволил мне в дальнейшем лучше понимать чувства тех, с кем я проводила терапию. Теперь я могу говорить как от лица психотерапевта, так и от лица клиента. Этот опыт помог мне осознать те ошибки, которые мы делали, а также ограничения, связанные с использованием модели соконсультирования. Сейчас, работая в качестве фототерапевта, я гораздо более формально подхожу к установлению контакта и определению границ психотерапевтических отношений, что позволяет удерживать переживания клиента. Прежде чем перейти к фотографированию, я в течение некоторого времени работаю с клиентом в режиме соконсультирования с тем, чтобы сформировать достаточно устойчивые психотерапевтические отношения. Теперь я гораздо лучше понимаю, как происходит работа с переносами и контрпереносами, которые проявляются во всех случаях без исключения и бывают крайне выражены в ходе психотерапевтических сессий.

Воплощение и овладение собственным телом

Воплощение и овладение собственным телом являются основными понятиями реконструирующей фотографии. Задача этого метода состоит в том, чтобы помочь клиенту стать хозяином своего прошлого и настоящего, понять свой травматичный опыт и те сложные чувства, которые с ним связаны и от которых клиент пытается дистанцироваться. Работа проводится в форме консультирования. Это позволяет выявить основные проблемы клиента, установить их связь с разными событиями его жизни и определить цели психотерапии. Воплощение связано с повторным проживанием прошлых событий и отреагированием травматичных переживаний перед фотокамерой. Благодаря возвращению в прошлое, повторному переживанию сложных чувств здесь-и-сейчас и их последующей трансформации в новые чувства достигается катарсический эффект. Использование фотографии позволяет "объективировать" переживания и дает клиенту возможность увидеть себя со стороны, принять и осознать свои чувства. В конечном счете, достигается интеграция отчужденных или отрицаемых клиентом аспектов своего "я" в его личность и более глубокое понимание им того, кем он является на самом деле. Эти эффекты обусловливаются раскрытием клиента в психотерапевтических отношениях: не только возможностью рассказать психотерапевту о том, что он считает для себя постыдным и старается скрыть от окружающих, но и способностью увидеть это и тем самым освободиться от той власти, которую болезненные переживания имеют над клиентом. Фотография помогает клиенту рассказать о том, о чем он раньше рассказать не мог, увидеть нечто, ранее невидимое для него, "встретиться" с теми чувствами, с которыми раньше он "встретиться" не решался. Благодаря использованию данного метода клиент также может осознать динамику власти и беспомощности во взаимоотношениях и, идентифицируясь с соответствующими ролями, значительно расширить диапазон своих возможностей, понять "теневые" стороны своего "я". При этом "иное", представлявшее ранее отчужденные аспекты личности клиента, начинает восприниматься им как составная часть самого себя.

Работая в русле данного подхода, психотерапевт выступает в роли эмпатического свидетеля чувств клиента. Терапевт помогает клиенту рассказать свою "историю", достичь большей точности и конкретности в описании и "изображении" своих переживаний. В случае необходимости может быть использована техника сочинения диалогов, применяемая в рамках гештальт-подхода. Это не только делает переживания более "валидными" для клиента, но и позволяет ему лучше понять ту позицию, которую терапевт должен занять позже, во время фотографирования. Я стараюсь как можно более точно запомнить то, что говорит клиент, чтобы затем в работе с ним использовать его же слова. Важно зафиксировать тот момент прошлого, с которым связаны текущие проблемы клиента, и найти возможность трансформации его травматичного опыта в позитивное отношение к себе.

Работая над тем, чтобы сделать мысли и чувства клиента "зримыми", важно помнить, что образы должны создаваться самим клиентом. Моя же задача заключается в том, чтобы помочь им выйти наружу. Я прошу клиента подготовить реквизит и костюмы и, в случае необходимости, предоставляю ему на выбор те предметы, которые имеются в моей коллекции. Я осуществляю функцию поддержки и предлагаю клиентам принять ответственность за происходящее на самих себя. Это требует от них большего включения в процесс и помогает мне увидеть, когда они готовы перейти к съемке. Поиск реквизита и одежды связан с оживлением сильных чувств, и я рекомендую клиентам приносить на сессию то, что они смогут найти дома.

Фототерапия не является попыткой клинициста контролировать чувства и мысли клиента, она призвана высвобождать переживания и воспоминания клиента в атмосфере приятия, поддержки и безопасности. Фототерапевт при этом наделяется взглядом "достаточно хорошей матери", тем взглядом, который является "зеркалом" клиента и не допускает проекций собственных травматичных переживаний психотерапевта на клиента. Клиент сам контролирует процесс "отражения", исследуя разные аспекты своего "я".

"Психотерапия состоит не в том, что клиницист дает точные интерпретации переживаний клиента, но в том, чтобы "вернуть" клиенту его собственные чувства… Если психотерапевт решает эту задачу достаточно успешно, клиент сможет найти свое собственное "я" и стать реальным" (Winnicott, 1971, p. 137).

Удерживание чувств клиента благодаря присутствию психотерапевта позволяет преодолеть сопротивления. Обеспечивая "отражения" переживаний клиента, фототерапевт при необходимости может играть роль "другого" с тем, чтобы помочь клиенту лучше освоить исполняемую им роль. Для этого психотерапевт может применять гештальтистские или психодраматические техники. Так, например, если клиент работает над моментом своего прошлого, связанным с его отношениями с матерью, я могу исполнять роль "плохой" матери, пытающейся контролировать или наказывать ребенка. Я также могу занять весьма жесткую, критичную позицию и спровоцировать появление у клиента чувств страха, гнева, сожаления или одиночества.

Прежде чем перейти к разыгрыванию сцен из прошлого и их фотографированию, я провожу с клиентом беседу, в которой подчеркиваю целесообразность исследования как отрицательных, так и положительных аспектов любой ситуации, а также рекомендую клиенту самому решить, как это можно сделать. Я заметила, что если клиент "проигрывает" роли, связанные с взаимоотношениями власти и подчинения, он может открыть в себе источники внутренней силы. При этом также могут переживаться чувства гнева или горя, ведущие к катарсической разрядке.

Благодаря проигрыванию различных ситуаций прошлого клиент может осознать, что он являлся и является объектом институционального и семейного манипулирования, и понять, что многие фрагменты его "я" возникли в результате проецирования на него потребностей и взглядов других людей.

Важность трансформации

При разработке данного метода я постепенно пришла к пониманию того, что клиент нуждается в переживании трансформации. Пытаясь занимать позиции то психотерапевта, то клиента, я стремилась не только осмыслить их с теоретической точки зрения, но и пережить на своем собственном опыте. Трансформация связана с иным бытием и иным действием - не только с реактуализацией когда-то пережитых боли, дистресса или травм, но таким их переживанием, которое ведет к новым результатам здесь-и-сейчас. Так, например, если клиент ощущает беспомощность, важно дать ему почувствовать свою силу, помочь сказать то, что он не осмеливался сказать раньше, или сделать то, что он не решался сделать.

Я подчеркиваю особую важность данного аспекта работы и того, что клиент должен сам решить, с чем для него связана трансформация, чтобы мы могли выстроить определенный план работы. Затем в определенный момент, здесь-и-сейчас, клиенту дается возможность сказать или сделать то, чего он раньше никогда не говорил или не делал, быть тем, кем он раньше не был, или сделать нечто совершенно не так, как раньше. В этот момент часто появляется чувство освобождения, и для того чтобы психотерапия явилась достаточно успешной, подобная трансформация должна произойти и должна быть отражена на тех маленьких бумажках, которые называются фотографиями. Нередко это бывает связано с отреагированием давно подавляемого чувства гнева. Очень важно, чтобы клиент обнаружил в себе внутренний источник поддержки - ту часть своего "я", которая может являться его союзником, но которая длительное время оставалась для него невидимой. Это дает клиенту ощущение внутренней силы, очень важное в повседневной жизни. Необходимо, чтобы процесс открытия этого аспекта "я" был запечатлен на фотографии, чтобы у клиента был свидетель данного процесса в лице психотерапевта, - того, кто дает клиенту разрешение соединиться с вновь открытым "я".

Игра

Игровой аспект фототерапии крайне важен, он связан с проявлением интуиции и свободным выражением противоречий. Мне очень помогло многолетнее наблюдение за играми детей, участие в разработке новых игр и создании новых игрушек. Реконструирующую фототерапию можно рассматривать как разновидность игры, поскольку, так же как и в детских играх, в процессе фототерапии происходит оживление фантазии, разыгрывание различных, подчас неприятных или страшных сцен, исполнение клиентом разных ролей, использование костюмов и реквизита с тем, чтобы придать форму его страхам и желаниям. Во время игры клиент, как и ребенок, активен, он контролирует ситуацию и может в значительной мере определить ее исход. Занимая позицию власти в противоположность позиции объекта манипулиляции, клиент может освободиться от чувства беспомощности.

"Игра связана с доверием и осуществляется в том пространстве, которое… пролегает между ребенком и матерью… Игра сопровождается переживанием чувства удовлетворения, и это справедливо даже в тех случаях, когда она сопряжена с тревогой… Она возбуждает, в ней проявляется закон случайности… поскольку игра предполагает взаимодействие субъективного и объективного… В игре и только в игре как ребенок, так и взрослый могут проявить творческое начало и реализовать свои возможности, и лишь реализуя свое творческое начало, человек становится личностью" (Winnicott, 1971, pp. 60-61, 63).

Фотография как инструмент психотерапии

Фотография парадоксальна: она реальна, поскольку является физическим материалом, и в то же время нереальна. Фотография фиксирует определенные, порой тщательно отобранные моменты жизни и демонстрирует множество разных возможностей. Мы наделяем фотографии определенным смыслом, иногда воспринимая их как отражение неких "истин", как значимые свидетельства тех или иных событий. В результате развития цифровых технологий появились возможности для разнообразных манипуляций с образами, что привело к утрате фотографией ее прежнего статуса документа, подтверждающего реальность произошедшего, в то же время мы продолжаем часто прибегать к ней, чтобы запечатлеть, например, моменты вечеринки, словно пытаясь доказать себе и другим, что мы действительно там были. Таким образом, фотография продолжает выступать инструментом подтверждения объективности существования тех или иных явлений и нахождения их смысла благодаря использованию иного взгляда на реальность. Более того, фотографию можно порвать, если то, о чем она напоминает, слишком тяжело для клиента.

Объективный взгляд фотокамеры, являющейся не более чем техническим средством, выступает в качестве "чистого экрана", обеспечивающего дистанцирование человека от событий и иное их восприятие. Фотографии позволяют клиенту ощутить себя центром внимания, что само по себе может производить терапевтический эффект.

Фотографии, которые создаются в рамках реконструирующей фототерапии, обеспечивают связь клиента с его бессознательным, поскольку происходящее в ходе фототерапевтических сессий отражает неосознаваемые процессы. И хотя в основе сессии может лежать план, действия клиента определяются психотерапевтическими отношениями и совершаются здесь-и-сейчас.

Фотография обеспечивает "картографирование" сессий. Нередко снимки вызывают у клиента удивление, поскольку отражают материал, который был им впоследствии вытеснен. Однако они существуют, являясь маркерами пережитого ранее, обеспечивая возможность реконструирования опыта и напоминая о том, что произошло в ходе сессии.

Снимки, созданные в рамках фототерапевтических сессий, бросают вызов привычным паттернам поведения и восприятия клиента, придавая его чувствам новый смысл. Благодаря экстернализации чувств фотография позволяет осуществлять их рефлексию. Снимки могут выступать в качестве "переходных объектов", располагающихся на стыке внутренней и внешней реальности (Winnicott, 1971). Фотография является инструментом выявления ранее скрытых аспектов личности клиента, которые могут быть осмыслены благодаря поддержке со стороны психотерапевта.

Когда в ходе психотерапии клиницист ассоциируется клиентом со значимыми для него людьми, в частности его родителями, это сопряжено со значительной эмоциональной нагрузкой как на клиента, так и клинициста. При этом ярко проявляются феномены, связанные с интроекцией и проективной идентификацией, а отторгнутые части личности клиента интегрируются.

Как отмечал Ассаджиоли (Assagioli, 1975), символы могут выступать в качестве "аккумуляторов", накапливая в себе значительную психическую энергию. Они также могут быть использованы для достижения трансформирующего эффекта. Использование символических образов может быть особенно эффективным, если речь идет об изменении системы верований клиента, поскольку бессознательное опирается не на обычный язык - язык логики и разума, - а на язык образов.

Созданные ранее фотографии могут быть по-иному скомпонованы, что позволяет создавать новые истории - истории с другим финалом. Создавая новые нарративы, клиент может почувствовать себя более свободным и создать альтернативные версии прочтения прежних событий. Все это является основой для трансформации. Кроме того, может произойти "диалог" между разными фотографиями, отражающими различные аспекты личности клиента. Содействуя этому диалогу, психотерапевт выполняет функцию внешнего гештальта.

Ригидность личностной структуры клиента преодолевается благодаря выявлению множества его идентичностей, которые могут находиться в конфликте друг с другом, когда, например, клиент одновременно выступает и в роли жертвы, и в роли преследователя.

Фотография также позволяет увидеть множество различных содержаний образа и сформировать новые ассоциации, в особенности когда одни образы создают контекст для других. Изменение значений образов может отражать динамику психотерапевтических изменений.

Имея возможность видеть множество снимков, созданных в ходе фототерапии, и осознавая изменчивость их смыслов, клиент может постичь комплексный характер своего "я". Это освобождает его от необходимости поиска своего идеального "я" благодаря пониманию, что оно - не что иное, как процесс.

Процесс и продукт: движение от личного к общественному

Когда мы с Йо Спенс создавали метод реконструирующей фототерапии, мы с самого начала пытались придать ей общественную направленность, используя с этой целью публикации и выставки. Благодаря повторному проживанию травматичных ситуаций прошлого и работе с фотографическими образами появляется возможность преодоления сопротивлений и развертывания внутреннего диалога. По мере того, как индивид преодолевает сложные переживания и прорабатывает прошлые травмы, образы могут стать материалом для создания произведений искусства. Было бы совершенно недопустимо экспонировать эти произведения до тех пор, пока работа над прошлыми травмами не будет завершена. Фототерапия предполагает обязательное соблюдение правила конфиденциальности отношений клиента и специалиста. Ни одна творческая работа клиента не может быть показана кому-либо без его согласия. Большинство сделанных в ходе фототерапии снимков навсегда остаются личной собственностью клиента. Тем не менее, мы неоднократно показывали публике произведения, созданные нами в процессе нашей совместной деятельности в качестве соконсультантов. Будучи художницами, мы рассматривали эти работы как "ключи", позволяющие нам исследовать связи между личным и социокультурным пространством:

"Задача альтернативной фотографии состоит в ее включении в социальный и политический контекст, личное бытие отнюдь не должно подменять социально-политическое и вести к атрофии тех качеств, которые с ним связаны… Очень часто фотография используется тавтологически, когда она лишь иллюстрирует те истины, которые были давно сказаны… Фотографическая память нелинейна. Она радиальна и предполагает множество разных ассоциаций… Фотография должна стать основой для конструирования радиальной системы, включающей личные, политические, экономические, драматические, повседневные и исторические ассоциации" (Berger, 1980, pp. 58, 60, 63).

При движении от личного к социальному вопросы достижения индивидуальных психотерапевтических результатов перестают быть определяющими. Не менее значимым становится выявление того, насколько созданные в процессе фототерапии образы могут способствовать диалогу клиента с более широкой аудиторией. Это становится возможным, если образы так или иначе соотносятся с социальными, культурными и политическими аспектами субъективности. Затрагивая личную и коллективную память, они вызывают у зрителей определенный резонанс.

Объединяя в себе различные формы знания, отражения и репрезентаций, фотография становится инструментом коммуникации. Поскольку цитирования неизбежны, наиболее значимым становится то, каким образом осуществляется выбор материала. На выбор же оказывает влияние борьба дискурсов и политика репрезентации.

Все организованные нами выставки имели тематический характер: так, раковое заболевание Йо явилось основой для организации выставки "Образы здоровья"; отношения между здоровьем и курением - для выставки "Осознание парадоксов"; отношения между матерью и дочерью - для выставок "Расцвет либидо" и "Взгляд дочери"; влияние детского опыта и внутрисемейных конфликтов на формирование гетеросексуальности - для выставки "Минные поля памяти"; лесбийская идентичность - для выставки "Сними маску".

Некоторые нарративные элементы процесса фототерапии

Выбирая отдельные образы, которые могли бы проиллюстрировать процесс фототерапии, я решила дополнить их нарративными текстовыми фрагментами. Тем самым я стремилась подчеркнуть особую значимость повествования, которое клиент ведет в процессе своей работы.

Фотография
"Большие надежды"

"Большие надежды". Этот снимок был сделан в ходе соконсультирования, проводимого мною и Йо Спенс, когда мы исследовали собственные детские реакции на традиционные изображения эльфов. Облачившись в специальный костюм, я попыталась показать, как, изображая "доброго", но озорного и непослушного эльфа, я в детстве разыгрывала своего отца. При этом я очень живо вспомнила, как мне хотелось привлечь к себе внимание, и как меня впоследствии не допустили в школе к участию в инсценировке, где я хотела изображать эльфа.

После того как снимок был сделан, в своем семейном альбоме я нашла фотографию, на которой я была изображена в возрасте шести лет, причем в той же самой позе. Таким образом, когда я изображала себя ребенком, у меня, по-видимому, "включилась" телесная память. В детстве я с большим энтузиазмом исполняла эту стереотипную, женственную роль, поскольку моим близким это очень нравилось. "Не правда ли, она очаровательна?" - восклицал отец. Анализируя теперь свое поведение в детстве, я прихожу к выводу, что, являясь в семье самым младшим ребенком и единственной девочкой, я неосознанно пыталась играть роль "миротворца" - улаживала семейные конфликты и, используя свои "чары", стремилась к тому, чтобы все были счастливы и довольны.

Основой для создания двух фотографий на тему "Бедность" явились воспоминания о летних каникулах, которые я проводила летом в семье дяди, жившего в Корнуэлле. Мои кузины, как мне казалось, имели все, что хотели, в то время как мои родители старались на всем экономить. Когда же они хотели доставить мне удовольствие, они предлагали мне выбрать между мороженым и лимонадом, потому что купить и то, и другое не могли. Я же хотела и мороженого, и лимонада. Поэтому я попыталась инсценировать, как получаю, наконец, все, что хочу. Я также изобразила свою мать, которая, указывая на пустой кошелек рукой, пытается своим выразительным взглядом объяснить мне, что купить и мороженое, и лимонад она никак не может.

Эта сцена, иллюстрирующая отношения матери и дочери, напоминает мне о том, как меня в детстве приучали не желать слишком многого. В дальнейшем это проявилось во внутреннем диалоге, в котором участвовали разные части моего "я" - мои желания и интернализованный образ матери, пытающейся убедить меня в том, что хотеть слишком многого - это плохо. Экстернализация этого внутреннего конфликта помогла мне осознать причины проблем, которые были связаны для меня с принятием решений.

Фотография
"Бедность"

В течение некоторого времени я работала со Сью Ишервуд, исследуя вместе с ней истории жизни представительниц ее семьи в шести поколениях. Сью изображала разных родственниц с тем, чтобы разобраться в семейной мифологии и тех механизмах, которые заставляли их передавать из поколения в поколение патриархальные ценности. Изображая этих женщин и отношения между ними, а также обсуждая сделанные снимки на последующих сессиях, Сью смогла понять, что каждая из них репрезентирует определенную часть ее самой, которую она по тем или иным причинам стремится вытеснить.

Нам удалось увидеть, как из поколения в поколение характерная для ее родственниц любовь к книгам и богатое воображение сочетались с безропотным подчинением семейным авторитетам, ассоциирующимся со "священными предписаниями". Для самой Сью, высоко ценившей интеллектуальные достижения, литература символизировала "слово, ставшее плотью". Однако это были слова других людей, которые в патриархальном контексте как соблазняли, так и подавляли. Пытаясь поддержать Сью в ее стремлении обрести, наконец, свой собственный голос и реализовать себя в литературных занятиях, я предложила ей инсценировать триумф ее красноречия. Сью выбрала слово "фокусник", и я помогла ей создать образ мага-заклинателя, вокруг которого струятся потоки слов, составляющих отрывки из Библии и разных словарей. В дальнейшем этот образ должен был выступать в качестве своеобразного талисмана, помогающего ей укрепить связь с той частью своего "я", которая наделена красноречием.

"Двойная возможность - двойные путы". Данный снимок появился в результате моей работы с Линн Херви, которая жаловалась, что ее занятия в художественном колледже не только не способствовали раскрытию ее творческого начала, но, напротив, заблокировали его.

Вот что Линн рассказала о своем участии в фототерапии:

Я пришла на первую сессию с фотографиями, отражающими мое обучение в художественном колледже (конец 1960-х годов). Я рассказала Рози о своих чувствах и впечатлениях. В результате разговора у меня укрепилось самоуважение и я осознала, что обучение в колледже было сопряжено с "насилием". Рози помогла мне понять суть переживаемого мною конфликта - конфликта между чувствами и разумом. Во время учебы я интуитивно ощущала, что учителя мною манипулируют, и это вызывало у меня чувство гнева. Разумом же я понимала, что они "знают больше" меня и что я должна подавлять свой гнев и не идти на поводу у своих ощущений. Я поняла, что внешне преподаватели призывали нас "заниматься своим делом", в то время как на самом деле, злоупотребляя своей властью, они, по сути, говорили нам: "Делайте то, что мы вам приказываем". С одной стороны, они призывали нас к самовыражению, а с другой - словно говорили нам: "Это именно то, чего мы от вас хотим". Ту депрессию, которую я в связи с этим переживала, я бы обозначила словом "дезинтеграция".

Фотография
"Фокусник"
Фотография
"Двойная возможность - двойные путы"

Рози предложила мне передать посредством фотографии переживаемые мною противоречивые чувства, используя плакаты. Я одновременно была и самой собой - студенткой, и одетым в кожаную куртку манекеном (что должно было изображать своеобразную униформу). Данная сцена довольно точно передавала мои ощущения в этой ситуации: я злилась на преподавателей и в то же время понимала, что проецирую на них функцию власти.

Когда во время сессии я надела на себя одежду, которую носила в художественном колледже, то обратила внимание, что из-за стоячего воротничка моя голова выглядела отделенной от туловища. Вместе с Рози мы выбрали две реплики с противоречивым содержанием и попытались поработать с теми чувствами, которые они вызывали. Наиболее эффективной оказалась работа с ощущениями, связанными с фразой "Искусство - это труд". Я также изготовила плакат с надписью "Я ленивая" и надела его на голову в виде головного убора, стараясь получить удовольствие от того, что я ленивая - как кот, который дремлет в кресле, и это вполне нормально.

Обсуждая фотографию с Рози, я заметила, что ощущаю себя ребенком, к которому относятся с любовью и нежностью. Это помогло мне освободиться от чувства вины за то, что, как говорили мои преподаватели, я "ленивая" и "наивная". Я никогда раньше не имела возможности увидеть себя в столь разнообразных обличьях, и это помогло мне сформировать новый образ "я". Та женщина, которую я в себе нашла, была экспрессивной, живой и в то же время нежной. Она была умна, и я ее полюбила.

Анализируя разные снимки, я поняла, что наиболее разрушительным для меня было отнюдь не чувство гнева, которое я переживала… но мое желание спрятать его поглубже из страха, что окружающие меня осудят. Мой отказ быть сильной и продемонстрировать свою силу заставлял меня страдать и переживать депрессию.

"Новые утраты?". Это автопортрет, при создании которого я использовала несколько экспозиций, что позволило передать трансформацию чувств - переход от горя и отчаяния к открытости для новых возможностей. Цветы на этом снимке символизируют тех, чья смерть переживалась мною очень тяжело. В то же время они могут символизировать мою связь с собственными чувствами.

Фотография
"Новые утраты?"

Сталкиваясь с неизбежностью смерти, я встречаюсь со своим внутренним ребенком. Когда я переживаю одиночество, страх и беспомощность, он становится центром моего бытия. Он кричит: "Не оставляй меня, прими меня!" Я понимаю, что не могу вернуться в воображаемый Эдем, к детским иллюзиям, но всякий раз, переживая новую утрату, я обращаюсь к этому ребенку, я становлюсь им и, ощущая свою хрупкость и незащищенность, учусь чему-то новому.

Я также встречаюсь с той частью самой себя, которая готова оказать поддержку этому ребенку и выслушать его. Это та часть меня, которая чувствует страдания других. Она дает другим то, в чем сама нуждается больше всего. Поначалу медленно и неуверенно, она протягивает руки для того, чтобы поддержать других, поддержать саму себя.

Я принимаю жизнь, открываюсь для новых возможностей; ничто не страшит меня перед лицом возможных утрат, неприязни и непонимания. Учусь отпускать от себя то, с чем была связана. Обретаю силу, преодолевая старые преграды. Иду навстречу новому цветению. Феникс, который должен вновь научиться летать. Выходящая из тени и в то же время являющаяся ее составной частью: в смерти - жизнь, в жизни - смерть.

Заключение

Фототерапия объединяет в себе изобразительное искусство, фотографию и психотерапию и выходит за рамки сложившихся теорий. Я убеждена в том, что лишь благодаря синтезу, эксперименту и риску мы можем создать новые формы психотерапевтической практики.

Фототерапия является инструментом утверждения творческого взгляда человека на самого себя, посредством закона отражения она открывает множество перспектив постижения того, кем человек является на самом деле. Разыгрывая различные роли, отражающие составляющие личность культурные и исторические формации, запечатлевая себя в этих ролях и обсуждая их, человек вырабатывает в себе способность к активному самовосприятию, созданию новых систем значений и историй о себе самом. Акт сотворения вполне конкретен; он делает зримыми определенные моменты истории индивида - ее крошечные детали, позволяющие постичь множество значений психической реальности. Мы ищем тех, кто ищет нас.

Литература

Assagioli, R. Psychosynthesis. London; Turnslone Books, 1975.

Bad Object Choices. How do I look? Seattle: Bay Press, 1991.

Berger. J. About Looking. London: Writers and Readers, 1980.

Butler, J. Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. London: Routledge, 1990.

Dowrick, S. Intimacy and Solitude. London; The Women's Press, 1992.

Freud, S. (with J. Breuer) Studies on Hysteria. Harmondsworlh: Pelican Freud Library, 1976-1985.

Lacan, J. The mirror stage as formative of the function of the I. Ecrits'. London: Tavistock Publications, 1977.

Miller, A. The Drama of Being a Child. New York: Basic Books, 1981.

Mulvey, L. Visual pleasure and narrative cinema. Screen, 1975. Vol. 16. no 3.

Phototherapy in Mental Health / Edd. by J. Fryear and D. Krauss. Springfield. IL: Thomas, 1983.

Riviere, J. Womanliness as a masquerade. International Journal of Psycho-Analysis, 1929. Vol. 10.

Spence, J. Pulling Myself in the Picture. London: Camden Press, 1986.

Spence, J. The Artist and Illness, Arlpaper. January, 1992.

The Female Gaze; Women as Viewers of Popular Culture / Ed. by L. Ganiman and M. Marshment. London; The Women's Press, 1988.

Waterhouse, R. Wild women don't have the blues. Feminism and Psychology. London: Sage, 1993.

Weiser, J. Phototherapeutic Techniques: Exploring the Secrets of Personal Snapshots and Family Albums. San Francisco: Jossey-Bass. 1993.

Winnicott, W. Playing and Reality. London: Tavistock Publications, 1971.