Георгий Почепцов. Конструирование информационных контекстов в целях ведения бихевиористских войн

С помощью информационных контекстов можно конструировать нужный тип реальности, подталкивая индивидуальное или массовое сознание к нужному выбору. При этом человека как бы не допускают к самостоятельному принятию решений, создавая иллюзию свободы выбора, хотя на самом деле ее нет.

Сегодня бихевиористские модели воздействия активно используют в жизни своих граждан Великобритания и Франция. Это методология подталкивания (nudge), это повышение уровня счастья населения путем стимуляции, например, разного рода низовых объединений граждан. Философский гуру британского правительства Филлип Блонд говорил, что и капитализм, и коммунизм атомизировали своих граждан, чтобы облегчить управление ними. Сегодня правительство, наоборот, наращивает эти межличностные связи.

Британия также включила работу с населением в военный арсенал, чтобы останавливать негативные действия по отношению к военным и стимулировать позитивные. С этой точки зрения российских «вежливых людей» можно рассматривать именно как блокировку применения к ним силы. В этом случае «мягкая» сила оказалась сильнее «жесткой».

Америка активно использует микротаргетинг (последние выборы Буша, обе кампании выборов Обамы), который можно представить, в частности, как перевод одних моделей поведения, по которым диагностируется возможный избиратель, в другие, когда избирателя направляют на голосование за нужного кандидата. Это можно достоверно утверждать, поскольку уже на первых выборах Обамы была создана секретная команда консультантов из числа профессоров бихейвиористской экономики [Issenberg S. The victory lab. The secret science of winning campaigns. — New York, 2012]. В частности, они дали рекомендацию, как отвечать на распространенный тогда в сети вопрос: Обама — мусульманин? Профессора-бихейвиористы рекомендовали не заниматься простым опровержением, поскольку оно будет активировать слово «мусульманин», а сообщать в ответ о том, какой он христианин, как посещает церковь и под.

Исторически мы часто сталкиваемся с подобным подталкиванием, даже не обращая на него внимания. Каждый из нас легко может вспомнить целый ряд примеров, когда действовали именно такие механизмы.

СССР достаточно часто подталкивал население к нужному выбору. Приведем наиболее яркие примеры:

• перед снятием Хрущева начались перебои с хлебом, которые исчезли, когда он ушел в отставку;
• в период Ельцина — Гайдара создавались искусственные преграды поступлению товаров для населения (закрытие табачных фабрик, перебои с продуктами), о чем много говорит и пишет Андрей Илларионов [смотри тут и тут ],
• на выборах Ельцина сознательно «конструировался» единственный конкурент Геннадий Зюганов, которого вписывали в пустые прилавки, активированные телевидением.

Всё это — умышленное создание контекстов, которыми программируется однозначный выбор в нужную конструктору сторону.

Кстати, Андрей Илларионов рассказывает о Егоре Гайдаре совершенно неизвестные нам подробности: «Гайдар был выходцем из старой советской номенклатуры, тесно связанной со спецслужбами. Его отец Тимур Аркадьевич был высокопоставленным сотрудником КГБ, резидентом Первого главного управления (ПГУ КГБ) на Кубе в 1962-1964 гг. во время Карибского кризиса. Сам Егор Гайдар работал в институтах системы ЦК КПСС, писал книгу для советского премьера Тихонова, работал с Горбачевым, был завотделом экономики журнала “Коммунист”, завотделом газеты “Правда”. Очевидно, мировоззрение и правила поведения, сложившиеся у него в те годы, накладывали отпечаток на его последующие действия».

Есть и примеры, построенные как бы на отрицательном выборе. Антиалкогольная кампания Горбачева после полугода успешного функционирования стала порождать людей, которые вместо алкоголя начали употреблять наркотики, в результате число наркоманов достигло опасного уровня. Человек не мог выбрать то, что хотел, и потому выбирал худшее из зол.

Все бархатные и цветные революции строятся на событии-триггере, которое переводит протестность на совершенно иной уровень. В Чехословакии 1989 г. убийство студента Шмидта во время разгона антиправительственных протестов подняло протесты на более высокий уровень, в результате чего правительство пало. Однако, как потом выяснилось, студент Шмидт не был убит, и не было вообще студента Шмидта, а был сотрудник спецслужб.

Жестокий разгон мирной демонстрации студентов в 2013 г. привел к нарастанию протестного движения, который после еще одного события-триггера — расстрела протестующих — привел к падению режима Януковича.

Если воспользоваться подсказкой британских военных, что мягкая сила — это не только коммуникации, то мы можем взглянуть под этим углом зрения и на перестройку: ее также можно рассматривать как гигантский социальный эксперимент по переводу миллионов на новый тип поведения и новую модель мира.

Перестройка была завершением процесса слома СССР, его юридическим оформлением. Все процессы завершились в период «предперестройки». Причем тогда это не было процессом войны идей или идеологического противостояния, поскольку в эту сферу СССР не допускал никаких интервенций. Это были интервенции в сферу быта, в принципиально непубличное пространство, где был резко облегчен контроль со стороны государства. Можно выделить два основных таких потока. Это была коммуникация вещей и коммуникация с помощью массовой культуры. Имевшийся контекст «свое — чужое» явно склонялся к чужому, а не своему. С одной стороны, мечтой разное время становились то джинсы, то нейлоновые рубашки, то шариковые ручки, то плащи-болонья. С другой — «Битлз» притягивали сильнее, чем своя культура. Это новое поколение, выросшее в период раскрывающихся границ между государствами, получило новую архитектуру выбора, и оно однозначно проголосовало за «чужое»: сначала в своих головах, а потом и в жизни. Контекст вещей был явно не в пользу СССР.

Глеб Павловский увидел несколько базовых точек в поведении СССР по отношению к диссидентам. Кстати, и сам он был создан текстами, что можно увидеть по следующей фразе: «К концу 60-х я был “ньюэйджирован”, в том числе смесью Стругацких, Лема и Брэдбери с фэнтезийным романтизмом украинца Олеся Бердника. Я в юности был его поклонником и ради него выучил украинский язык. Бердник после сам окажется диссидентом».

Павловский подчеркивает, что в 1969-1970 годах были «смяты» «Новый мир» Твардовского, Институт конкретных социальных исследований Юрия Левады, разделенный на два Институт истории. 1985-1986 годы были самыми тяжелыми. То есть улыбки, раздаваемыми Горбачевым, не имели под собой реалий. Горбачев также вернул в 1985 Год сталинский запрет на проживание людей, имевших судимость по политическим статьям, в больших городах.

Американские и британские военные активно включились во влияние на поведение вне применения орудия. Ри проанализировал бихейвиористскую основу в ситуациях Польши, «Талибана» и «Хезболлы». Есть предложения по влиянию на военные конфликты в Колумбии и Сирии с помощью гражданских норм.

США также попытались создать во власти подразделение по бихейвиористским подходам, аналогичное британскому, что можно увидеть из утечки официальной записки. В ней, кстати, перечисляются сферы, где возможно достижение успешных результатов. Продвижение этого инструментария в США связано с именем Кэсса Санстейна, соавтора Талера по книге «Подталкивание» (Nudge). В одной из статей он и назван «главным по подталкиванию в США». Его опыт работы служителем офиса по регуляции Белого дома отражен в статье.

Санстейн вошел также в президентскую комиссию по реформированию сбора данных разведкой и контрразведкой [см. тут, тут, тути тут]. Одна из рекомендаций комиссии —  предложение хранить большие массивы накопленных данных в частных структурах, чтобы государство только через суд могло обращаться к этим базам данным.

Интересно сравнить названия двух таких программных текстов последнего времени: «Свобода и безопасность в меняющемся мире» и «Победа в сложном мире». Первый текст — по сбору данных для разведывательных целей, второй — от американских военных. Там, кстати, в очередной раз акцентируется важность информационного компонента: «Скорость, с которой информация распространяется глобально через множество средств, увеличивает быстроту, стремительность и степень взаимодействия людей. Распространение информации через интернет и социальные медиа усиливает и ускоряет взаимодействие людей, правительств, военных и угроз. Доступ к информации позволяет организациям мобилизовать людей локально, регионально и глобально. Дезинформация и пропаганда порождают насилие в поддержку политических целей. Сжатие событий во времени требует сил, способных реагировать в достаточной степени быстро для перехвата инициативы, контролировать нарратив и усиливать порядок».

Как видим, даже в таком военном тексте возникла тема контроля нарратива.

Санстейн также предлагает сначала в статье, а потом и в книге 2014 г. на тему конспирологических теорий (см. рецензию на две его последние книги) инфильтровать в группы с контрмнением, например, по поводу 11 сентября правительственных агентов с контрнарративами.

Философия действий подталкивания в интерпретации Талера и Санстейна покоится на идее Дэниэля Канемана о двух системах принятия решений [Kahneman D. Thinking, fast and slow. — New York, 2011]: автоматической и рефлектирующей. Канеман называет их системой 1 и системой 2. Примерами системы 1 для него являются: дополнить фразу «хлеб и...», услышать враждебность в голосе, вести машину на пустой дороге, понимать простые предложения. То есть все то, что мы делаем, особо не раздумывая. Поэтому задачей «архитекторов выбора» становится подведение правильного решения под автоматизм.

Что касается нарративов, то военные за последние несколько лет активно включились в эту тематику [см. здесь, здесь, тут, тут, тут итут]. И здесь вновь возникает развилка между двумя информационными картинками. Например, американцы пытаются понять в этой связи, почему нарратив «Аль-Каиды» оказывается для мусульманского населения более привлекательным, чем американский нарратив.

Возник даже термин «операции, ведомые нарративами». В работе, использовавшей этот термин, говоритсяо битве нарративов: «В битве нарративов основной является роль технологии и медиа — и как средства координации и мобилизации разделенных групп аудитории, и как эффективный способ получения внутреннего, международного внимания, а также внимания в театре действий и поддержку для политических и военных целей».

Все эти работы появились в результате гранта 2011 г. от военного агентства, отвечающего за науку — DARPA. Но начались эти исследования в военном ведомстве после работ Кейсбира 2005–2006 гг. [а также Casebeer W., Russell J.A. Storytelling and terrorism: towards a comprehensive 'counter-narrative strategy' — Strategic Insights. — 2005.- Vol. IV. — I. 3]. Первая — это его выпускная работа под названием «Военная сила и культурные изменения: системы, нарративы и социальная передача поведения в контр-террористической стратегии». Такая же выпускная работа из Национального университета обороны посвящена тому, что все подобные новые знания должны быть включены в систему обучения офицеров [Barnes S.W. 21st century military-media relationships: improving relations and the narrative through education. Washington, 2014 / National Defense University].

С помощью разных информационных контекстов можно конструировать нужный тип реальности, подталкивая индивидуальное или массовое сознание к нужному выбору реальности. Это конструирование имеет большой опыт. К примеру, во Вьетнаме американцы столкнулись с тем, что когда они строили больницы или школы, население деревень потом активно разрушало их. Тогда они изменили ситуацию, начав спрашивать, строительство чего хотят местные жители, и в дальнейшем привлекая их к этому самому строительству. В таких случаях построенное сохранялось.

Известный ученый Брукс также продемонстрировал свой интерес к подталкиванию. Всемирный банк посвятил свое исследование 2015 года этой же проблеме, обозначив его как «Разум, общество и поведение»[см. также здесь]. При этом за бортом остается еще и «невидимый» пласт воздействий, которых нельзя доказать. Например, были высказаны обвиненияв адрес Санстейна с его идеей «когнитивной инфильтрации» по поводу миссии Ассанжа. Ведь его «Викиликс» привели только к ужесточению свободы интернета, а оттуда не пришло ни одного разоблачения настоящих политических игроков. «Викиликс» при этом сыграло важную роль в Жасминовой революции в Тунисе, раскрыв информацию из каблограмм госдепартамента о сибаритском образе жизни клана Бен Али. Елена Ларина, которая в числе первых заговорила о бихейвиористской войне, констатирует следующий вариант развития ситуации: «В перспективе это должно дать возможность Соединенным Штатам вести поведенческие войны со своими противниками, и прежде всего Россией и Китаем».

Есть и внутренние бихейвиористские интервенции. Если мы посмотрим на трансформацию героя советского кино в 60–70-е годы и позднее, то увидим, что удивительным образом он уходит от роли части коллектива к самостоятельному существованию [см. здесьи здесь]. Такие же «метания» между индивидуальными и коллективными акцентами исследователи видят и в советской моде. То есть опять имеет место перенос моделей поведения за счет конкуренции двух вариантов поведения, один из которых «отдан» более симпатичному киногерою. То есть насмешливая фраза «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст!» имеет под собой определенные основания.