Азим Турдыев. Азим Турдыев

Я влюбился! Влюбился безоговорочно, с первого взгляда! Мне навстречу плыл ангел. Черные волнистые волосы, туго заплетенные в косички, кокетливо торчали с боков. Огромные глаза, обрамленные длинными, густыми ресницами, поразили меня насквозь, отчего у меня на глубоком вдохе перехватило дыхание. И при каждой встрече с ней дыхание мое резко нарушалось. А встречался я с ней в своей квартире и довольно часто, поскольку она была подружкой моей старшей сестры. Признаться ей в любви, излить свои чувства я не решался, поскольку она не проявляла ко мне интереса. Но я в этом и не нуждался, поскольку было вполне достаточно того, что глубокую любовь испытывал я сам.

Но по мере того, как влюбленность заполняла мою душу, я стал ощущать потребность излить эти ощущения, поделиться с кем-нибудь из близких мне людей. Единственный человек, с кем я мог без последствий серьезно обсудить создавшуюся проблему, была мама. Она внимательно выслушала меня не перебивая, аккуратными вопросами выяснила, что объектом моего обожания является первоклассница. К тому времени мне уже стукнуло почти 4 года… Мама похвалила меня за то, что я еще не признался ей в любви, объяснив, что надо еще подождать и проверить свои чувства, а потом через годик, два признаться, если чувства сохранятся. На том и порешили… Я помню это время в деталях потому, что это была моя первая серьезная любовь.

Правда последующие романтические события, происходившие со мной, как-то выветрились из памяти. Единственное, что я помню уверенно — это то, что я так и не признался ей в своей любви. Так мама спасла меня от раннего брака. По какой причине признание не состоялось известно лишь одному Богу.

Время шло. Приближался первый послевоенный, мирный Первомайский праздник, представлявший в те времена значительное событие в нашей жизни. К этому дню мама старалась сотворить для нас какую-нибудь обновку и это всегда у нее получалось отменно, поскольку шила все сама. И вот ранним праздничным утром под торжественные звуки музыки, раздающиеся с улицы, мама надевает на меня белую рубашку, новые, сшитые из блестящего материала плотной шелковой ткани белые чесучовые брюки. Матерчатые туфли, «обработанные» зубным порошком, сверкают белизной. Мы с друзьями выходим в «Свет». По главной оживленной улице транспорт не ходит. Вся территория отдана на откуп гражданам, празднующим Первомай. Повсюду развернуты транспаранты, флаги. Транспаранты и в руках демонстрантов. Самодельные жестяные, разукрашенные дудки, трещотки, алюминиевые пистолеты гудят, трещат, стреляют. Сливаясь с громкой музыкой, они создают невероятную какофонию, которая почему-то не раздражает, а даже наоборот, способствуют повышению праздничного настроения. По обочинам улицы нескончаемый ряд теть и дядей, сидящих перед развернутой скатертью, заполненной всяческими восточными сладостями, белыми шарами подслащенного попкорна, семечками.

Широкоформатные тети в нарукавниках и передниках, сверкающих белизной по случаю Первомая, укладывают небольшой вафельный кружочек в железную форму, похожую на срезанный шприц, поверх вафельного кружочка цилиндр заполняется мороженым, сверху покрывается другим кружочком и все это волшебство выдавливается из формочки… И вот ты уже осторожно держишь пальцами этот вожделенный кружок мороженого, зажатого между двумя вафельными кружочками и языком слизываешь волшебную сладость... Впереди на стройплощадке мы замечаем груду смолы и не отказываем себе в удовольствии мять кусочки в ладонях и изготавливать шарики. С основными законами физики я еще не был знаком и потому готовые шарики складывались в карман. Согретые теплом молодого тела шарики… Домой я вернулся с двумя огромными черными пятнами на белоснежных чесучовых брюках. Моя милая бедная мама! Открыв мне дверь и, увидев это безобразие, она лишь взмахнула руками, молча повела меня на кухню и в большом тазу мы попытались отмыть мои ноги от смолы. В конце концов, нам это удалось, чего не скажешь о моих несчастных брюках. Это был единственный случай, когда я носил прекрасно сшитые из дорогого материала одноразовые брюки. За весь последующий период я так и не услышал от родителей ни слова упрека, а ухмылки старших сестер меня не очень расстраивали.

Память, устремляясь в далекое прошлое, высвечивает не плавный ход детства, а цепь более, или менее значимых событий в этом детстве. Ранняя весна 1946 года. Уже светит, но еще не греет ласковое солнышко. Мама готовит нас с сестрой к прогулке, надевает на нее шубку, доставшуюся от старшей сестры, на меня надевается почти новое пальтишко. Мы гуляем недалеко от дома, топаем по еще пока не растаявшему снегу. Подходит милая молодая тетя:

— А хотите конфеты и пряники? Там привезли целый грузовик.

— А нам дадут?

— Вам не знаю, но мне дадут. Я пойду с вами.

Мы с сестрой, предвкушая скорое угощение конфетами и пряниками, идем с тетей. Довольно долгая дорога привела нас в безлюдный парк.

— Вы меня здесь подождите. Я сейчас принесу сладости.

Тетя ушла. Но ждали мы ее недолго.

Вернулась она возбужденная

— Там так много угощений. Мне не во что взять. Дайте мне ваши пальтишки. Я насыплю туда все.

Взяв в охапку наши доспехи, молодая тетя снова устремилась вдаль. Ожидание было долгим и томительным. Очень хотелось попробовать конфеты и мы старались не обращать внимание на холод, медленно нас забирающий. Когда холод забрал нас совсем, сестра предложила вернуться домой. Поскольку в этом предложении не ощущалась решимость, я высказал встречное предложение подождать ее еще немного, поскольку если мы уйдем, тетя, вернувшись, нас не найдет. Сестра легко согласилась и мы, вконец замерзшие, но уверенные в правильности нашего решения, продолжили нетерпеливое и достаточно долгое ожидание. Наконец сестра молча потянула меня за руку и мы медленно пошли в сторону дома, тайно надеясь, что вот-вот тетя нас окликнет и вернет нам пальтишки, полные угощения. Нас никто не окликнул. Часто оглядываясь назад, мы уныло покидали наш пост. Дверь открыла встревоженная мама. Заметив наши синие дрожащие губы, она не стала нас ругать за длительное, многочасовое отсутствие. Слушая сбивчивый рассказ сестры, мама почему-то всхлипывала… Еще долгое время оставался в душе осадок не столько от утраченного пальто, сколько от несостоявшегося щедрого угощения.

Как-то незаметно пролетели весенние, а затем и летние дни. Вот уже не только старшая сестра ходит в школу, но и вторая готовится во второй класс. Глубокая зависть не дает мне покоя и я так достаю родственников своими требованиями отдать меня в школу, что мама, поговорив с завучем, получила разрешение зачислить меня в первый класс на год раньше положенного срока. В школу приняли в надежде, на то, что мне это дело быстро надоест и я сам перестану учиться. Но, к удивлению взрослых, учебу не бросил и даже был избран санитаром класса. Избран был, по-видимому, потому, что был самым младшим в классе, но мне все равно было престижно и я таким избранием очень гордился. Тем более, что при этой ответственной должности, мне полагалась тряпочная сумка с нашитым красным крестом. Когда старшая сестра приходила меня навещать, школьники наперебой информировали ее: «А санитарный врач Турдыев сегодня опять получил двойку!» Может завидовали мне… В основные обязанности «санитарного врача» входила проверка перед входом в класс чистоты рук и ушей. Делал я свою работу добросовестно. Но среди одноклассниц была белокурая красавица, руки которой я с особой тщательностью проверял, держа их в своих руках. Она совершенно этому не сопротивлялась. В процессе проверки чистоты ее рук, почему-то сердце колотилось гораздо чаще обычного. А вот проверить чистоту ее ушей у меня не хватало решимости. По-видимому, именно для того, чтобы сердца школьников Советского Союза преждевременно не колотились учащенно, взрослыми дядями было принято решение о разделении мальчиков и девочек и введении раздельной программы обучения. Итак, после трех лет совместного обучения, всех мальчиков сослали в 4-й класс другой школы, которая оказалась четырехлеткой (были в те далекие времена и такие школы).

После окончания четвертого класса, нас — «выпускников школы» перевели в мужскую же школу, но семилетку. Располагалась она в гигантском, плотно застроенном глинобитными домами, овраге. Район совершенно оправданно именовался «Шанхай». Рядом со школой находился крупногабаритный детдом, обитатели которого обучались в нашей школе. Так что государственная школа для нас была скорее Школой Выживания. Но однажды локальные драки и междоусобные войны на ограниченной территории школьного двора вмиг прекратились. Март 1953 года! Внезапно страну накрыло тяжелое тревожное облако: «В ночь на второе марта у Иосифа Виссарионовича Сталина произошло кровоизлияние в мозг…» Великий Вождь заболел? Но разве может отец всего человечества болеть как и все простые люди? Эта мысль не давала покоя. Вся жизнь была построена на незыблемой уверенности, что существует мир, друзья, учителя, родственники, папа, мама… А за всем этим следит наш главный отец в неизменном белом кителе и с трубкой в руке и жить мы можем лишь потому, что где-то там в неведомом Кремле находится и неусыпно заботится о нас «ВОЖДЬ». Это загадочное и, в то же время, такое простое слово никак не стыковалось с понятием «Вождь племени». Просто «Вождь» ! Слово, подразумевало что-то бесконечно важное, недосягаемое и одновременно близкое сердцу.

На дубу зеленом,
Да над тем простором
Два сокола ясных
Вели разговоры.

А соколов этих
Люди все узнали:
Первый сокол — Ленин,
Второй сокол — Сталин.

Первый сокол — Ленин,
Второй сокол — Сталин,
Возле них кружились
Соколята стаей.

Ой, как первый сокол
Со вторым прощался,
Он с предсмертным словом
К другу обращался:

— Сокол ты мой ясный,
Час пришел расстаться,
Все труды-заботы
На тебя ложатся.

А второй ответил:
— Позабудь тревоги,
Мы тебе клянемся —
Не свернем с дороги!

И сдержал он клятву,
Клятву боевую:
Сделал он счастливой
Всю страну родную.

(Стихи Михаила Исаковского)

И вот в эту счастливую всю страну родную пришло Великое горе. В школе уроки проходят вяло. Каждые 30 минут пронзительно звенит школьный звонок и все, не сговариваясь, бросаются из классов и мчатся к открытому окошку учительской. Оттуда из единственного школьного радиоприемника раздается трагический голос Левитана: «Бюллетень о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина»… Судорожно ловим каждое слово диктора. Не услышав ничего утешительного, понуро возвращаемся в классы. Урок продолжается. Через полчаса снова звонок и снова все у радиоприемника. В таком ритме пребываем два бесконечных школьных дня. Уже стали привычными грозные медицинские фразы «Мерцательная аритмия», «Дыхание Чейн-Стокса», «Коллапс»… 5 Марта. Занятия отменены. С каждой следующей радиоинформацией надежды на выздоровление Великого и Бессмертного рассеиваются. В состоянии глубокой растерянности пребывали не только мы подростки, но и взрослые. Как жить дальше без Отца нации не представлял практически никто. И вновь голос Левитана: «5 Марта В 21 час 50 минут, при явлениях нарастающей сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточности, Иосиф Виссарионович Сталин скончался».

Тревожная бессонная ночь. Утром с улицы раздаются громкие женские истерические рыдания. Из окна вижу бегущую женщину, босую, бежит, обхватив руками растрепанную голову. Через несколько мгновений, в таком же состоянии, женщина с криками бежит в обратную сторону. Истерическая беготня повторяется многократно… Впервые у отца замечаю влажные глаза… В последующие дни жизнь в городе прекратилась. Осиротевшая страна рыдала. Утро 9-го Марта. Внезапно воздух наполняется пронзительными звуками сирен. Заводы, фабрики, троллейбусы, трамваи, машины, радиоприемники… все, что может издавать звуки, издает на полную громкость в течение долгих трех минут. В Москве хоронят Вождя. С другом собираемся идти к памятнику Сталина. Улицы заполнены озабоченными и растерянными людьми. Транспорт не работает. Вместе с толпой идем к памятнику. Проходим в густой толпе километра четыре. До памятника еще каких-то 6-7 километров, но людской поток на магистральной улице уже такой плотный, что идти самостоятельно мы уже не можем. Подогнув ноги, медленно плывем из стороны в сторону в этой плотно спрессованной массе людей. Продрейфовав к боковому краю потока, мы, изрядно помятые, вынуждены прекратить поход к Вождю. Какое своевременное решение. В этом потоке были раздавлены сотни жизней.

После похорон Вождя страна остается в трауре. Школа в трауре. Класс, освобожденный от парт, превращен в траурный зал. В углу возвышается бюст Сталина в обрамлении горшков с цветами. На примкнувшем к постаменту столе разложены цветы. Звучит негромкая траурная музыка. По двум сторонам стола в траурном карауле стоят два пионера. Караул сменяется каждые пятнадцать минут. Ожидая своей очереди, стараюсь подавить охватившее меня волнение. И вот я стою у бюста, стараясь не двигаться, исполнен великой миссии, отдавая честь памяти великого Вождя!

День сменяется днем и постепенно наступает осознание того, что ожидаемая и неминуемая катастрофа так и не случилась. Потопы никакие не происходят, отец все так же ходит на работу, мы ходим в школу. Бюст Сталина из траурного класса вновь переместился на свое место в коридоре Жизнь постепенно возвращается в свое русло. Снова рутинные занятия в школе. Вновь разгорающиеся время от времени конфликты с неугомонными детдомовскими драчунами. Ничего не изменилось!!! Все что было ДО продолжает существовать и ПОСЛЕ! Сознание плохо воспринимает то, что видят глаза, слышат уши. Постепенно приходит компромиссное решение: Сталин, уходя, оставил заветы, так же как оставлял их в свое время Ленин. И мы продолжаем наше прежнее существование по этим заветам, поэтому катастрофа и не случилась. Такая догадка постепенно успокоила возмущенное сознание и позволила принять существующее положение. И, все-таки, по заветам Вождя, или нет, но стали наблюдаться некоторые изменения. Мужские и женские школы вновь объединились и, закончив седьмой класс в мужской школе, мы, мужчины, вернулись в свою родную школу, бывшую некоторое время женской. Событие очень серьезное и важное для нас. Первые совместные сентябрьские дни. Школа стала как-то менее шумной. Девочки не вбегают, а чинно, с достоинством вплывают из коридора в класс, украдкой поглядывая на мальчишек. В старших классах школы повысилась успеваемость. Неловко было перед потенциальными невестами и женихами мяться у доски. Но к счастью, или к сожалению, такая атмосфера достаточно быстро улетучилась и к середине учебного года школа приобрела прежнюю форму и содержание. И вновь плавное течение событий в школе взорвало объявление по школьному радио: «Всем десятиклассникам — комсомольцам после уроков не расходиться, пройти в Актовый зал на закрытое комсомольское собрание». Теряясь в догадках, мы — десятиклассники заполнили зал. На сцене стол, накрытый красной скатертью, сбоку массивная кафедра с графином. На сцену входят и рассаживаются за стол директор школы, завуч, секретарь парторганизации, секретарь комсомольской организации школы и какой-то исполненный важностью события, незнакомый нам чиновник. Обычно шумный зал школьников молчит в тревожном ожидании. Секретарь парторганизации, обратив взор в сторону чиновника, ожидает команды и, получив многозначительный кивок, поднимается к кафедре. И без того тихий гул в зале замолкает основательно и изматывающую, напряженную паузу прерывает срывающийся голос секретаря парторганизации:

— «О культе личности и его последствиях». Доклад Никиты Сергеевича Хрущева XX съезду КПСС.

Зачитывая текст доклада, секретарь не поднимала глаз в сторону зала, но время от времени бросала вопросительный взгляд на чиновника, как бы ожидая одобрения высоких инстанций. В первоначально тихом зале стали раздаваться реплики, снова появился привычный для школьного зала гул. Зачитав текст, секретарь направилась за кулисы сцены. Туда же направился остальной Президиум. Никаких вопросов, никаких обсуждений. Стали расходиться и школьники, но лишь малая часть. Разбившись на группки, старшеклассники пытались переварить услышанное. Совершенно невероятный поворот событий. Не может быть такого! Великого Вождя пытаются опорочить! И вдруг оказывается, что Виля, один из нашей группы, по всем пунктам согласен с докладом Хрущева! Бить его, конечно мы не стали, но очень на него обиделись. Отец, безгранично веривший в Сталина, прослушав доклад на своем театральном партсобрании, возненавидел Хрущева. С этого момента все, что было связано с Компартией и Хрущевым, называлось смачно произносимое «СЧ» — Советская чепуха! В период одной из госпитализаций в его истории болезни появилась запись дежурного врача: «Высказывался против Советской Власти»! Он так и ушел из жизни, уверенный в непоколебимом авторитете Вождя всех народов.

А резкие колебания в жизни страны продолжались, как хорошие, так и подозрительные. Уже через месяц после смерти Бессмертного в апреле 1953 года рассыпалось «Дело врачей», или   «Дело отравителей », или «Дело о Сионистском заговоре ». Оказалось, они не такие враги, как утверждалось ранее при жизни Вождя. И у Врача Лидии Тимашук отобрали Орден Ленина, высокую награду, выданную ей за раскрытие заговора «Врачей — отравителей». Уже 26 июня 1953 г арестован маршал Советского Союза, Член Президиума ЦК КПСС, Заместитель Председателя Совета Министров СССР, Министр Внутренних Дел, Герой Советского Союза Лаврентий Павлович Берия. Исключен из партии, обвинен в антисоветской деятельности и шпионаже и тут же расстрелян. В 1957году разоблачена Антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шипилова. Резко испортились отношения с Китаем. Кончилась Эпоха песни «Русский с китайцем — братья навек!» И в то же время появляются самиздатовские и печатные издания книг, чтение которых постепенно переворачивало сознание: «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита» Булгакова, «В круге первом», «Один день Ивана Денисовича» , «Архипелаг Гулаг» Солженицына, «Доктор Живаго» Пастернака, «Свет далекой звезды» Чаковского, «Дети Арбата» Рыбакова, и многие другие… Каждая книга — откровение, удар молота по голове, вышибающий все заскорузлые представления о Вожде, Государстве,  партии. Постепенно открываются секретные документы Сталинского периода. Ужасающе циничные и жестокие деяния руководителей партии, правительства. Жестокие деяния не единичные, а, поставленное на поток бандитское уничтожение собственного народа отцом всех этих народов, который со своими соратниками создал в стране атмосферу непрекращающейся гражданской войны. Жестокие гонения, репрессии и расстрелы наиболее активной части населения привели к катастрофическому обезглавливанию армии, разгрому генетики и кибернетики, уничтожению руководителей и ведущих ученых страны…

Может быть Сталин, как утверждают его все еще многочисленные почитатели, не ведал что творят его соратники? Ответ на этот вопрос можно получить, взглянув на эти документы. Иркутский Обком просит Кремль увеличить ЛИМИТ по первой категории еще на 4 тысячи: «Ввиду значительной засоренности области право-троцкистами как и монгольскими и кулацко-белогвардейскими элементами, подпадающими под первую категорию, просим ЦК ВКП(б) разрешить дополнительный лимит по первой категории для Иркутской области 4 тысячи»… Виза Сталина «ЗА». Рядом подписи: Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, Микоян, Чубарь. Что же это за Первая Категория? Первая категория — это враги народа, подлежащие расстрелу. Вторая категория — враги народа, подлежащие репрессиям и высылке в лагеря. Запланированное на определенный период времени количество врагов народа, подлежащих уничтожению:

Секретарь Кировского Обкома просит увеличить квоты на первую категорию еще на 300 человек и на вторую — на 500. А на шифровке виза Сталина с указанием: «Увеличить по первой категории не на 300, а на 500 человек, а по второй категории — на 800 человек».

Визы ставились не на конкретных приговорах конкретным врагам народа. Визы ставились на квотах. Расстрелы и репрессии граждан собственной страны превратились в плановое хозяйство. Партийные руководители городов, областей, республик устраивали негласные соревнования: кто больше расстрелял и репрессировал. За период 37 — 39-х годов наибольшее количество заявок пришло из Московского Горкома партии, которым руководил Н.С. Хрущев.

В тех случаях, когда количество расстрелянных не добирали до выделенной квоты, восполняли пробел случайными жертвами. Колхозник из Ново-Борчатского сельсовета (современной Кемеровской области), приговорен «тройкой» к расстрелу 22 марта 1938 года. С группой других заключенных его вывели из камеры и направили за дом, где уже была приготовлена братская могила. Двое неизвестных, надвинув ему шапку на глаза, сильным толчком бросили в глубокую яму. В яме, он почувствовал под собой тела стонущих людей. По этим людям неизвестные ему лица ходили и стреляли в них. Колхозник, лежа между трупами, не шевелился и таким образом остался жив. А когда расстреливавшие люди уехали, оставив яму не закопанной, вылез и пошел домой в колхоз, находившийся за 45 километров от места расстрела. Впоследствии, совместно с братом колхозник приехал в Москву искать справедливости. Направились к Михаилу Калинину, откуда они оба были направлены в Прокуратуру СССР. Там после допроса с санкции заместителя Прокурора СССР Г. Рогинского оба были арестованы и Рогинский написал по инстанции распоряжение о необходимости привлечения к ответственности лиц, «небрежно выполнивших приговор о расстреле». 20 июня 1938 г. колхозник был расстрелян в Москве.

В таком обезглавленном, обездвиженном состоянии истерзанный «Отцом Народа» Советский Союз предстал перед грозной, сильной германской армией. Остается лишь удивляться и восхищаться мужеству и стойкости оставшихся в живых граждан Советского Союза, которые вопреки всем катастрофическим обстоятельствам, выстояли и победили в этой неравной борьбе. На каких принципах построен феномен обожествления злобного тирана, параноика, облаченного неограниченной властью? Такое впечатление, что предложение Чехова выдавливать по капле из себя раба, остается в силе и в настоящее время.

В конечном итоге потребовалась жизнь, чтобы стать свидетелем трансформации Сокола ясного в дракона, пожирающего подданных своих.

История России — это уже не моя история. Это история вот этого счастливо улыбающегося на знаковой фотографии мальчика, руку которого дружелюбно пожимает Президент, в то же время два амбала за локоть и предплечье держат эту маленькую руку, третий борцовским захватом удерживает мальчика (мальчика !!!) за плечи и шею! От этого парнишки и от его сверстников зависит будущее России. Будет ли Россия свободна, или ее за руки и шею все также будут удерживать Амбалы.