Суворова И.Ю. Анализ объектных отношений людей с аутистическими чертами личности и антисоциальным поведением

Аннотация

В статье рассказывается о проблеме психолого-педагогического сопровождения молодых людей с легкой формой умственной отсталости с антисоциальными проявлениями. Делается вывод о том, что антисоциальные проявления являются аутистическим объектом, одновременно служащим защитой от опасной окружающей реальности и своего рода мостиком между миром внешним и внутренним. В тексте описан трехгодичный анализ работы с такими молодыми людьми в условиях трудовых мастерских.

Ключевые слова: расстройства аутистического спектра, аутистический объект, антисоциальное поведение, безобъектные отношения, шизоидные феномены, агрессия.

Введение

Ввиду популяризации инклюзии людей с ограниченными возможностями здоровья (Пенин, 2010; Хижняк, 2015) все большее внимание приобретает психолого-педагогическое сопровождение молодых людей с ментальными нарушениями в условиях рабочих мастерских (Волкова, Головина, 2012; Головина, 2016).  И здесь особое место занимают относительно сохранные подростки с выраженным антисоциальным поведением – ненормативная лексика на рабочем месте, провокационные темы, - поведением, нарушающим работу всей рабочей группы. Официальный диагноз таких людей ограничивается умственной отсталостью, однако их поведение противоречиво, и эти противоречивости характерны для каждого человека их описываемой группы: в плане стратегии взаимодействия с реальностью такие люди похожи на личностей с антисоциальным расстройством (Meloy, Yakeley, 2011), однако их агрессивное поведение ограничивается рабочей группой в трудовых мастерских, тогда как мир за стенами семьи и места учебы вызывает непреодолимый страх; их основной мотив – шизоидный страх быть разрушенным группой, однако при личностных взаимоотношениях у них отсутствуют характерные для шизоидов проекции плохих и хороших объектов (Рычкова и др., 2001); вместе с этим некоторые аспекты поведения – стереотипные вопросы, к примеру, о возрасте, – похожи на проявления РАС (Никольская, 1997). Работа с такими людьми вызывает больше вопросов, чем ответов.  Демонстрирование полного принятия, обычное для работы с людьми с РАС и РДШ, как будто бы дает зеленый свет антисоциальному поведению, и провокации усиливаются. Выстраивание жестких рамок и пресечение брани приводит к большей агрессивности и бесконтрольности.

В данной статье описывается трехгодичная работа с такими людьми, анализируются их мотивы, структура личности, причины и особенности выстраивания отношений с окружающим миром. Основная мысль, которую намеревается донести автор статьи, заключается в том, что отношения с окружающим миром людей, не имеющих РАС, также могут быть безобъектными, и агрессия является ответной реакцией на страх окружающего мира.  Этот феномен похож на шизоидный страх саморазрушения, тем не менее мы предполагаем, что агрессивная установка описываемых людей является своего рода аутистическим объектом, связывающим человека с окружающей реальностью и одновременно защищающим от нее.

Аутистический объект и шизоидные феномены   

Термин «аутистический объект» был введен Френсис Тастин, первым психоаналитиком, обратившимся к структуре личности аутичного ребенка (Tustin, 2018).  Аутистический объект описывается как часть тела ребенка или внешнего мира, который они испытывают как часть себя.  Роль аутистического объекта заключается в стабилизации внутренних состояний и ограничении взаимодействия с внешним миром.  Именно поэтому аутистические объекты ригидны, воспринимаются частью личности, и сепарация от них приводит к приступу агрессии и паники (Соmberoff, Noemi, Comberoff, 1990). Аутистический объект может быть как чем-то материальным, так и жестами или стереотипным поведением, например, упорядочиванием элементов.

Особенностью аутистического объекта является тот факт, что он формируется в условиях отсутствия отношений аутичного ребенка с внешними объектами, начиная со связи с матерью (Pimenta, Santiago, Santiago, 2016). Обрыв связей с внешним миром и «инкапсуляция» аутиста рассматривается, как защитная реакция от воздействия внешних угроз (Догерти, Вест, 2015). Как раз стереотипии и аутостимуляция, которые рассматриваются как наиболее характерные симптомы аутиста (Лебединская, 1992), являются механизмами, вызывающими диссоциацию и, подобно самогипнозу, помогают отгородиться от пугающей реальности и являются элементарными аутистическими объектами (Pimenta, Santiago, Santiago, 2016).

Чуть позже французский клинический психолог Жан-Клод Мальваль, изучая аутистов с различной степенью выраженности их аутизации, заключил, что не все аутистические объекты служат для изоляции человека от внешней реальности. Напротив, некоторые из них являются своеобразным мостиком между миром внутренним и миром внешним. В зависимости от степени контактности аутиста с внешним миром, Мальваль выделяет четыре вида аутистических объектов: «грубый аутистский объект», «нерегулируемый аутичный объект», «регулируемый аутистский объект» и «объект, регулирующий аутизм» (Maleval, 2015).

«Грубый аутистский объект» является самой примитивной защитой и соответствует наиболее глубокой аутизации. Его функция - навести порядок в мире, сохраняя неизменность и защищая их от желания социального контакта. В качестве примера можно привести неговорящего аутиста Пашу (все имена заменены – прим. И.Ю.)., упорядочивающего любые предметы, которые попадаются ему в поле зрения. Причем эта потребность возрастала, когда Паша начинал беспокоиться.

«Нерегулируемый аутичный объект» – способствует более сложному пространственному миру. Аутистическим объектом являются предметы, значение которых определяется их функциональностью, и их функции организуют пространство. Например, Миша организовывал пространство и определял людей, которые его должны окружать, согласно тому, чем он занимался в каждом кабинете. Каждый человек должен был выполнять свои функции, иначе Миша начинал злиться.

«Регулируемый аутистский объект» – это информация из окружающего мира, которую аутист постоянно пополняет и упорядочивает. Эта информация является для них мостиком в окружающий мир. Такие аутисты выглядят, как гении. Как пример, можно привести Игоря, постоянно спрашивающего у окружающих его людей их биографические данные, запоминающего неимоверное количество информации, легко оперирующего георграфическими данными и обладающего абсолютной грамотностью.

Наконец, «регулирующий аутистический объект» представляет собой неизменные предметы, привычки. Они не составляют всю жизнь аутиста, но определяют его взаимоотношения с внешним миром. Такое взаимодействие с реальностью более пластично.  Например, Ваня, как и Игорь, спрашивает у всех возраст, круг интересов и т.д., однако его поведение более разнообразно, и эти вопросы не являются его единственным источником коммуникации.

В классификации Ж.-К. Мальваля нет категории, соответствующей аутостимуляции, которую описала Ф. Тастин, и которая действительно усиливает инкапсуляцию. Аутистические объекты, выделенные французским психаналитиком, скорее являются более сложными ступенями взаимодействия аутиста с окружающим миром. Задачей этих объектов является адаптация к окружающей реальности исходя из возможной степени взаимодействия с ней.

При анализе особенностей взаимодействия человека с внешним миром принципиальное отличие аутизма от шизофрении, которое отмечает Ф. Тастин, заключается в том, что аутисты пребывают в раковине, служащей защитной оболочкой от внешнего мира. Существенное различие между детьми с РАС и РДШ показано в теории Ф. Тастин (Tustin, 2013), выбором предметов, которые они создают. Шизофреники создают гибкие объекты, состоящие из совокупности «Я» и «не-Я». Эти, названные Тастин «путаные объекты», поскольку границы между ними внешним и внутренним не всегда проведены адекватно. Объекты аутичных детей «полностью переживаются как «я» и являются строго фиксированными (Tustin, 2018; Pimenta, Santiago, Santiago, 2016).

Основной мотив шизофреника можно описать, как поиск любви и одновременно страх разрушить объект любви, или быть разрушенным им (Гантрип, 2010). У аутистов нет мотивов, направленных во внешний мир. Гантрип считает, что страх нахождения в группе происходит из-за переноса ненависти к себе на группу. Для аутиста страх нахождения в группе исходит из страха неопределенности и хаоса, который несет любая группа, полная вербальных и невербальных коммуникаций, озвученных и негласных правил взаимодействия. Отношения с внутренними объектами шизофреника выносятся во внешний план, тогда как у аутиста внешние объекты являются частью внутреннего мира. Тем не менее, аутистические проявления глубоко пронизывают шизоидную феноменологию (Barneveld et al., 2011; Dinsdale at el., 2013), и прерывание социального взаимодействия может иметь различные причины (Dinsdale at el., 2013). К примеру, шизоидный уход, описанный Г. Гантрипом (2010), который является по своей сути бегством от деструктивных отношений, также можно расценить, как аутизацию.  Такое пересечение феноменов не удивительно, поскольку Г. Гантрип не работал с аутизмом и, как и его предшественники, расценивал деструктивные отношения с внешними объектами в качестве первичной проблемой, тогда как ситуации, когда объектов нет, не рассматривались. Более того, в связи с довольно однозначным списком симптомов, соответствующих диагнозу аутизм, безобъектные отношения у людей с внешне широкой сетью социальных контактов, кажутся неочевидными. Однако при тщательном анализе обращенной речи обнаруживается, что она не имеет адресата, а ее целью является создание мостика между миром внешним и внутренним, как в случае с регулируемым аутистическим объектом. Следующими двумя примерами мы хотим продемонстрировать различия между объектными и безобъектными отношениями с окружающей реальностью. Первый случай описывает молодого человека с ранней детской шизофренией, тогда как второй – молодого человека, диагноз которого ограничен умственной отсталостью. Оба посещали рабочие мастерские, и их отношения друг с другом можно было назвать дружбой.

Коля (23 года, шизофрения) интереса к работе на проявлял. Если не удавалось заниматься любимым делом (просмотр роликов из компьютерных игр), находил тихий угол, накрывался капюшоном и молча сидел. К ребятам и педагогам относился агрессивно.  Психологу первый год не доверял. Лишь на второй год проявил инициативу договориться об индивидуальных занятиях. На занятиях рассказывал о детальных планах убийства людей, которых боялся. Далее разговоры начали формироваться вокруг личности психолога – стремление нарушить его личностные границы, покушение на личное пространство и вещи. Спустя полгода на личность психолога начали переноситься образы матери и гипотетического любимого человека, что приводило к вспышкам ревности и агрессии. С начала индивидуальных занятий поведение Коли в группе также изменилось.  Он стал более общительным и в случае приподнятого настроения находил товарищей, которых подговаривал на ненормативное поведение (сам нарушать правила зачастую боялся): бегать по этажам, заглядывать в кабинеты и материться. Был замечен в кражах. На вопрос, почему ему так важно нарушать правила и выступать против системы, отвечал, что таким образом показывает свою независимость, и это то, что бы он потом хотел вспоминать после окончания колледжа. В этом описании продемонстрирован типичный шизоидный перенос внутренних объектов на элементы внешнего мира, тогда как в следующем пример показывает деструктивные импульсы не с целью проигрывания внутренних переживаний, а в результате напряжения, вызванного пребыванием в группе.   

Антон  (25 лет, умственная отсталость), так же, как и Коля, интереса к работе не проявлял. Был зациклен на поисках девушки мечты, которая полюбила бы его безусловно и создала с ним семью с другими правилами, чем в его собственной семье. На занятиях методично нарушал правила рабочей группы постоянными провокационными разговорами, что, казалось, едва поддавалось контролю с его стороны. Разговоры прекращались, если у Антона была возможность слушать во время работы свою музыку. Возможно, таким образом он чувствовал себя в комфортной для себя обстановке. Был чувствителен к давлению и власти. В случаях возникновения давления провокации против авторитарной фигуры становились интенсивней.

Если в случае Коли отношения были личностными, то в случае с Антоном – безличностными: он направлял агрессию не на конкретных людей, на которых проецировал внутренние объекты, а на всю систему в целом. Агрессивные импульсы пропадали, когда Антон оказывался в комфортной, безопасной для себя обстановке. Обезличивание отношений и борьба с хаосом, вызванным ими, через повторяющиеся бессмысленные ругательства напоминают аутистические проявления.

Аутистические объекты и антисоциальное поведение

Случай Антона интересен тем, что сопровождается агрессией, направленной на социальную систему, и характер этой агрессии отличается от той, что проявляют люди с большей аутизацией.  В качестве примера опишем типичные случаи проявления агрессии у людей с РАС. Маша (19 лет, аутизм) нуждается в сопровождающем, который помогает ей стабилизировать пространство вокруг. Во время их совместной работы возникает иллюзия теплых доверительных отношений. В случае тревоги Маша начинает щипать своего сопровождающего, перенося на него свое напряжение. Однако эта тесная связь моментально пропадает, когда за Машей приходят родители. Таким образом, Маша воспринимала сопровождающего, как часть себя, снимающую ее тревогу в отсутствии родителей. Витя (19 лет, аутизм) первый год нуждался в сопровождении как побуждении к действию (нуждался в команде для того, чтобы совершить какое-либо действие). Также Витя позволял себя успокоить в случае тревоги. Спустя год работы Витя перестал нуждаться в побуждениях извне, а также запрещал сопровождающему утешать его в случае тревоги так, как это было раньше, и начал вырабатывать собственные стратегии стабилизации эмоционального состояния. В случае, когда Витя справиться с тревогой не мог, это сопровождалось криками и стуком ладонью по столу, либо ударами по себе. Внешне это поведение похоже на поведение Антона с тем отличием, что Антон выкрикивал более осмысленные фразы. Однако если Антона проявлял агрессию только в группе, а во время индивидуальной работы был способен на диалог, то Витя одинаково кричал и в группе, и во время индивидуальных занятий, и оставшись наедине с самим собой. Агрессия Антона была направлена вовне, тогда как агрессия Вити, как и Кати, была направлена внутрь с тем отличием, что Маша переносила ее на аутистический объект, который являлся частью ее самой, а Витя направлял на себя.

Мотивы проявления агрессии у Антона, Маши и Вити также различны. Маша и Витя таким образом получали разрядку, вызванную тревогой. Для Антона это не только разрядка, вызванная напряжением в связи с пребыванием внутри социальной структуры. Агрессивное поведение и противопоставление себя социальному окружению было единственным способом взаимодействия с группой.  Между прочим, антисоциальное поведение зачастую сочетается с аутистическими чертами, когда страх саморазрушения, вызванный интеграцией в социальную структуру, побуждает к желанию разрушить ее саму (Anckarsater, 2006). Поэтому мы считаем, что антисоциальные проявления в случае Антона являются аутистическим объектом высшего порядка по классификации Мальваля, одновременно служащим защитой от опасной окружающей реальности и своего рода мостиком между миром внешним и внутренним.

Антисоциальное поведение как реакция на враждебную социальную среду

На выявление мотивов людей, направляющих агрессию против системы в целом, была направлена двухгодичная работа с Ваней. На данный момент Ваня (19 лет, легкая умственная отсталость) является учеником второго года обучения. С первого года обнаруживал робость в общении с педагогами. Если у него возникают вопросы по выполняемой работе, старается не спрашивать, а ждет, пока мастер обнаружит его проблему сам. Вместе с тем его диалоги были полны стереотипных вопросов о возрасте, полном имени, месте жительства и социальном статусе, которые он задавал без стеснения, и которые помогали ему взаимодействовать с внешним миром. Более того, подобно Антону, на первом году обучения Ваня постоянно нарушал правила, выкрикивал провокационные фразы, провоцируя окружающих ребят и смущая педагогов. Это также служило связью с внешним миром, однако эта связь носила агрессивный характер.

Помимо этого, Ваня был зациклен на сексуальных темах и бегал за девушками, стремился нарушить их границы и подглядывать в женской раздевалке. Причем это сочеталось с его собственным страхом переодеваться в мужской раздевалке и оголять некоторые части своего тела.  Временами он пренебрежительно и с горечью высказывался о себе, своей болезни и своем теле. Подглядывание, стремление нарушить телесные границы девушек отчасти были результатом переноса пренебрежения к себе на лиц противоположного пола, отчасти соответствовали сексуальным интересам его возраста, а также были направлены на поиск отношений, обеспечивающих целостность его Я. Так, среди всех он выделял одну девушку, отношение к которой рассматривалось не как провокацию и глумление, а как желание близких и доверительных отношений. В ее присутствии Ваня был спокойней и в меньшей степени стремился нарушить правила.

Темы психологических занятий менялись. Первые месяцы Ваня рассказывал о двуличности морали, которая проявляется как в СМИ, так и в повседневной жизни. В частности, он рассказывал о том, что учителя из его школы говорили о вреде курения, но сами при этом курили; рассказывали о нормах общения, но сами обсуждали своих коллег за их спиной. В СМИ эта тема проявлялась в некоторых провокационных реалити-шоу и их обсуждениях. Далее тема изменилась, и Ваня весь час мог рассказывать о женском теле. Возможность изменить тему и затронуть более глубокие вопросы связана, с одной стороны, с большим доверием к психологу и возможностью говорить на табуированные темы. Любопытным являлся тот факт, что Ваня с легкостью мог выкрикивать различные пошлости как провокации, но на индивидуальных занятиях подобные темы первое время вызывали страх. Тогда психологическая работа была нацелена на возможность говорить об этом в адекватных ситуациях.  В процессе этой работы была очевидна внутренняя борьба между желанием окунуться в переживания, связанные с близостью, и страхом коснуться этой темы. Первое время эти противоречивые переживания Ваня выражал в попытках сексуальных перверсий, угрожая психологу сексуальным нападением. Эта игра была похожа на желание погрузить психолога в Ванино переживания чего-то отталкивающего и запретного. Однако уверенность психолога в том, что в Ванином намерении нет ничего шокирующего, просто оно не приемлемо в данном контексте, помогла принять свои переживания и говорить о них на индивидуальных занятиях.

Описанию женской физиологии были посвящены следующие полгода. На вопрос, что для него означают эти разговоры, Ваня отвечал, что, когда думает о женской груди, он ярче чувствует жизнь. Здесь грудь выступила как первый объект, с которым сталкивается младенец, как то, что обеспечивает жизнь и связь с внешним миром (Кляйн, 2001; Винникотт, 1998). Очевидно, что Ванина связь с этим первичным объектом была нарушена и окрашена отвращением.

На следующей стадии психологической работы Ваня регрессировал: отказывался идти на занятия для того, чтобы его уговорили, отвели за руку, посидели с ним во время выполнения здания. Однако провокации с его стороны продолжались и усиливались, когда он оставался без сопровождения. Тогда психологическая работа была направлена на построение Ваниных отношений с понравившейся девушкой. Было сделано предположение, что доверительные отношения с одним человеком помогут перенести этот опыт на группу. Первое время Ваня обрывал связь с Катей спустя пару дней после примирения, а потом заново искал ее расположения. Создавалось впечатление, что Ваня угодил в ловушку своих переживаний, связанных с потребностью в близости и невозможностью вынести ее. На психологических занятиях Ваня рассказывал, что не верит в Катину преданность и хочет сделать ей больно, предупредив ее предательство.   Однако ссоры были для него не менее мучительными, и он, не зная, как исправить ситуацию, опять же прибегал к угрозам и насмешкам. Понадобилось несколько месяцев, прежде чем Ваня и Катя научились решать возникшие вопросы с помощью разговора.

К концу первого года Ванино напряжение в отношениях с Катей и группой снизилось, и стремление нарушать границы других девушек практически исчезло. Мы полагаем, что романтические отношения и принятие другим человеком позволили создать более целостное Я, которое способно противостоять страху разрушения в социальной системе и готовности интегрироваться в нее. На следующем этапе психологической работы Ваня стал исследовать правила и нормы, различия между властью и законом. Он расспрашивал о причинах тех или иных правил и горячо возмущался, когда кто-то их нарушал. Пытался понять причины различного отношения педагогов к ребятам с различными ментальными нарушениями, совершающими внешне одинаковые поступки. Создавалось впечатление, что на данном этапе Ваня прорабатывал различные аспекты социального поведения, чтобы понять, как функционирует общество и на сколько оно безопасно. Власть и закон стали на данном этапе для него краеугольным камнем. С властью мы зачастую сталкиваемся в родительском доме, когда ребенок вынужден подстраивать свои интересы под интересы родителей. Власть уничтожает границы Я. Именно так воспринимал Ваня каждое социальное взаимодействие и боролся с системой с помощью провокационного поведения.  В отличие от власти, закон един для всех и служит для защиты границ  Я от внешнего воздействия тех, кто хочет на них покуситься. На этой стадии психологической работы психолог стал олицетворением закона, эталоном нормативного поведения. Ваня задавал множество вопросов о причинах противоречий в социальных правилах, и его напряжение снижалось, когда он слышал объяснения. Параллельно с этим Ваня обнаружил себя одним из самых успешных учеников и стал гордиться этим, любил получать исключительные задания. На данный момент нельзя сказать, что он полностью избавился от нецензурных выкриков с рабочего места, однако они стали реже, мягче и имеют под собой несколько иные мотивы – обращение внимания окружающих на себя. Он радуется, когда его тему подхватывают окружающие, считают ее интересной и смешной. Однако сейчас он чаще всего говорит невпопад.

Таким образом, невозможность интегрироваться в группу и противопоставление себя ей было вызвано непониманием механизмов социального взаимодействия и невозможностью найти свое место в социальной системе с одной стороны и неверием в свою возможность быть частью отношений с другой. Это приводило к страху быть разрушенным группой, которая в представлении Вани отталкивала его. В результате Ванина агрессия, направленная на группу, носила защитный характер и была единственным способом взаимодействия с системой. Работа с привязанностью снизила страх отвержения и способствовала более целостному Я, что позволило работать по направлению интеграции в группу.

Заключение

Статья была посвящена описанию феноменологии и анализу мотивов людей, имеющих легкую умственную отсталость, аутистические способы реагирования на окружающий мир и антисоциальное поведение. Было установлено, что агрессия, направленная на группу, представляет собой безобъектные отношения и служит защитной реакцией от страха быть разрушенным агрессивной средой. Еще одной особенностью в двух случаях был поиск идеального внешнего объекта, который уменьшал тревогу. Поэтому первым этапом в работе с такими людьми была выбрана помощь в поиске объекта, снижающего тревогу.

Нам повезло, что между Ваней и Катей действительно была симпатия, и работа над сохранением отношений была их общим запросом. В случае, если в окружающей реальности такого объекта нет, в его качестве может выступать психолог с тем, чтобы опыт безусловного принятия и доверительных отношений был перенесен на другие внешние объекты. Было замечено, что плотное сопровождение Вани педагогами, которым он доверяет, также снижало его тревогу.   

Описанные феномены также можно расценить, как шизоидную проблему стремления к объекту любви и бегства от реальности. Более того, страх быть отвергнутым группой в связи с переносом ненависти к себе, обнаруженный у Вани, был описан Г. Гантрипом как шизоидный феномен. Однако вместе с этим Ваня не стремился быть в группе, и его агрессия также была вызвана противоречивыми социальными отношениями.  Скорее всего, в Ванином случае смешались шизоидные переносы и аутистические способы выстраивания отношений с окружающей реальностью.

Второй этап работы по интеграции Вани в группу был инициирован самим Ваней и заключался в определение нормативных границ и закона как гаранта безопасности. В этом случае исключительную важность имел психологический климат в рабочей группе. Было необходимо, чтобы социальные отношения в группе регулировались правилами, одинаково соблюдаемыми всеми, и в особенности их носителями, то есть педагогами. Нормативные отношения и закон являются противоположными властным, в которых люди, облаченные властью, позволяют себе нарушать границы подчиненных им людей. 

Трудовые мастерские и возможность создания нормативных социальных отношений, что невозможно во время индивидуальной работы или тренинга из-за отсутствия служебной иерархии, видятся нам идеальным условием для снятия тревоги и личностного развития людей, испытывающих страх во время нахождения в пределах группы и стремящихся ее разрушить. Возможно, этот опыт был бы полезен применительно к общеобразовательным школам, что помогло бы снизить уровень агрессии и антисоциальных действий насильственного характера среди обычных подростков.    

The analysis of object relations of people with autistic personality traits and antisocial behavior

Annotation

The article describes the problem of psychological and pedagogical support for young people with mild mental disorders with antisocial manifestations. It is concluded that antisocial manifestations are an autistic object that simultaneously serves as a protection against a dangerous surrounding reality and a kind of bridge between the world of the external and internal. The text describes a three-year analysis of work with such young people in the conditions of labor workshops.

Key words: autistic spectrum disorders, autistic object, antisocial behavior, nonobjective relations, schizoid phenomena, aggression.