|
Хильдебранд П. Брак во второй половине жизниГод издания и номер журнала: 2019, №2 Комментарий: Глава из книги Хильдебранда П. «После кризиса середины жизнию Психодинамический подход к старению» (2019), вышедшей в издательство Когито-Центр. Аннотация В статье рассматриваются бессознательно детерминированные конфликты и межличностные паттерны, которые наиболее часто встречаются в браках во второй половине жизни. Ключевые слова: брак, паттерн, старость, привязанность. До второй половины XIX столетия брак на Западе действительно, согласно словам «пока смерть не разлучит нас», был пожизненным. С конца XX в. это стало означать достаточно долго – 40 или 50 лет. Однако для наших предков, вследствие свирепых болезней и частой гибели женщин в родах, брак длился в среднем чуть больше одного десятилетия. Сегодня с учетом того, что оба супруга будут жить гораздо дольше, чем раньше, и что брак будет подразумевать многолетние отношения, людям придется развивать новые паттерны существования в браке. В свои 25–30 лет партнерам трудно предполагать, на что будет похожа их жизнь через 10, 20 или 50 лет, и нельзя ожидать от них предвидения, кроме каких-то наиболее очевидных вещей, что с ними случится или не случится. Одним из новшеств, получивших распространение после Второй мировой войны, стал легкодоступный развод. За два столетия до этого развод был возможен только для богатых, а пары, принадлежавшие к бедным классам, просто расставались и разъезжались без согласия священнослужителя или кого-либо еще. Сегодня развод – не порок, и отмена судебной атрибуции вины и ответственности за крушение брака вкупе с долголетием и благосостоянием привели к ситуации, когда по крайней мере половина браков заканчивается разводом и повторным вступлением в брак одного или обоих партнеров. Фактически сейчас наблюдается тенденция к избеганию формального брака и к совместному семейному проживанию людей при сохранении ими своего статуса одиночек. Также имеется тенденция к «семье с одним родителем», которая с высокой степенью вероятности приведет к заметной социальной аномии[1], поскольку старые семейные связи очевидным образом разрушаются и исчезают во многих странах. Не так просто коротко изложить проблемы возрастных пар, которые остаются вместе. Часть трудностей возникает, прежде всего, из сложности мотивов, заставляющих мужчин и женщин вступать в брак и создавать семью. Мы знаем, что люди женятся вследствие огромного количества осознаваемых и неосознаваемых причин. Психодинамически брак символизирует и разыгрывает целую серию многослойных бессознательных фантазий каждого из партнеров, которые другой может разделять или не разделять. Сложность и частичная взаимность брачных отношений – это плодородная почва как для близости, так и для неприятия в течение жизни. По мере старения людей проблемы могут становиться более очевидными и более болезненными. Как только требования родительства заканчиваются, супруги оказываются лицом к лицу друг с другом, и часто начинают прорабатывать проблемы и трудности, которые они до сих пор осознанно или неосознанно оставляли «спящими». Один из наиболее общих паттернов касается 45-летнего мужчины, который около 20 лет жил с женой и пестовал детей. Такие мужчины нередко оставляют своих жен ради новой, более молодой женщины, сохраняя при этом свою роль отца семейства и стараясь избегать конфронтации с первой женой, которая теперь вольна принять на себя более деятельную и агрессивную роль. На глубоком бессознательном уровне такие мужчины устраняют опасность проявления собственной пассивной, женственной стороны, которого они боятся и не хотят переживать. Интересно, что брачные консультанты и специалисты по разводам относительно редко встречают обратный вариант этого паттерна, когда женщина оставляет своего мужа ради более молодого мужчины. Если брак – это плодородная почва для проработки (внутриличностных) невротических конфликтов, то стрессы, связанные со старением, могут обострять эти проблемы в паре. Осознанные и неосознаваемые конфликты или бессознательные коллизии создают угрозу, и брак начинает разваливаться. Муж и жена начинают винить друг друга и пытаются найти решение внутри или вне брака – с профессиональной помощью или с помощью друзей. Это может приводить их к установлению защитной системы вплоть до жесткого и неизменного супружеского паттерна, что известно у возрастных пар. Это может также способствовать пересмотру брака и его полезности и вести к поиску нового, более подходящего партнера, с которым можно построить систему, лучше отвечающую их потребностям: М-с Б. была направлена ко мне из-за обострения страха грозы. Всю жизнь при грозе у нее случались панические атаки и она убегала из дома. Она и ее муж, теперь пенсионер 70 лет, были женаты 43 года. Они успешно воспитали троих детей, которые уже покинули дом. Я взял эту пару в супружескую терапию совместно с коллегой, женщиной. Вскоре стало очевидно, что фобия м-с Б. отражала ее существовавший всю жизнь страх потери контроля. Дополнительную силу этому страху придавали пассивность и нежелание ее мужа выражать какие-либо чувства к ней или вовлекаться в скандал, даже когда это было бы уместно и принесло бы удовлетворение. Терапия постепенно привела к тому, что они смогли говорить о разногласиях между ними, которые оставались скрытыми в течение 43 лет, а затем смогли взглянуть в лицо некоторым реальным неудовлетворительным сторонам своего брака. В первую очередь были признаны сексуальные проблемы, которые никогда раньше не обсуждались и корни которых шли из детства. М-с Б. смогла признать тот факт, что они с мужем все же могли бы найти приемлемое решение их проблем. В этот момент терапии неожиданно случилась гроза. Когда у м-с Б. началась ее обычная паническая атака, муж велел ей «заткнуться». Затем, после настоящего скандала, наверно, впервые за всю их совместную жизнь он обнял ее, чтобы успокоить, – этого он тоже никогда раньше не делал. Раньше в дело всегда вмешивались его собственные контрфобические реакции и необходимость отрицать собственный страх грозы, который был выражением сильно подавленного страха сексуальных драйвов и агрессии. Позднее он связал это с ужасным переживанием угрозы утопления в детстве, но теперь он смог это преодолеть. Впервые за много лет они смогли заниматься любовью с наслаждением и удовлетворением. Хотя все это может показаться чем-то банальным, тем не менее у этой пары была длинная история неозвученного страдания, которое без терапевтической помощи могло привести их к разрешению проблемы в психосоматических болезнях или транквилизаторах. Это могло стать чем-то вроде костылей, но не сделало бы их более любящими и открытыми друг к другу. Среди таких хорошо известных паттернов имеется «пустой брак». Здесь пара живет бок о бок в видимой гармонии, но без какого-либо подлинного обмена информацией или чувствами – каждый в своем футляре и следуя только своим собственным интересам, без настоящей встречи душ и часто даже тел. Это похоже на состояние субклинической депрессии, при которой люди обращены только к себе и к своему нарциссическому состоянию души и тела. Я думаю, что ипохондрия и болезни подчиняют себе жизнь этих людей, и они являются основными потребителями транквилизаторов и успокоительных средств. Вторая группа, тоже хорошо известная, это те, кто выработал паттерн постоянной грызни. Кажется, эти пары без конца повторяют одни и те же хорошо отрепетированные ссоры. В этих ссорах затрагивается и повторяется некоторое количество тем, постепенно возникших из инфантильных паттернов, от которых пары постоянно защищаются и которые могут быть выражены только путем такого компульсивного повторения. Такие браки, хотя вроде бы и более живые, чем в предыдущей группе, функционируют по-своему стереотипно и имеют мало возможностей для развития и изменений в позднем возрасте. Похоже, эта группа менее, чем первая, готова менять паттерны, поскольку их конфликт часто проигрывается явно, и, подобно Джеку Спрэту и его жене, они имеют один невроз на двоих[2]. Жирное не ест Джек Спрэт, Третья группа представлена браками по расчету, где один или другой партнер женились не по любви, а по каким-то другим причинам, как, например, желание, пока не поздно, иметь ребенка или жену для улучшения социальной позиции. Часто такие браки превращаются в болото равнодушия, где партнеров связывают только обязанности и ничего больше – здесь не бывает никаких настоящих чувств или заботы друг о друге. Чувства стареющих супругов друг к другу сильно отличаются от тех, что бывают у более молодых людей. Об одной из главных причин этого рассуждает Д. Гуттман: ...Развитие в позднем возрасте и патология, если она впервые проявляется тогда же, часто подпитываются из одного источника. Они направляются энергиями, которые у мужчин и женщин освобождаются в процессе постродительского перехода к андрогинности. ...Бисексуальность не становится серьезной проблемой, не принимает масштабов кризиса, когда мужчины и женщины выходят из «неотложной» фазы родительства. С того момента, когда родители в своем среднем возрасте отпускают последнего ребенка в жизнь, гендерные различия начинают размываться. Таким образом, когда взрослеющие дети демонстрируют, что уже способны принять на себя большую ответственность, полагаясь на собственную физическую и эмоциональную зрелость, строгие требования родительства ослабляются, и отцы и матери могут вернуть себе стремления и возможности, которые конфликтовали с родительскими задачами и потому или подавлялись, или проживались опосредованно через супруга (Guttman, 1990). Многие межличностные детерминированные бессознательным паттерны, имеющие место в браке, связаны со «взрослостью» и ее достижениями. Если считать, что мы достигаем полной зрелости не в 21 год, когда «получаем ключи от двери», а, скорее, с рождением первого ребенка, то можно описать целую серию ступеней развития до вступления в «третий возраст» в 65 или около того. С рождением первого ребенка для того родителя, который осуществляет основную заботу о нем, начинается период сильной зависимости. Винникотт говорит о времени «главной материнской заботы», когда мать или то лицо, которое ее замещает, отдает большую часть своей ментальной и физической энергии ребенку. Конечно, это предполагает некоторую степень отрицания других членов семьи, а с их стороны – понимание эмоциональных потребностей матери в этой ситуации. Отцам надо на некоторое время отказаться от своих собственных требований удовлетворения и заботы, которые могут иметь корни в их собственных ранних переживаниях, и более или менее терпеливо выдержать и справиться с тем, что теперь есть потребности родительской пары, занятой уходом за ребенком. Тогда как некоторые мужчины способны признать и идентифицироваться с тем, что с появлением нового члена семьи страстная любовь проходит, и могут понять такую роль и получать от нее удовольствие, другие могут воспринять это как оскорбление их и их потребностей, и это может стать причиной глубокого стресса в браке. В некоторых случаях это может заходить даже так далеко, что приводит к физическому нападению на беззащитное дитя из-за того, что он занял место мужа как нуждающегося зависимого ребенка. Родители в средней фазе брака должны пересмотреть ролевые отношения – часто на довольно жесткой основе. Одна из проблем в нашем современном обществе состоит в том, что, поскольку рабочие роли распределяются между мужчинами и женщинами все больше поровну, то вопрос о том, кто должен оставаться дома и заботиться о ребенке, провоцирует конфликты внутри пары. Сегодня многие женщины делают карьеру и не хотят отказываться от нее ради детей. Когда они решают, что надо завести семью, пока это еще не слишком рискованно в смысле физиологии, они не хотят тратить времени больше необходимого на это трудное, предъявляющее массу требований дело – выращивание ребенка. Конфликт между потребностями каждого из партнеров, который до сих пор затушевывался давлением социальных норм и ожиданий, больше не может отрицаться и может вести к интенсивному и разрушительному напряжению внутри пары. Между 25 и 45 годами стресс все время нарастает. С исчезновением расширенной семьи и той поддержки в плане заботы о ребенке и финансовой помощи, которую она могла предложить, экспоненциально возрастает риск разрушения брака. Я часто встречал пары, где оба (как это ни парадоксально) супруга с горечью выражали желание, что хорошо было бы, если бы жена была более старомодной. Более того, теперь уже нельзя рассчитывать на то, что большинство женщин будут готовы выполнять домашние обязанности. А зависимость многих семей, где работают и муж, и жена, от привлечения неопытных иностранных девушек подросткового возраста в качестве низкооплачиваемых нянь и заместителей родителя во многих случаях оборачивается катастрофой. Неудивительно, что когда люди входят во вторую половину жизни (Э. Жак довольно условно определил, что это происходит в возрасте около 37 лет), брак становится тем институтом, который подвергается сильнейшему давлению. Все мы используем своих партнеров, чтобы они представили и разыграли для нас отщепленные, отрицаемые и идеализированные части нас самих и наши прошлые отношения со значимыми людьми из прошлого. Там, где имеет место удачное совпадение и люди могут разумно приспособиться к потребностям друг друга, брак может принять это давление. Однако, если один или другой партнер начинает осознавать недостачу чего-то, это может вести к разрыву отношений с непредсказуемыми последствиями. После 37 мы начинаем осознавать, что смерть представима и действительно неизбежна, а также то, как время влияет на наше сексуальное функционирование, внешность, способность творить и запоминать и наши взаимоотношения с другими. Это особенно ощутимо в таком ориентированном на молодость обществе, как наше, и брак тоже должен выдерживать влияние старения. Проблемы брака не получили пока большого интереса со стороны психоаналитиков. Соответственно, имеется совсем немного публикаций о проблемах стареющих пар[3]. По мере старения люди вынуждены иметь дело с продолжающимся и накапливающимся стрессом от жизни с другим человеком, личностное развитие которого может пойти в совершенно неожиданном направлении. То, что требуется проработка ранних конфликтов развития в контексте новых отношений, – это общее место психоаналитической теории. Однако не проговаривается, как именно это должно делаться, и люди предоставлены сами себе в борьбе с этими проблемами без достаточного руководства или поддержки. Один из конфликтов – «зависимость против независимости». Стареющего мужчину может уязвлять, что после выхода на пенсию или в результате возрастных изменений, заболеваний, например, микроинсульта, он становится гораздо более зависимым от жены, чем он ожидал. Такой простой вопрос, как, например, кто поведет машину, может стать причиной заметного гнева и тревоги. Одна пожилая дама, муж которой в молодости участвовал в гонках Targa Florio и Mille Miglia, столкнулась с существенными проблемами, когда в 70 лет он отказался перестать водить автомобиль. Он настаивал на том, что его мастерство ничуть не уменьшилось, и даже тот факт, что вследствие церебральной недостаточности он не мог опознать дорогу к дому дочери, не убедил его принять эти изменения и признать свои ограничения. Он был явно обсессивным человеком, чья идентичность во многом была связана с его достижениями в работе и вождении автомобиля, и необходимость полагаться на жену в этой области жизни была для него буквально непереносима. В результате он почти полностью потерял способность двигаться. Другой патологический паттерн, описанный авторами, работавшими в этой области, – пары, нахощиеся «в оппозиции». ...Пререкания замещают прямое выражение чувств, особенно тех, которые относятся к потребности в зависимости и к страданиям в результате отвержения, критики или неприятия. Такая манера постоянных пререканий используется парами как совместная защита против обнаружения стремления к зависимости и чувства своей неадекватности и нелюбимости (Sharpe, 1991). Автор говорит, что такую борьбу надо отличать от обычных супружеских ссор и что существует два типа оппозиционной борьбы, которые привязаны к разным уровням раннего развития. Первый тип связан с симбиозом, когда пара вовлекается в отношения прилипающего, цепляющегося, враждебного, полного обиды типа и остается в них. В таких парах взаимное недовольство, которое существует у них с самого начала – поскольку каждому из них нужно, чтобы другой стал желанной матерью из раннего детства, и, естественно, каждый из них не в состоянии отвечать желаемым требованиям – с возрастом накапливается и становится средством обмена внутри пары. Хотя у них и имеются некоторые причины, чтобы изменить этот паттерн, но по мере старения он становится все прочнее – до такой степени, что они просто утопают в ядовитых миазмах боли и негодования. Таким несчастливым парам мало чем можно помочь, поскольку того, чего они по определению желают (принимает ли это форму сексуального удовлетворения, внимания, близости или теплоты), невозможно достигнуть без разрушения идеализированной внутренней картины, которую они выстроили, чтобы закамуфлировать свои ранние потери. Даже если партнер становится понимающей персоной, отвечающей требованиям в одной из этих областей, другой партнер распространяет свои претензии на другие области их совместной жизни. По мере старения эти требования все труднее удовлетворить, так что дефицит удовольствия и брюзжание становятся для людей способом жизни. Их дети и друзья склонны с опасением отвергать их, и они постепенно отталкивают от себя своих близких, оставаясь запертыми в несчастливых и болезненных отношениях; они неспособны развить новые приемлемые интересы, чтобы справиться с наступлением старости. Второй тип взаимодействий, более высокого уровня, строится на разделяемой интернализации очень критикующего, требовательного, авторитарного родителя или родителей, которые своими требованиями заметным образом повлияли на жизнь каждого из супругов. В результате проекции каждый член пары преследует своего партнера как контролирующий и манипулирующий родитель из детства, а сам находится в позиции постоянной борьбы, необходимой, чтобы не быть побежденным и разрушенным другим. Естественно, из-за потребности быть любимым и защищенным любая победа над партнером и внутренним объектом может быть только временной. Если бы победа была полной, то субъект подвергся бы риску потери хороших аспектов интернализованного объекта, особенно его способности обеспечивать для него безопасность и надежные границы. С такими парами можно оказаться в позиции судьи с дополнительными препятствиями в виде того, что, хотя они и просят вас помочь разрешить их проблемы, они могут так же ополчиться и против вас, превратив вас во вместилище их плохих объектов. Таким пациентам помочь гораздо легче, результаты работы с ними бывают лучше, и они способны использовать взаимодействие себе на пользу. Трудности связаны больше с нормальной ригидностью мышления, о которой я скажу в следующей главе. Большинство опубликованных в последнее время исследований отмечают, что часто имеет место постепенное или ступенчатое снижение супружеской удовлетворенности в браке. Она стартует с высокого уровня в период «медового месяца», претерпевает резкое падение, когда появляются дети с их нуждами и требованиями, и далее или медленно снижается, или держится на плато, которое, видимо, означает общее безразличие. Однако есть браки, где пара находит, что возросшая свобода, приходящая с материальным достатком и отделением детей, позволяет им достигнуть личного удовлетворения – так, как раньше они не могли себе и представить. Иногда мы, конечно, видим возможность разделенного опыта в пожилом возрасте, который поражает наблюдателя своим богатством и разнообразием. Однако чаще паттерны взаимодействия выглядят так, как я описал выше. Дж. Кайперс и В. Бенгтсон (Kuypers, Bengston, 1983) полагают, что члены старых семей – со взрослыми детьми – имеют глубоко конфликтную привязанность. Этот конфликт особенно тяжел для среднего поколения – стареющих родителей. Авторы приводят следующие аргументы. Во-первых, по мере старения семьи падает интенсивность вовлеченности в семью. Ясно, что семья – это база, от которой дети обязательно отделяются. При том что родители готовы на самопожертвование в пользу детей, они могут с нетерпением ожидать момента, когда нужды детей перестанут быть первостепенными. С окончанием подросткового возраста детей родители вольны проживать собственную жизнь и не должны считать нужды детей более важными, чем свои собственные. Трудно надеяться, что первоначальная ситуация останется неизменной. Во-вторых, по мере старения семьи первичная привязанность смещается. Когда дети вырастают и покидают дом, их привязанность к родительской семье уменьшается. Они ожидают найти новую семью и при этом дистанцируются от родителей и сиблингов. Это представляет реальную проблему для их родителей, которые хотят сохранить свои связи с детьми в той же мере, в какой дети хотят быть свободными. Встает проблема амбивалентных чувств к детям и к тому, что дети должны взять от родителей. У стареющих родителей могут быть очень сильные чувства обиды и враждебности к детям, обретшим возможности и свободы, подобные тем, что родители принесли им в жертву, а также к детям, которые стали способны строить карьеру или отношения, что по тем или иным причинам уже недоступно родителям. В-третьих, родители заботятся о детях, но не наоборот. В целом большинство родителей продолжают чувствовать, что их родительская роль будет продолжаться в течение всего жизненного цикла, а дети чувствуют, как им трудно отказаться от своей зависимой роли, в которой они пребывали. Можно надеяться, что по мере старения родителей эти ожидания постепенно выветрятся и нуклеарная семья изменится гармоничным образом. Однако, принимаем ли мы точку зрения системной семейной терапии или психоаналитическую, мы редко видим, что это происходит легко. Прежде всего, очень часты конфликты между родителями и детьми, которые строят свою идентичность. Родителям, которые с большим трудом добивались материальной защищенности, бывает трудно видеть, особенно в нашей ориентированной на молодость культуре, что у их детей зарплата может быть шестизначной. Это провоцирует неизбежный конфликт и оживляет все эдипальные проблемы относительно потенции и агрессии как у отца, так и у сына. Для стареющего родителя это действительно острая проблема, и отрицать ее невозможно для обеих сторон. Это значит, что отец должен вести себя осторожно и не ждать, что сын будет смотреть на него как на носителя высшего опыта – как он сам смотрел на своего отца. Придется оставить все надежды на роль учителя, и это может провоцировать серьезные конфликты в семье. Революция в сексуальных отношениях и поведении, начавшаяся после Второй мировой войны, тоже неизбежно отражается на отношениях между родителями и детьми. Сегодня дети относятся к сексуальному опыту, как гетеро-, так и гомо-, гораздо легче, чем поколение родителей. Стареющие взрослые, встречаясь с сексуальной свободой молодых, абортами по желанию, эпидемией СПИДа, а также новым политическим сознанием, почти неизбежно обнаруживают, что их самые глубокие верования подвергаются ревизии, а часто и с презрением отвергаются. Матери делают для себя открытие, что их дочери больше не мыслят в терминах конвенционального брака, но живут с «партнерами», имеют с ними детей или даже находят причины быть «семьей с одним родителем». Ценности родителей, происходящие из их родительских семей и интернализованные в их Эго-идеале, находятся в конфликте с ценностями детей, отличающихся от них моралью и поведением. Этот конфликт должен быть урегулирован, так как часто бывает болезненным и стрессогенным и ведет к различным невротическим и психосоматическим заболеваниям у стареющих родителей. Вместо упорядоченного мира, где их достижения и мнение уважают, теперь они чувствуют, что их игнорируют или даже отстраняют как неспособных сказать ничего ценного в ответ на вопросы, стоящие перед их детьми. Родителям особенно трудно признать эти конфликты как то, на что надо обратить внимание и с чем надо работать внутри семьи. Все мы видели растерянность и недоумение, которые выражают родители по поводу раздражающего и неприемлемого поведения их дорогих детей. Возможно, для взрослеющих детей проще иметь дело с этой проблемой, расщепляя образ родителя. При этом родитель остается и защищенным как любимая и уважаемая фигура из детства, и одновременно его позитивный образ подвергается угрозе, так как принижаются, отвергаются и отрицаются его опыт, требования и этический код. Стареющему человеку особенно трудно принять это переживание отрицания, особенно если его ребенок заявляет, что родитель не может адекватно понимать и судить о какой-то важной проблеме в силу его престарелого возраста. Некоторые авторы полагают, что типичный ответ родителей в такой ситуации – избегание каких-либо действий и отрицание того, что любой кризис – связан ли он с ребенком или с родителем – требует этих действий. Оказавшись перед таким вызовом, стареющий родитель выбирает самый простой путь – уходит в отрицание и бездействие. Один пациент рассказывал мне, что когда в 27 лет он сообщил отцу, что намерен жениться, тот ответил: «Даже слышать не хочу об этом – я еще слишком молод, чтобы становиться дедом». Такой семейный кризис может иметь несколько витков. Пожилые родители, которые наконец освободились от неотложной заботы о детях и думают, что получили новую свободу, вдруг именно в этот момент обнаруживают, что их собственные родители, которые до сих пор были более или менее независимыми, сильно постарели и стали требовать физической и психологической помощи и заботы. Это вызывает к жизни все конфликты по поводу того, что человек обязан делать и как быть с этой новой зависимостью. Я думаю, что симптомы стресса, которые проявляются в это время жизни, гораздо меньше связаны, например, с менопаузой и психологическими изменениями и гораздо больше – с теми требованиями, которые возникают из этой проблемы. Брак, основанный на расчете, поверхностный, не имеющий корней в близости и реальном понимании друг друга не даст той психологической поддержки, которая нужна в этих обстоятельствах. Для инфантилизированного и избалованного супруга, которого его партнер идеализирует, чтобы сохранить хороший внутренний объект, будет почти невозможно выбраться из этой роли и оказать своему партнеру реальную поддержку в ситуации, когда тот имеет дело с, возможно, умирающим родителем. Партнеры привносят в брак весь свой багаж, связанный с их собственной ранней борьбой за свою автономию и аутентичность. Старение приносит с собой серьезные проблемы, касающиеся взаимодействий и с собственными родителями, и с детьми. Нет сомнений, что брачный партнер может как поддержать в этой ситуации, так и, наоборот, усложнить ее. Бессознательные ожидания по поводу зависимости и независимости проявляют все хорошее или плохое в браке. Для индивида, который находится в состоянии внутренней борьбы с родительскими требованиями, тяжело в то же время быть мишенью требований партнера. По многим причинам средние годы брака – это время большой уязвимости, когда симпатия и любящее принятие могут быть достаточно сильны, но особенности отношений могут затруднять их проявление. В качестве иллюстрации к сказанному я расскажу об Ине, которая в возрасте около 50 лет вступила в поздний брак с довольно нарциссическим и эгоцентричным мужчиной – Джоном. С первой женой Джон развелся. У них было две дочери и сын, о которых он высказывался в превосходной степени. Ина, вторая жена Джона, не нравилась его детям, но она сделала все от нее зависящее, чтобы наладить с ними хорошие отношения, и даже пригласила их пожить в своем доме во время их учебы в университете. Брак строился на ее потребности в очень маскулинном и потентном мужчине, который заместил бы ей отца, с которым у нее были близкие и глубокие, но, разумеется, несексуальные, отношения в детстве. Отец вместе с Иной унижали ее мать, которая была значительно более низкого социального происхождения, чем отец. Все шло хорошо до тех пор, пока Джон не увлекся женой одного из коллег, которая жила в открытом браке и по каким-то своим причинам поощряла его ухаживания. Эта женщина была моложе Ины и лучше удовлетворяла как потребность Джона быть мужчиной-отцом, так и его сексуальные фантазии. Эти отношения постепенно превратились в любовную связь, и Ина должна была бороться со своим конфликтом между желанием удержать мужа и гневом на его столь унизительный для нее способ удовлетворять свои нарциссические нужды. Ситуация была болезненной и тупиковой: он не хотел оставить любовницу, а она не хотела отказаться от него, поскольку не могла отказаться от своего нарциссического отца. Ситуация крайне обострилась, когда у матери Ины обнаружили рак и Ина почувствовала, что должна всеми силами стараться проводить время с матерью. Ина была опустошена, когда обнаружила, что Джон отказывается ехать с ней, чтобы присутствовать при смерти ее матери и разделить депрессивную вину Ины перед ней и ее нуждами. Когда в выходные она ехала к матери, он проводил время с любовницей. Ина чувствовала конфликт между своим долгом и яростью на мужа, который отказался принять то, что ей нужна его поддержка. И ее компромисс состоял в том, что она отказалась признать явные признаки того, что мать вот-вот умрет, и вместо этого настояла на том, чтобы провести выходные с Джоном. После смерти матери у нее был депрессивный срыв, а у Джона в ответ развилась ишемическая болезнь сердца, от которой он через год умер. Каждую минуту своей жизни Ина ощущала злость, опустошение и обман и чувствовала, что жить незачем. Сходный паттерн можно было наблюдать у Саула. Третий ребенок и единственный сын в очень несчастливой, принадлежавшей к среднему классу семье, он был гордостью и радостью матери. В раннем детстве он при каждой возможности залезал к ней в кровать, и, хотя явным образом она его физически не соблазняла, он определенно ощущал удовольствие, когда терся об ее тело. Эта «любовная связь» была насильственно прервана отцом, который выкинул сына из своей супружеской постели и запретил ему туда возвращаться. Саул был глубоко нарциссически уязвлен этим и всю жизнь объединялся с матерью против отца. С подросткового возраста он бунтовал против отцовского мнения и постоянно показывал тому, что не обязан с ним считаться. Саулу было очень трудно найти жену, которая соответствовала бы его исключительно высоким требованиям. Когда он наконец женился, это оказалась женщина, хотя и прекрасно выглядевшая, но ужасная неряха в плане интимной гигиены. Он провел много времени, сокрушаясь по этому поводу, но постепенно понял, что, женившись на такой женщине, он стал выразителем беспорядочной фемининности своей матери. Мир Саула перевернулся, когда его мать совсем опустилась в результате множества болезней, а ее депрессивный муж посвятил себя заботе о ней, но потом заболел и сам. Мать ничего не стала делать и предоставила отца самому себе, даже не меняла ему постель, и он оказался полностью запущенным. Саул, уже переехавший к тому времени в другой город, был при очередном визите к ним до такой степени потрясен, что попросил семейного доктора вмешаться в ситуацию. Через несколько дней отца госпитализировали, и вскоре он умер от почечной недостаточности. Перед его смертью Саул был с ним и понял, как сильно он сам нуждался в отношениях с любящим мужчиной. Он очень тепло попрощался с отцом. Саул чувствовал огромную благодарность за этот опыт, который заставил его пересмотреть и переосмыслить и другие свои отношения. Он обнаружил, что в них было большое количество невыраженного гнева к матери, и смог увидеть, что отношения с женой были зеркальным отражением этой ситуации. Работая со мной, Саул смог перестать быть перфекционистом в своих требованиях к жене и детям, так что их брак стал для него источником позитивной поддержки, когда ему пришлось иметь дело со старением и смертью матери. The Marriage in the Second Half of Life The article deals with unconsciously determined conflicts and interpersonal patterns that are most common in marriages in the second half of life. Keywords: marriage, pattern, old age, attachment. [1] Понятие, введенное Э. Дюркгеймом для объяснения поведения, отклоняющегося от социальных норм. [2] Джек Спрэт – герой английских детских стишков, лимериков. Мы приводим один из них в переводе Н. Радченко. [3] За время, прошедшее после написания книги, на эту тему вышел ряд трудов, в частности: Шарфф Д. Сексуальные отношения: секс и семья с точки зрения теории объектных отношений, 1998.– Пер. на рус. яз.– 2008. Категория: Психоанализ, Психоанализ Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|