Сонди Леопольд. Учебник экспериментальной диагностики влечений.

Вариации теории влечений — от Херманна до Кернберга
*Berner W.: Irare Hermanns «Anklammerung», die Pдdophilie und eine neue Sicht der Triebe. Psyche, 1996, 11. S. 1036-1054.

В 1936 году Херманн в теории «привязанности или поиска» разработал новую пару противоположных влечений, отношение которых к садомазохизму он пытался потом объяснить более подробно. В своих работах «Привязанность, огонь, чувство стыда» (1941) и «Первичные влечения человека» (1943) Херманн продолжает развивать свои идеи. Он связывает потребность маленького ребенка привязываться к своей матери с повсеместно наблюдаемым у приматов инстинктивной формой поведения. Одновременно Херманн описывает эту форму как частичную потребность, аналогично концепции, разработанной Фрейдом в статье «Влечения и их судьба» (1915), где наряду с частичными влечениями представлены в качестве полярных пар противоположных влечений садизм, мазохизм, вуайеризм и эксгибиционизм. Фрейд постулировал вариабельность объекта влечения, возможность обращения в противоположность, обращение агрессии на собственную персону, а также вытеснение и сублимацию в качестве судеб влечений. Превращение в свою противоположность приводит влечение к потребности в «поиске», но оно может отражаться и в защитной форме «активной сепарации», и в «скрывании» в качестве судеб влечений. Фрейд сделал вывод (среди всего прочего, учитывая и метаморфозы форм влечений) о лежащей в основе всего этого психической энергии (либидо), которая может по-разному и попеременно «оккупировать» представления (особенно те, которые соответствуют объектам влечений), связанные с такими паттернами влечений. В отличие от Дж. Боулби, Херманн не отказывается от концепции психической энергии, хотя и не совсем ясно, как именно он ее использует. Он полагает, что противоположная пара влечений, «привязанность» и «поисковая активность» первоначально происходит от влечений
Я (то есть служит самосохранению), а проявляться начинает при нахождении объекта либидо. Агрессия, по мнению Херманна, также находится в тесных взаимосвязях с влечением к привязанности (и может приравниваться как по времени, так и по энергетически-оккупационным качествам к оральной фазе), что, с одной стороны, может приводить к тому, что это влечение проявляется в ласкающей нежности, а с другой — «в грубых агрессивных захватах». Остается не совсем ясным, является ли у Херманна описанное им частичное влечение привязанности выражением либидо и агрессии, или либидо и агрессия только вторично подпитывают это влечение. Тогда, во втором случае, речь должна идти в принципе о врожденной инстинктивной форме поведения в смысле нейронального автоматизма, который только в результате психического развития получает для себя ментальную репрезентацию. Такую неясность можно оправдать, учитывая время написания работы, поскольку тогда не существовало ни концепции инстинкта как нейронального автоматизма в понимании К. Лоренца, ни концепции Боулби. Но в любом случае на психологический передний план Херманн, как и Ференци*, выдвигает биологически важное отношение между матерью и ребенком, рассматривая отделение от матери и запрет на тесную привязанность в качестве первичной травмы человека. Поэтому страх разлуки биологически существует с самого начала и независим от конкретных травмирующих факторов в отношениях с матерью; этот страх является первичной моделью любой травмы, и страх кастрации — лишь отражение и воспоминание об этой самой ранней потере объекта. В этом смысле Херманна можно причислить к предшественникам теории объект-отношений.
Херманн даже вступает в полемику с Мелани Кляйн, когда он критикует ее теорию, так как Кляйн не принимает во внимание универсально наблюдаемый факт привязанности. Часто упоминаемое Мелани Кляйн «желание ограбить» Херманн связывает с «отсутствием» инстинктивной привязанности (то есть при фрустри-рованном желании) у маленького ребенка. Это с самого начала пробуждает у ребенка чувство, что у него что-то, а лучше сказать кого-то, забрали. Появляющиеся позднее активные «контрграбительские» тенденции являются реакциями на такое переживание страха. В 1943 г. Херманн почти отказывается от идеи первичного агрессивного влечения, концентрируясь на мысли о том, что только фрустрация привязанности вызывает агрессию, разделяя таким образом взгляды приверженцев гипотезы «фрустрация-агрессия», а не идеи Мелани Кляйн о первичном влечении к смерти.
*Ferenczi, S.: Entwicklungsstufen des Wirklichkeitssinnen. 1913; Versuch einer Genitaltheorie. 1924.
Особый интерес вызывают описания Херманном «судеб влечений» ранней тенденции к привязанности, по-видимому, находящихся в тесной связи с аффектами и представлениями. Речь идет о чувстве, связанном с переживанием теплоты (как, например, теплое молоко), перетекающей от тела матери в тело ребенка. Воздетые руки на многих рисунках египетских божеств и на иероглифах Херманн описывает как бессознательную символизацию привязанности. Сегодня мы уже знаем, что даже древние художники в наскальной живописи использовали мотив рук (иногда с отрезанными пальцами). Одну из судеб влечения, заключающуюся в желании привязанности, можно обнаружить у детенышей обезьян в явлении, называемом grooming (когда одна обезьяна ищет вши у другой), которое раньше по ошибке принималось только за очистку от паразитов. В настоящее время, согласно исследо-

ваниям приматов, этот ритуал необходимо рассматривать и как форму проявления нежности, играющей в социальной жизни высших обезьян одну из центральных ролей. Эта потребность в привязанности (столь заметная у младенца) особенно сильно фрустрирована у взрослого человека, так как тело женщин лишено волосяного покрова и ношение на себе младенца (хотя в примитивных культурах и наблюдается намного чаще) играет явно меньшую роль, чем у приматов. Следствием нарушенного развития этой потребности являются заболевания волосяного покрова и кожи (аллопеция, экзема), деструктивное обращение с руками и ногами, нанесение себе ран, экстремальная «поисковая активность», повышенные тенденции спасаться бегством и т. д. Херманн описывает и прямое влияние на структуру мышления переживаний «дуалюньон» в привязанности. В гипотезе об относительно прямых психических превращениях переживаний (фрустрации) в аффекты и представления замечается определенная методическая схожесть с группой Мелани Кляйн, частично вышедшей из Будапештской школы, как и пренебрежение инстинктивно-экономической точкой зрения Фрейда. Как и у кляйнианцев, у Херманна обнаруживается тенденция, вместо абстрактных источников влечений, говорить о первичных фантазиях, фрустрация которых продуцирует новые фантазии.
Михаэль Балинт создал в 1959 году из пары противоположностей привязанность-поиски типологию «окнофилов» или «филобатов», ссылаясь при этом на Херманна. Иногда он даже использует слова Херманна, чтобы описать окнофилов (привязывающихся) и филобатов (ищущих). Но Балинт считал, что потребность привязываться у ребенка не первична, а появляется только в качестве реакции как страх перед разлукой. Филобат отделился от лабильного, ненадежного объекта, поэтому он вообще избегает любой привязанности, иногда параноидным способом. Очевидно, что здесь Балинт опирается на концепцию Ференци (1913, 1924) и его метафору о безграничности внутриутробного состояния и связанного с пребыванием там чувстве всемогущества, ставшим для Балинта «первичной любовью». Но с Хер-манном Балинта объединяет представление о заранее заданной потребности в глубоких отношениях.
*Lorenz, К., Tinbergen, N.: Taxis und Instinkthandlungen in der Eirollbewegung der Graugans. Zeitschrift fьr Tierpsychologie, 1938. S..1-29.
Джон Боулби был тем психоаналитиком, который наиболее последовательным образом добился смены парадигмы, отходя от фрейдовской теории влечений, опираясь на традиционную для этиологии теорию инстинктов Лоренца и Тинбергена*. В своей книге «Привязанность. Анализ отношений между матерью и ребенком» (1969) он совершенно по-новому рассматривает связь между матерью и ребенком: оспаривается значение ранней привязанности ребенка к матери, привязанности, которая теоретически объясняется абсолютно по-разному. Боулби дистанцируется от теории так называемого «вторичного влечения», центрального и для психоанализа, и для бихевиоризма (теории научения): а именно от представления, что мать удовлетворяет жизненно-необходимые потребности ребенка, причем она для этого ребенка только вторично приобретает значение как отдельная персона. Боулби дистанцируется и от принятия существования первичной потребности в возвращении в материнское чрево (как это делает Ференци в «Предварительной генитальной теории» [1924 г.]) и приходит на основе своих наблюдений к идее о том, что имеется первичная потребность в объекте, выражающаяся в сосании и привязанности. В полном соответствии с «теорией контроля» и «теорией инстинктов» Лоренца и Тинбергена Боулби считает, что в мозгу имеются врожденные программы моторного поведения, то есть автоматизмы, которые запускаются в ход соответствующими раздражителями окружающего мира (сигналами), а под воздействием других раздражителей окружающего мира автоматизмы прекращают свое действие. Такие автоматизмы характерны для многих относительно константных и специфических для биологического рода цепочек движений. При поведении молодых животных, заключающемся в следовании за объектом, обнаруживается эффект «запечатления» (импринтинг), несущий ответственность за приспособление к окружающему миру. В этом случае формы поведения можно сравнить с незавершенной компьютерной программой; погрешности программы устраняются в результате накопления опыта взаимоотношений с окружающей средой при первых ее запусках. Именно таким способом цыплята запечатлевают кудахтанье курицы. Посредством этой метафоры, позаимствованной из области наиболее современной технологии, опять появляется механистическая модель влечений — подобно тому, как во времена Фрейда для этих целей использовалась гидродинамическая метафора — по-видимому, превращая этим живого человека в машину. Описанное Боулби attachment behavior, имеющее своей целью биологическую задачу формирования привязанности младенца к матери, первично реализуется в полном соответствии с теорией контроля Боулби* — пятью инстинктивными моторными формами, произво-дящими контакт такого рода. Этими пятью формами являются, по Боулби, сосание, судорожное прицепливание к матери, плач, смех и следование за ней. Завершается активирование attachment-системы особым сигналом материнского голоса, ее взглядом или прикосновением. Позднее Боулби усовершенствовал свою теорию, введя в нее большое число других инстинктивных форм поведения, часть из которых конкурировала друг с другом, но все они имели своей целью установление привязанности. Классические признаки привязанности, которые у младенцев проявляются позднее, чем у детенышей приматов, наблюдаются в период между первым и пятым годом жизни. Обычно выявить их можно только косвенно, так как, с одной стороны, объекты, с которыми образуется attachment, становятся разнообразнее, а с другой стороны, увеличивается способность к символизации, делающая систему значимых связей во многом независимой от соматики, смещающейся в область психических представлений и аффектов.