А. Ф. Лосев. ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ, том пятый

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

После того как мы составили для себя достаточно ясное представление об эпикурейской эстетике, необходимо будет, в связи с современным состоянием науки, коснуться еще одной проблемы, которая для эпикурейской эстетики отнюдь не является какой-нибудь слишком маловажной. Именно в науке были вплоть до настоящего времени попытки формулировать логическую структуру эпикурейского учения. Мы исследовали это учение и в его гносеологической проблематике, и в его натурфилософских основаниях и выводах, и в его моральных и религиозных основах. Сам собой напрашивается вопрос, какова же та логическая методика, при помощи которой эпикурейцы создали такое оригинальное и в античности еще никогда не выступавшее учение. Выяснение этой стороны дела, несомненно, должно углубить нашу концепцию эпикурейской эстетики и способствовать разрешению одной из самых интересных и оригинальных сторон эпикуреизма.

1. Эпикуреизм не есть элементарный сенсуализм и вообще не есть ползучий эмпиризм

Обычно как-то мало обращают внимания на то, что единственная объективная действительность для Эпикура – это только чувственная действительность. Излагают без всяких комментариев, что чувственное ощущение есть единственный источник для человеческого знания, что это самый объективный сенсуализм и что здесь перед нами только полная противоположность Платону и Аристотелю и больше ничего. Все это совершенно правильно. Но при таком изложении эпикуреизма никак не выясняется его логическая методика, а излагаются только слепые факты из истории античной философии, которые, конечно, для изощренного новоевропейского вкуса ровно ничего не значат интересного и оригинального.

Один из старых исследователей совершенно правильно доказывал, что для Эпикура чувственная действительность и есть самая настоящая и подлинная действительность, что эпикурейские атомы вовсе не являются умопостигаемыми сущностями, как у Демокрита, и что понимать эти атомы можно только по аналогии с чувственными качествами. Вместе с тем у этого автора получалось, что Эпикур проповедует полную объективность чувственных качеств и что Эпикур хотя и не касался логического анализа всего чувственного опыта в целом, но все же так или иначе им пользовался, восполняя теорию слепой и иррациональной текучести чувственных вещей и человеческого восприятия. Познакомимся с этим старым исследователем, работа которого звучит в настоящее время весьма убедительно и свежо, хотя и требует от нас критики.

2. Подлинная действительность и абсолютное бытие всегда есть только чувственная текучесть

Как известно, пишет Пауль Наторп, Эпикур сам себя долгое время называл демокритовцем, а свое учение – демокритовским¹⁸⁸. Однако основополагающее произведение Эпикура "Канон" уже существенно отклоняется от демокритовского учения. И все же, по мнению Наторпа, положения Эпикура путем несложного пересчета можно вывести из учений Демокрита, не принимая во внимание никаких других влияний. Ту критику, с которой Аристотель и Теофраст отнеслись к понятию истины у Демокрита, Эпикур, по-видимому, никак не учел.

Именно Эпикур принял положение Демокрита о том, что логос не в состоянии умалить ценность чувственной достоверности, и развил его в том направлении, что отверг учение о недостоверности чувств. Таким образом, Эпикур лишь с большей остротой подчеркнул имеющуюся уже у Демокрита мысль, что чувственное восприятие не только значимо, но и является основанием, обеспечивающим логос. Эпикур пошел дальше и утверждал, что сами по себе ощущения истинны, что они познают сущее, а может быть, и все вообще сущее в целом. Феномены для Эпикура поэтому истинны; и в самом деле, спрашивает он, если бы феномены не были сами по себе истинны, то как они могли бы заключать в себе объективную истину? Такая непосредственная зависимость Эпикура от Демокрита представляется П.Наторпу несомненной; достаточно, по его мнению, прочитать у Секста Эмпирика тексты Adv. math. VII 203-216; VIII 9, 10, 56-66; VII 369; VIII 185, 355, 360 слл. 364.

Тот факт, что Эпикур опирается на тезис Демокрита о непоколебимой значимости феноменов как основании достоверности логоса, не мешает ему кажущимся образом противоречить Демокриту и учении об объективности чувственного восприятия в его непосредственном виде, которого Демокрит все-таки не признавал. Эпикур говорил, в передаче Секста Эмпирика, что если мы будем отвергать чувственные представления, не признавать ощущения и допускать лишь умопостигаемое, подобно Демокриту и Платону, то все окажется перепутанным и пошатнется не только истина сущего, но и самое понятие сущего. Ведь всякое мышление покоится на восприятии или, по крайней мере, не может существовать без восприятия; даже так называемые ложные мысленные содержания, подобно сну и мечте, зависят от непосредственных данных восприятия. Не может возникнуть никакого понятия, если прежде того не существует непосредственного восприятия. Но если всякому понятию предшествует непосредственное восприятие, то отвергать объекты чувственного восприятия – значит необходимым образом отвергать само мышление. Все объекты чувственного восприятия, согласно Эпикуру, истинны, всякое чувственное представление есть представление о чем-то действительном. Думать иначе – значит не уметь провести различия между доксой и очевидностью. Так, восприятие Ореста было истинным, потому что под ним стояли "эйдолоны"; и обманчивым было лишь суждение души Ореста, его "докса", внушившая ему, что он видит телесных Эриний (Sext. Emp. Adv. math. VII 207; Diog. L. X 48, 50).

Об этой критике Демокрита со стороны эпикурейской школы мы знаем и косвенно, по сообщению Диогена Лаэрция (X 24), что Метродор, ближайший друг Эпикура, написал трактат против Демокрита; а также по сообщению Плутарха о том, что Колот, также ученик и друг Эпикура, спорил с Демокритом (Plut., Adv. Colot. 2-8 = frg. 250, 58, 59, 29, 30, 288 Us.).

3. Атомы у Эпикура вовсе не единственная действительность, а только более абстрактная сторона действительности

Так же как и Демокрит, Эпикур отказывал атомам в чувственно-постигаемых свойствах. Как и для Демокрита, для Эпикура атомы представляют собой неразрушимые и неизменные начала или элементы подлинной действительности; но Эпикур не выводит отсюда, что атомы суть единственное действительное и объективное, а объективным он считает также и чувственные свойства вещей, как бы они ни были переменчивы в своей действительности и зависимы в своем изменении от изменений расположения атомов. Не одно и то же сказать, что атомы суть единственное действительное и что они есть единственное неразрушимое в вещах. Демокрит выставлял оба этих положения, Эпикур же только второе. Феномены в своем качественном состоянии, согласно Эпикуру, не являются первоначальными и неизменно стойкими свойствами элементов, и они изменяются и разрушаются в зависимости от меняющегося положения и порядка атомов, и все же они существуют. У Демокрита явления лишь являются, но не существуют сами по себе вне сознания и ощущения. Сладкое, красное, тяжелое для Демокрита существуют только "по установлению", "конвенционально"; напротив, для Эпикура они обладают объективной значимостью.

То же самое различие между Демокритом и Эпикуром Наторп находит и у Диогена Лаэрция (X 31-34). Даже фантасмы и сновидения Эпикур считает действительными: они "воздействуют", а несуществующее воздействовать не может (см. также Sext. Emp. Adv. math. VIII 9).

Собственный текст Эпикура (так называемое письмо к Геродоту) сводится к тому же. Эпикур, согласно Наторпу, утверждает изменчивость и уничтожимость качеств вещей в противоположность неизменности и неуничтожимости первичных тел, однако Эпикур не утверждает недействительности качеств вещей.

По мнению П.Наторпа, эпикурейская теория чувственного восприятия и не может быть истолкована никаким другим образом¹⁸⁹. Эта теория покоится на предположении о существовании бесконечно многих "тонких" образов – эйдолонов, "типов", – которые, излучаясь внешними объектами, непрестанно притекают к нашим органам чувств, запечатляются в них и вызывают таким образом чувственное восприятие. Сами эти образы по своей форме, величине и качеству воспринимаются, несомненно, в таком же виде, в каком они реально существуют. Однако менее понятно, каким образом относятся эйдолоны к объекту, из которого они истекают. Хотя П.Наторп признается, что он не уверен в том, что правильно понял трудное эпикуровское место (Diog. L. X 49-51), тем не менее он предполагает, что для Демокрита эйдолоны существовали в самом предмете. Согласования между представлениями и тем, что считается подлинным предметом, не было бы, если бы действительные вещи не существовали на самом деле, непосредственно воздействуя на наше представление. Суждение может ошибаться, соотнося представление с внешним объектом неправильно, однако всякое представление, если только мы действительно его имеем, происходит от чего-то внешнего и соответствует ему. Больше того, Эпикур предполагает согласование представления с "истинным и реальным", принимая его как не требующее доказательства.

Чувственные свойства, согласно реконструкции эпикуровского учения у Наторпа, суть действительные реалии, а не простые явления; они не существующие сами по себе вещи, субстанции, подобно телам, но все же они суть некие "природы" (physeis), подлинные свойства тел, в которых они существуют. Правда, здесь можно возразить, что у атомов ведь нет цвета и нет никаких других свойств. Однако и здесь Наторп не усматривает у Эпикура противоречий, потому что цвета акцидентально присущи у Эпикура не всем, а только видным телам; атом же, как известно, невидим. Качества тела изменяются в зависимости от положения и порядка атомов, они могут даже совсем исчезнуть у тела, например в результате рассечения тела; но при всем том к каждому положению и порядку атомов привязано определенное чувственное свойство, неотъемлемое от этого положения и порядка; таким образом, хотя чувственное свойство не принадлежит вечной природе тех или иных атомов, однако оно принадлежит вечной природе тех или иных соположений атомов. Эти соположения могут распадаться; но всегда, когда они возникают, они приобретают совершенно одни и те же непоколебимые свойства. Вот почему Эпикур и учит, что чувственные свойства не только являются, но и существуют такими, какими они являются. Во всем этом учении П.Наторп усматривает большую последовательность и ясность.

Но во всем этом учении Эпикур, согласно П.Наторпу, хотел лишь укрепить демокритовский атомизм, подведя под него фундамент гносеологии, основанной на чувственном восприятии. Утверждая значимость чувственного свидетельства, Эпикур полагал, что не только познание действительного происходит лишь через чувственное восприятие, но и что нет никакого существования вне области чувственно-воспринимаемого. Не воспринимаются нами лишь атомы и пустота, но даже и их мы воспринимали бы, если бы наши чувства были острее. В самом деле, если бы атомы и пустота не имели по крайней мере хотя бы аналогии с чувственно-воспринимаемыми вещами, то нам не могла бы прийти в голову и мысль об их существовании. Если Демокрит и Левкипп пришли к понятию атома благодаря абстрактному умозаключению, то для Эпикура атом становился элементом в принципе воспринимаемого, вернее, ощущаемого мира. Атомы в чем-то подобны для него телу в темноте, которое мы не видим, но о существовании которого заключаем из чувства осязания. Аналогично такому телу существуют и атомы; а пустота, хотя она никак и не может быть воспринята, тоже в известном смысле зависит от чувственного восприятия, а именно как его отсутствие. Пустота – это "неосязаемая природа", то есть там, где мы перестаем что-либо чувствовать, там и существует пустота. Так положение "все воспринимаемое действительно" незаметно превращается у Эпикура в другое: все воспринимаемое есть все действительное; что не воспринимается, того и не существует.

4. Теоретический недостаток эпикурейской логики

Значит ли это, что Эпикур отказался от логического обоснования атомизма? Куда делись у него онтологические принципы? Они у Эпикура сохранены; и он даже их слишком часто повторяет, говоря, что во всех изменениях и уничтожениях должно быть нечто неизменное, нечто постоянное, чтобы из ничто не возникало нечто и нечто не превращалось в ничто. Того обстоятельства, что это последнее положение само по себе не может опираться на свидетельство чувств и что, таким образом, в нем последовательный сенсуализм не выдержан, этого Эпикур, по мнению Наторпа, просто не заметил¹⁹⁰. И между тем совершенно ясно, что логика для Эпикура – тоже чувственная способность, как некий род отличительной, так сказать, сублимированной способности восприятия. Но, несмотря на этот теоретический недосмотр, сенсуалистическая система Эпикура способна была, согласно П.Наторпу, оказать, как никакая другая философская система античности, услугу в области опытного познания. В ней заключались все основания необходимой для античной науки, хотя и мало развитой теории опытного доказательства, подобной той, которую в Новое время представил, например, Джон Стюарт Милль. Подобный подход не был чужд, по мнению Наторпа, и античной науке. Эти начала были развиты, например, в трактате Филодема "О знаках"¹⁹¹. Однако, повторяет П.Наторп, эпикурейцы все же явным образом не замечали, что, вводя в свои рассуждения такие категории, как сущность, силы природы, качества и вообще рассуждая о предпосылках неизменно пребывающей сущности вещей и неизменно сохраняющейся закономерности изменения вещей, они загромождали свою теорию такими моментами, которые не могли никоим образом быть оправданы их теорией самой по себе. Но эпикурейцы, несомненно, понимали, что без этих предпосылок они обойтись не могут, что иначе они не будут иметь права говорить о постоянстве и соответствии чувственных признаков вещей, и самое учение о достоверности чувственного восприятия повиснет в воздухе. От предпосылок самого общего логического характера зависят достоинства эпикурейской теории, но они же и ограничивают значимость этой теории: в их лице эпикуреизм наталкивается на такие основания, которые они обосновать не могут и должны просто принимать на веру. Пока эпикурейцы без доказательства опираются на эти предпосылки, они правы в своих выводах; однако стоит попросить их дать отчет в том, на каком основании нужно вообще верить, что определенные сочетания атомов всегда в вечности будут обладать одними и теми же свойствами, эпикурейцам нечего будет сказать, как им нечего было возразить скептику Энесидему, который примерно с такой критикой против них выступал.

По поводу критики теоретических недостатков у П.Наторпа системы Эпикура необходимо сказать, что П.Наторп здесь далеко не везде прав. Действительно, эпикурейцы не ставили своей целью давать законченную логику чувственного опыта. Но это едва ли можно считать недостатком их системы. Это просто оригинальная особенность, за которую невозможно их обвинять, потому что и все античные философские системы всегда оказывались в том или ином отношении недостаточными. Зато П.Наторпу принадлежит огромная заслуга хотя бы в том одном, что он нашел в эпикурействе учение об объективности чувственных качеств. Атомы не отрицаются. Однако очень важно усматривать в них принципы объективного возникновения чувственных качеств, так как атомы не отрицают абсолютного характера чувственной действительности, но, наоборот, ее обосновывают. Впрочем, в настоящее время производятся попытки найти в древнем эпикуреизме также и некоторого рода логические концепции чувственного опыта. Для этого мы сейчас изложили мнение одного из современных видных знатоков античной философии.

5. Предельный характер минимума в атомистике Эпикура

Ганс Кремер¹⁹² подвергает новому исследованию учение Эпикура о минимуме, которое в текстах самого Эпикура и в его суждениях у античных доксографов слишком туманно, причем Г.Кремер привлекает здесь для понимания Эпикура данные Платоновской Академии, которые в этой проблеме исследователями эпикуровской теории обычно пренебрегались.

Для нас будет немаловажным привести сейчас несколько прежних исследователей, которыми пользуется Г.Кремер, завершая их работу. Это мы делаем исключительно ради оживления интереса к логической методике Эпикура среди наших многочисленных излагателей этого философа.

а) Необходимо учитывать, что на своеобразие эпикуровского учения об атомах и об отличии минимума от атома указывали еще давнишний исследователь Монро (Н.А.J.Munro)¹⁹³ и Джиссани¹⁹⁴. Г. фон Арним¹⁹⁵ уже дал целую систему минимумов у Эпикура на основе разных предыдущих историко-философских исследований. Атанасиевич¹⁹⁶, а за ней и С.Я.Лурье¹⁹⁷ это учение о минимуме приписывали даже Демокриту, что едва ли можно считать целесообразным ввиду чрезвычайного геометризма демокритовских атомов. Однако Ю.Мау¹⁹⁸ убедительно доказал, что не у Демокрита, а только впервые у Эпикура минимум содержится внутри атома и потому существенно от него отличен. Такой процесс у Эпикура был возможен только благодаря тому, что Эпикур учел критику атомизма Демокрита у Аристотеля. Значение критики Аристотеля указывалось, впрочем, и виднейшими старыми исследователями Демокрита и Эпикура – А.Гедекемейером (1897), Р.Гейнце (1898) и тем же Арнимом (1907).

Среди исследователей последнего времени обращает на себя внимание работа Г.Властоса¹⁹⁹, весьма удачно проводящего математический подход к проблеме атомистического минимума, который напоминает у него современные теории квантовой физики. Д.Ферли²⁰⁰ продолжает работу Властоса с такой трактовкой минимума, которую уже нельзя назвать математической, а скорее, вообще теоретической. Здесь обращает на себя внимание особенно тщательная историко-философская разработка вопроса, хорошо ориентирующая нас в теперешних новейших интерпретациях эпикуровского атомизма. Наконец, необходимо упомянуть также рассуждения об атомизме Эпикура в общем труде Гатри²⁰¹, который пока еще мало у нас известен, но который вообще отличается большой свежестью и новизной своих историко-философских характеристик.

Все эти работы последнего времени Г.Кремер не только приводит, но и тщательно использует, расширяя и дополняя их в своем новом, весьма оригинальном и весьма обстоятельном анализе всей этой сложнейшей историко-философской проблемы. Мы потому и привели сейчас эти работы в том виде, в каком их использует Г.Кремер, чтобы побудить читателя войти в этот малопопулярный у нас круг проблем эпикурейской логической методики и призвать его к новой работе над эпикурейскими текстами, чтобы избежать приписывания Эпикуру трафаретного и вполне банального ползучего эмпиризма.

б) Г.Кремер начинает с подробного анализа воззрений Эпикура, изложенных в письме к Геродоту (Diog. L. X 55-59). Здесь излагается известное учение о том, что атомы не могут быть какими угодно по величине, потому что если допустить их бесконечное уменьшение, то исчезнет самое сущее, рассыпавшись в неуловимый порошок; и нельзя предполагать, что атомы могут быть сколь угодно большими, потому что тогда они сделаются видимыми, что невозможно. Доказательство дается, таким образом, негативное: от невозможности противного.

Однако затем дается и позитивное доказательство. Именно: предполагается, что существуют конечные минимальные атомные величины. Этот минимум, как представляется Эпикуру, может быть установлен эмпирическим путем, через восприятие, в котором существует нижний предел ощущения. Минимум воспринимаемого Эпикур понимает явным образом как постоянную величину. Она протяженна, но в известном смысле неделима. Если мы будем делить ее с помощью чувственного восприятия, то, естественно, нам придется прибегнуть опять-таки к минимуму чувственного восприятия, а в этом смысле минимум при делении окажется тем же самым минимумом.

Затем от чувственно-воспринимаемого минимума Эпикур переходит к атомарному минимуму. Атомарный минимум так же относится к атомам, как чувственно-воспринимаемый минимум относится к чувственно-воспринимаемым телам. Эпикур осуществляет здесь примерно следующий силлогизм. Атом соответствует, в пространственном отношении, чувственно-воспринимаемым телам; но в чувственно-воспринимаемых телах существует минимум, и, следовательно, в атомах также существует свой минимум.

Правда, если чувственно-воспринимаемый минимум в принципе делим, то в атомарном минимуме речь идет об абсолютном минимуме. Подобно тому как чувственный минимум кладет предел ощущению, так же подлинный, атомарный минимум кладет предел мышлению, "созерцанию с помощью логоса", потому что иначе пришлось бы перейти к немыслимому бесконечному измельчанию вещества. Этот абсолютный минимум невозможно помыслить, но сам он задает меру всякому мышлению. Все прочие атомные величины могут быть поэтому лишь целыми кратными наименьшей мыслимой величины, то есть атомарного минимума.

в) Нам кажется, что уже эти предварительные наблюдения над текстом Эпикура об атомах требуют признания трех очень важных обстоятельств. Во-первых, атомы здесь трактуются у Эпикура вовсе не в том "умопостигаемом" виде, как это было у Демокрита. Здесь они объявлены прямой аналогией самого обыкновенного чувственного опыта – это чувственные принципы, а не сверхчувственные. И во-вторых, Эпикур во всяком ощущении исходит из констатации того, что мы теперь называем порогом ощущения. Это – та первоначальная и наименьшая ощутимость чувственного объекта, уменьшение которой уже ведет к прекращению и самого ощущения объекта. В-третьих, каждая такая минимальная ощутимость, будучи уже неделимой, является носителем ощущения и всего данного объекта в целом. Она нагружена, как мы сейчас могли бы сказать, целой системой отношений со всеми другими точками текучего чувственного восприятия. Платон критиковал чувственную текучесть как слепую и иррациональную путем введения в чувственный процесс идеальных расчленений. Эпикур тоже вводит в чувственный процесс определенного рода структуры для избежания слепоты чувственной текучести, но эти структуры у него не идеальные, но тоже материальные, так как они являются системой соотношения прерывных точек внутри самого же непрерывного протекания чувственности.

Однако чтобы это стало вполне понятным, нам необходимо углубиться в эпикурейское учение о минимуме и прежде всего поговорить о пяти разновидностях этого минимума.

6. Пять форм эпикурейского минимума

Открытым Г.Кремер считает вопрос о форме атомарного минимума. На этот счет не сохранилось никаких свидетельств. Обычно ему приписывают форму куба²⁰². Об этом эпикурейском кубе говорят еще со времен А.Бригера²⁰³. Хотя дело здесь не столько в кубе, сколько вообще в правильном геометрическом теле, включая, например, пирамиду или шар. Как известно, помимо атомарного минимума Эпикур допускал еще четыре вида минимума: а) минимальное протяжение, б) минимальную единицу времени, в) минимальный неподвижный квант движения и г) минимальное угловое отклонение при падении атомов. Все это вместе с атомарным минимумом составляет целую движущуюся систему минимумов, хотя, в сущности, речь идет здесь не о физических величинах, а о мыслительных пределах, соответствующих минимумам атомных тел.

Поскольку эпикурейская физика в очень многом зависит от древнего атомизма, закономерен вопрос, не содержится ли учение о минимуме у ранних атомистов. Весь этот раздел книги Г.Кремера посвящен критическому разбору концепции С.Лурье²⁰⁴, которая, с точки зрения Г.Кремера, представляет собой весьма серьезное исследование, однако нуждается в подробном анализе, поскольку представление о "математическом атомизме", заимствованное у П.Таннери, используется у С.Лурье не вполне критически²⁰⁵. Сопоставляя скудные имеющиеся во фрагментах Демокрита данные по этому вопросу с позднейшими соображениями Аристотеля и опираясь на то известное обстоятельство, что Эпикур в своей физике обычно во многом придерживается Демокрита, Г.Кремер находит возможным считать, что телесный минимум Эпикура содержался уже и в старом атомизме. По-видимому, демокритовские атомы были неделимы не только физически, но и теоретически (онтологически). Однако такая неделимость, а следовательно, и минимальность касалась у Демокрита не частей атомов, а самих атомов. Для разговоров о "математическом атомизме" у Демокрита, как считает Г.Кремер, в источниках не имеется достаточных оснований. Говорить о "математическом атомизме" у Демокрита – значит не учитывать фактического исторического соотношения между элеатством и атомизмом. Ведь, как можно заключить из Аристотеля (De gen. et corr. I 8, 325 а 23 и слл; Phys. 13, 187 а I слл.), атомы у Левкиппа и Демокрита являются тем же самым элеатским "бытием", или "единым", которое, в отличие от чувственной текучести, совершенно лишено всякого оформления, всяких качеств и всякой внутренней раздельности, но только это бытие, или единое, оказалось в атомизме разбитым на бесконечное количество отдельных элементов. Такой атом, очевидно, был лишен всякой внутренней раздельности и не мог допускать внутри себя каких-нибудь процессов, хотя бы и бесконечно малых. Поэтому С.Лурье ошибается в своем инфинитезимальном понимании древнего атома. Следовательно, не было у Демокрита и у древних атомистов также учения о пяти видах минимума. Очевидно, "подвижная система" из пяти минимумов возникла в атомистической традиции уже после критики Аристотеля и под ее влиянием²⁰⁶. И вообще Г.Кремер находит все основания считать, что атомарная гипотеза Левкиппа и Демокрита явно не была разработана во всех подробностях и до известной степени допускала исправления и развитие. В частности, открытой проблемой в древнем атомизме оставалось взаимоотношение различных величин атомов, с одной стороны, и теоретической неделимости атома – с другой. Нельзя сказать, что эти два положения полностью исключают у Демокрита друг друга и что, следовательно, его теория противоречива. Однако здесь содержится существенный повод для критики и для дальнейшего развития атомизма. Ведь если атом имеет ту или иную величину, то почему же он неделим? Дальше так и получилось. Атом Эпикура – это уже совсем другой атом, вовсе не демокритовский.

7. Возможный эпикуровский минимум в связи с критикой атомизма у Аристотеля

Как мы уже указали выше, толчком для такого развития послужила, согласно Г.Кремеру, критика Аристотеля в адрес атомизма. Об этом говорили раньше и многие другие исследователи (там же). Г.Кремер указывает на многочисленные современные исследования, в которых, в противоположность мнениям, ранее распространенным среди филологов, подчеркивается несомненное и детальное знакомство Эпикура со всеми трудами Аристотеля, а не только с его утерянными в настоящее время диалогами²⁰⁷.

В чем состоит аристотелевская критика атомизма? а) Аристотель (Phys. III 4-8), исходя из старого натурфилософского учения об апейрон, то есть о беспредельном, понял эту беспредельность как потенциальную, то есть как никогда не находящую для себя никакой границы. В этом смысле он говорит, что и каждое число тоже можно представить себе как бесконечно делимое. Но, поскольку всякое наименьшее число все же является числом, то есть в конце концов той или иной единицей, постольку можно говорить при бесконечной делимости числа также и о его неделимом пределе. При этом Аристотель утверждал, что в сторону увеличения числа такого предела нет. В сравнении с такой предельной неделимостью числа Аристотель считал вещественную область делимой уже без всякого предела. Эпикур, несомненно, воспользовался этой теорией Аристотеля, но только кроме неделимости числа он допускал еще и предельную неделимость вещественной величины. Такие тексты, как Arist. Phys. III 207 b I слл. и Diog. L. X 59, звучат почти тождественно даже терминологически. Таким образом, бесконечные ряды делимости каждого числа при наличии предела деления, по Аристотелю, и то же самое – в отношении вещественной величины, по Эпикуру, в логическом смысле представляют собою одну и ту же конструкцию.

Аристотель (Phys. VI 1 до 231 b 18) доказывает, что время, пространство и движение, будучи континуумом, не могут быть составлены из неделимых атомов, которые в данном случае могут быть лишь изолированными точками. Далее (VI конец 1 гл. – 4 гл.), то же самое Аристотель усматривает и в понятии скорости, изменения которой тоже не могут быть прерывными. То же самое необходимо сказать, по Аристотелю (VI 5-8), и о взаимном переходе от покоя к движению и обратно, который тоже может быть только непрерывным и скользящим.

После критики зеноновских апорий движения (VI 9) Аристотель утверждает, что даже если допустить непрерывность пространства, то Демокрит все равно не может говорить о движении атомов, поскольку такое движение всегда создавало бы какой-то определенный пройденный путь, который все равно должен быть делим, чтобы начало и конец движения не совпадали в одной точке. Ясным делается также и то, что из неделимых атомов нельзя составить никакого цельного тела. На этом основании Ферли доказывает, что Эпикуру пришлось признать атомарность пространства и времени и понимать движение атома скачкообразно²⁰⁸. А это значит, что Эпикуру необходимо было отличать в атоме той или другой определенной величины и формы его минимум, который функционирует в процессах движения уже независимо от величины и формы атома и есть только предельно малая протяженность, которая и необходима для предельно малого функционирования атома.

После разбора этой аристотелевской критики атомизма Кремер делает вывод, что Эпикур заимствовал у Аристотеля, в целях формулировки своего телесного минимума, аналогию числовых рядов²⁰⁹.

Что такое эти числовые ряды у Аристотеля, понять нетрудно. Из предыдущего ясно, что Аристотель требует от Демокрита признания бесконечной делимости атома. Но Аристотель вовсе не хочет сказать, что делимость эта – какая ни попало и вполне безразличная к тому телу, которое именно и подвергается делению. Подвергая как угодно далеко идущему делению число, мы, как сказано, в результате этого деления все же получаем не что иное, как числа же. При этом каждое такое число тоже ведь является чем-то определенным и целым, тоже какой-то единицей, хотя уже и новой. Следовательно, подвергая делению данное число, мы получаем бесконечный ряд все меньших и меньших чисел, и, таким образом, здесь у нас получается бесконечная делимость; поскольку, однако, каждая дробь, как бы она ни была мала, все же есть некоторого рода число и некоторого рода единица, постольку данное исходное число, которое мы подвергаем бесконечному делению, в некотором смысле остается самим собой, то есть чем-то неделимым. Это соотношение делимости и неделимости Эпикур и заимствовал у Аристотеля; но только в отличие от Аристотеля он приписал это соотношение делимости и неделимости не только числам, а еще и всем вещественным телам. Поэтому у Эпикура и получилось, что всякое тело делимо до бесконечности, и в то же самое время в каждом моменте своего деления оно остается самим собою и, следовательно, неделимым.

б) В заключение этого пункта нашего анализа эпикурейского атомизма заметим, что Аристотель, будучи логически совершенно прав, все же не учитывает всего богатства демокритовского атомизма. А вместе с Аристотелем до некоторой степени погрешает здесь и Г.Кремер. Дело в том, что демокритовские атомы в конце концов не так уж отделены от конкретно воспринимаемой нами чувственной действительности. Ведь общеизвестно учение Демокрита об истечении эйдолов из атомов, то есть об отделении от атомов их "видиков", которых бесконечное количество, которые несутся с огромной скоростью и вступают в комбинации, превосходящие любую сказку и любую магическую операцию. Если принять во внимание это демокритовское учение об эйдолах, то, пожалуй, дискретность атомизма во многом померкнет и критика Аристотеля окажется несколько формальной. Тем не менее критика Аристотеля все же имела огромное значение, поскольку она заставила каждого атомиста говорить о своих дискретных атомах более аккуратно и более дальновидно. Нужно было неделимость атомов совместить с их бесконечной делимостью, что Эпикур и сделал. Делимость атома у него бесконечна; и тем не менее она требует признания для себя известного предела, нарушая который атом уже переставал быть самим собою, а следовательно, исчезала и его делимость. Такая более четкая логическая методика, несомненно, у Эпикура была, и воспользовался он ею, как вернее всего предполагать, на основе аристотелевской критики атомизма.

8. Значение академической физики для атомистики Эпикура

Еще больше сходств Г.Кремер усматривает между эпикуровским учением о минимуме и соответствующими работами платоновских академиков, которые вели широкое исследование, посвященное логическому выводу материального мира из геометрических образов, являющихся моделями и первоначалами для сущего. Здесь в смысле источника основная роль принадлежит псевдоаристотелевскому трактату "О неделимых линиях"²¹⁰.

а) Трактат "О неделимых линиях", принадлежащий не самому Аристотелю, но какому-нибудь из его учеников, и потому обычно обозначаемый как псевдоаристотелевский, направлен против платоников, согласно которым и линия, и плоскость, и вообще все геометрические фигуры и тела должны в первую очередь рассматриваться как неделимые идеи, чтобы была возможность говорить и об отдельных проявлениях этих идей, причем проявления эти могли быть бесконечно разнообразными²¹¹. Против этого платонического понимания геометрических фигур и тел и восстает псевдоаристотелевский трактат "О неделимых линиях". Поскольку же наши сведения о физических учениях в Академии очень скудны, постольку этот трактат и является одним из главных источников для понимания учения академиков о неделимых элементах. На основании этого трактата можно формулировать следующие пять пунктов учения академиков об элементах.

б) Во-первых, ученые платоновской Академии рассуждали, что если существует "многое" и "великое", а также противоположное этому, то есть "немногое" и "малое", и если то, что имеет практически бесконечное число делений, никак нельзя назвать "немногим", но надо продолжать называть "многим", то ясно, что "немногое" и "малое" могут иметь лишь ограниченное число делений; а если число делений ограничено, то необходимо существует какая-то неделимая величина (ameres megethos), так что во всем должно существовать (enyparxei) нечто неделимое, если только существует "немногое" и "малое" (Arist., De lin. insec. 968 а 2-9).

Во-вторых, рассуждают платоники, если существует идея линии, а идея является первым во всем ряде одноименных с нею вещей, и при этом части онтологически (ten physin) прежде целого, то "сама линия" (то есть, по-видимому, идея линии) будет неделимой, точно так же, как неделимы четырехугольник, треугольник, другие "схемы" и вообще всякая плоская фигура "сама по себе"; ведь в противном случае нечто окажется прежде (proteron) их, тогда как прежде идей ничего не может быть (968 а 9-14). Другими словами, неделимый минимум в данном случае есть та общая идея данного типа фигур или тел, без которой нельзя судить и о каждой отдельной фигуре и о каждом отдельном геометрическом теле, обнимаемых общей идеей.

В-третьих, если существуют элементы, из которых состоят тела, а прежде элементов ничего нет, и при этом части прежде целого, – то огонь и вообще всякий из элементов тел будет неделимым, так что неделимое существует не только в умственных вещах, но и в чувственных (968 а 14-18). Здесь идея элемента настолько ему имманентна и настолько от него неотделима, что с ее удалением из элемента погибает и сам элемент.

В-четвертых, о существовании неделимых величин свидетельствует и рассуждение элеата Зенона. Поскольку невозможно в ограниченное время коснуться бесконечного числа вещей, причем так, чтобы касаться каждой из этих вещей в отдельности, и при этом необходимым образом движущееся тело достигнет сначала половины расстояния, – а у тела, не имеющего неделимых частей, всегда такая половина есть, – то движущееся тело должно было бы в конечное время коснуться бесконечного числа таких половин (ведь остаток пути при отсутствии предела деления всегда можно разделить пополам); но это немыслимо, и, следовательно, неделимые отрезки должны существовать (968 а 18 b 4). Другими словами, всякий отрезок на прямой не может обладать только такими своими частями, которые уходят в бесконечную делимость, но должен обладать и такими частями, которые мыслятся уже неделимыми. Да и сам отрезок на прямой только в том случае может делиться до бесконечности, если сам он в то же самое время остается неделимым как таковой. Иначе невозможно будет судить, что же тут в конце концов подвергается бесконечному делению.

Наконец, в-пятых, общая мера соизмеримых линий не может сама делиться до бесконечности на свои еще дальнейшие меры, иначе она перестанет быть уже общей мерой. И то же самое относится к общей мере площадей (968 b 4-16).

в) Г.Кремер²¹² на основании этих и некоторых других свидетельств, в основном восходящих к Аристотелю, доказывает, что Ксенократ и платоновская Академия вообще признавали неделимые величины во всех трех областях сущего, то есть в идеальном, математическом и физическом мире. Так, в De caelo III 8, 307 а 19 слл. Аристотель говорит, что платоники признают существование среди математических тел атомов, сфер и пирамид; затем, существование "физических" минимумов следует уже из характеристики телесного мира в "Тимее" Платона; и, наконец, неделимое должно было существовать во всех областях сущего у платоников, ввиду признания ими первообразных основополагающих и задающих меру идей. Три вида теоретически неделимых величин, имеющихся у Платона и Ксенократа, к которым затем были прибавлены минимальные элементы протяжения, непосредственно соотносятся с минимумами Эпикура. Г.Кремер не сомневается, что та четкость, которую со своим учением об атомных величинах и формах Эпикур внес в безудержно-стихийный, изобилующий образами и формами более старый атомизм, является следствием представлений о пределе и минимуме, внесенных платонизмом четвертого века до н.э. в эллинистическую философию²¹³.

Наиболее вероятным непосредственным предшественником эпикуровского учения об атомах и минимуме является, по всей видимости, Ксенократ. Эпикурейская теория минимума соответствует академической "философии элементов сущего" не только методически, – в смысле точной квантификации структур, – но и системно-содержательно, ввиду глубокой аналогии между изложенной выше теорией Эпикура и имевшейся в платоновской Академии подвижной системы минимумов.

В подкрепление мысли о непосредственном заимствовании Эпикуром у платоников Г.Кремер приводит целый ряд свидетельств о том, что Эпикур фактически соприкасался с платоническими учениями²¹⁴, Г.Кремер находит даже некоторые материальные и терминологические параллели²¹⁵.

Таким образом, хотя в объективном смысле не приходится сомневаться, что эпикуровская теория минимума вытекает из аристотелевской критики прерывности, все-таки необходимо сказать, что Эпикур фактически встает на сторону критикуемого Аристотелем академического понятия о минимуме, что в свою очередь доказывает его зависимость от философии элементов, развивавшейся платониками.

Кроме того, существуют основания предполагать, что в субъективном смысле Эпикур вполне сознавал, что оказывается последователем современного ему платонизма²¹⁶. Существуют терминологические особенности, общие у Эпикура только с Академией и ни с каким другим направлением раннеэллинистической мысли. Однако тем не менее конкретная оценка платонических влияний на философию Эпикура остается еще открытым вопросом. Иначе дело обстояло в этике, где, скорее, эпикурейская позиция побудила академиков к самостоятельной разработке этики, а также в учении о богах, которое у Эпикура вполне самостоятельно.

Все отступления от Демокрита, которые можно наблюдать у Эпикура, восходят, согласно Г.Кремеру, к тому содержательному богатству, которое вытекало из дискуссии между Аристотелем и академическими "ортодоксами" по проблеме физической непрерывности. Теория Эпикура предстает, таким образом, как исторический результат встречи элеатского компонента атомизма с математизирующей философией платоников, занимавшихся проблемой элементов.

Концепциями платоников, прошедшими через аристотелевскую критику, Эпикур и воспользовался. Именно из академического понятия прерывности и точного минимума вытекает и различие между атомом и минимумом у Эпикура, и конечность числа атомных величин и их форм, и их выводимость из элементарных величин (минимумов). Г.Кремер называет это "перестройкой древнего атомизма в духе теории пределов"²¹⁷, и считает соответствующее учение Эпикура побочным явлением платонизма.

Таким образом, если атомы Демокрита одинаково и неразличимо как вещественны, так и геометричны, то Аристотель вместо этого предлагает неделимость только в числовой области, считая, что всякое разделенное число, как бы оно мало ни было, все же есть число и каждый раз новая единица, и в этом смысле оно остается неделимым. Академики перенесли эту аристотелевскую неделимость из чисел также и на тела, но это совмещение бесконечной делимости тела и его неделимости они понимали как совмещение вещественной делимости тела с его идеальной неделимостью. Вещественных шаров может быть сколько угодно и с какой угодно точностью шарообразности, но все эти бесконечные вещественные шары со всей их вещественной и тоже бесконечной делимостью возможны только потому, что имеется один и единственный идеальный и уже неделимый шар, которым занимается геометрия и который, присутствуя в каждом вещественном шаре, делает возможной его бесконечную делимость и качественное разнообразие. Оставалось только эту идеальную неделимость геометрического шара понять тоже вещественно и материально, сохраняя всю его значимость для конкретных делений, и возникало то, что мы теперь называем атомом Эпикура.

9. Эпикур, элеатский атомизм, физика у древних академиков и эллинистическая логика

Но если совершенно неверно видеть оригинальность Эпикура в теории минимума, где, как показывает Г.Кремер, он как раз совершенно неоригинален, то несомненным вкладом Эпикура в историю греческой философии является посредничество между традициями элеатского атомизма и академической физики и соединение их в органическое целое. Элеаты признавали бытие, или единое, как абсолютно неделимое, как абсолютно неподверженное никаким воздействиям извне, и как бесформенное. Атомисты раздробили это элеатское бытие на бесконечное множество элементов; и хотя атом Левкиппа и Демокрита уже имеет форму, тем не менее он и здесь остается таким же неделимым и таким же не подверженным никакому воздействию извне. Академики тоже признали такой атом, но, мысля его в основе идеальным, все же сделали его принципом своей же собственной бесконечной делимости и тем объектом, который способен воспринимать на себя любые воздействия извне.

С другой стороны, Эпикур перенес платоническую мысль в рамки атомизма и вместе с тем в рамки эллинистической философии. Геометрическая платоновская конструкция телесного мира перенесена Эпикуром в атомизм. Материальное тело со своим размером, весом и плотностью для Эпикура снова является последней данностью, которая уже ни на что не сводима. Это можно считать "материализацией" идеалистических структур. Однако одновременно у Эпикура наблюдается и противоположный процесс, поскольку чувственно-воспринимаемые структуры платонизма Эпикур проецирует в "подчувственную", не воспринимаемую сферу атомов. Все это сочетается со специфически эллинистическим эмпиризмом и сенсуализмом Эпикура, который при выводе минимумов заменяет априористические, математически-диалектические методы платонизма методом заключения по аналогии от чувственно-постижимого.

Наконец, меняется и функция философского построения в целом. У Эпикура рациональная наглядность и симметрическое упрощение атомизма, достигнутое с помощью теории минимума, является не самоцелью, а служит сотериологическим устремлениям (то есть в целях индивидуального самосохранения) и эвдемонистической установке, которую эпикуреизм разделяет с другими философиями эллинистической эпохи. Эпикур хочет догматически фиксировать основания атомистической системы и сделать ее непосредственно прозрачной в ее внутреннем строении для того, чтобы обеспечить человеку величайший возможный для него душевный покой²¹⁸. Здесь мы сделали бы второе принципиальное возражение по адресу Г.Кремера (первое возражение касалось того, что Аристотель не принял во внимание элементов демокритовского учения о непрерывности). Г.Кремер поступает совершенно правильно, привлекая академическую физику для уяснения эпикуровского понятия атома. Однако Г.Кремер не формулирует в ясной форме безусловного отличия Эпикура от платоновской Академии. Ведь последняя исходила из наличия идей, как таких самостоятельных сущностей, которые не только осмысливают, но и причинным образом создают как все вещи вообще, так, в частности, и элементы вещей. Этот чисто идеалистический принцип никак нельзя приписать Эпикуру, у которого всякое возможное бытие является только чувственным. Структурно Эпикур несомненно заимствовал у академиков всю систему соотношения идеального и материального. Тем не менее фактически ничего специфически идеального у Эпикура ни в каком смысле не имеется. Эти осмысляющие и порождающие атомы являются у Эпикура вполне вещественными и материальными, правда, целиком сохраняя свой осмысляющий и порождающий характер. У Эпикура атомы являются такими неделимостями, которые даны и как исходный момент для получения их бесконечно разнообразных минимумов и как предел для всякого, и в том числе бесконечно малого, приближения к ним любых других атомов, оказавшихся в их окружении. Как-никак, эпикуреизм все же есть, в конце концов, материализм, а не идеализм. А что в этом материализме содержатся некоторые представления об идеальных структурах академиков, после исследования Г.Кремера с этим спорить невозможно.

10. Значение теории пределов для эпикурейской эстетики

В работе Г.Кремера, весьма оригинальной и насыщенной, выставляются многие тезисы, которые для некоторых будут казаться спорными или просто неверными. Но мы привели рассуждения Г.Кремера не для того, чтобы исчерпать и формулировать все его разнообразные историко-философские выводы, и вовсе не для того, чтобы подвергать их обстоятельной критике. Однако нам хотелось бы подчеркнуть огромное значение одной идеи, которая у автора этого тома истории античной эстетики возникла за много лет до появления труда Г.Кремера и которую Г.Кремер глубоко обосновал и филологически и историко-философски²¹⁹. Эта идея заключается в том, что эпикурейский атом вовсе не есть неделимость в абсолютном смысле слова, которая ни в чем и никогда не мыслима ни физически, ни математически. Это есть только условно допускаемая точка на путях бесконечной и непрерывной делимости; и точку эту нельзя не допускать, потому что без нее невозможно мыслить бесконечное деление. Единицу можно делить сколько угодно, и при таком делении никогда невозможно достигнуть нуля. Тем не менее, поскольку при делении единицы мы получаем все более и более дробные результаты деления, постольку мы при таком делении неизменно приближаемся к нулю, хотя никогда его не можем достигнуть. Удалить в этом случае нуль – это потерять само представление о бесконечной уменьшаемости единицы. Такой же процесс непрерывного бесконечного становления существует и между всякими рядом стоящими числами натурального ряда. И вообще стремиться от какой-нибудь точки А до какой-нибудь точки В на прямой – это значит, во-первых, углубляться в этот бесконечно мало нарастающий процесс непрерывно нарастающего отрезка AB, а с другой стороны, это значит уже иметь этот отрезок AB как нечто цельное и неделимое, как тот предел, к которому непрерывно движется точка А в своем стремлении достигнуть точки В.

А если мы вспомним эти элементарные данные логики всякого становления, то мы и получим не что иное, как атомистику Эпикура.

Абсолютная чувственная действительность, которую только и знает Эпикур, вовсе не есть нечто слепое и нерасчлененное. Однако Эпикур расчленяет ее не так, чтобы изгнать всю непрерывность и оставить только прерывные точки, а так, чтобы каждая прерывная точка уже сама по себе указывала бы на необходимость своего непрерывного становления, то есть была каждый раз все новой и новой системой отношения внутри непрерывного процесса. Вот эта система отношений является тем пределом, которого достигает каждая точка в своем непрерывном становлении, то есть она и есть то, что Эпикур называет атомом.

Демокрит не мог воспользоваться такого рода анализом непрерывного становления, поскольку атомы он объявил умопостигаемым бытием, а реальное чувственное восприятие оказалось у него условным, субъективным процессом, который очень трудно связать со структурой и системой отношений атомов. Эпикур самым резким образом порвал с этим дуализмом Демокрита и объявил подлинным бытием не умопостигаемые атомы, но чувственную текучесть явлений. Атомы же оказались у него только предельной системой смысловых отношений, которая рисуется в каждой точке непрерывного становления чувственной действительности.

Для эстетики такая конструкция имеет то огромное значение, что в каждой прерывной точке непрерывного процесса мы находим уходящую в бесконечность систему смысловых отношений, поэтому эстетика Эпикура не есть теория слепой текучести, но трактует нам также и о системе отношений, обеспечивающей и определенную устойчивость каждой чувственной формы и ее насыщенность бесконечным процессом становления, без чего она вообще не была бы чувственной формой.

Традиционные изложения эпикуреизма страдают тем, что навязывают Эпикуру совершенно несвойственный ему демокритовский дуализм атомов и явлений. У Эпикура атомы тоже суть явления, но только та их упорядоченная сторона, которая лишает чувственную действительность ее слепоты и сплошной иррациональности.

Платон и Аристотель упорядочивали чувственную текучесть при помощи отдельных от нее и самостоятельных идеальных субстанций. Эпикур же упорядочивает чувственную текучесть при помощи ее же самой, то есть при помощи более глубоких ее сторон, тоже вполне чувственных, но наделенных способностью оформлять чувственную текучесть. Эти стороны чувственной действительности, с одной стороны, являются предельной системой соотношений, без которых никакая точка чувственного становления не была бы мыслимой. А с другой стороны, эти системы соотношений не должны уплывать и дробиться так, как это происходит в самом чувственном становлении, то есть они должны быть чем-то неделимым, должны быть атомами. Но чтобы и непрерывность чувственного процесса и его атомная осмысленность сохранялась в каждой прерывной точке непрерывного процесса, для этого необходимо понимать атомы как пределы для каждой точки непрерывного чувственного процесса.

В этом смысле эстетика Эпикура является совершенно замечательным достижением античной мысли. Красота чувственного мира здесь тоже уходит в бесконечную даль и каждый раз требует особой смысловой перспективы, но эта даль и эта перспектива тоже обладают чувственным характером.

Так можно было бы формулировать логическую методику эпикурейской эстетики. Эта логическая методика самим Эпикуром не формулируется. Но вместо этого Эпикур дает нечто гораздо более важное. Он дает нам результат этой логической методики. Но по этому результату можно догадаться и о тех логических методах, которыми оперирует эпикурейская эстетика, пусть хотя бы бессознательно.

Ради целей дидактически ясного изложения эстетики Эпикура мы привели бы в заключение один наглядный пример из области чувственного восприятия, который, как нам кажется, едва ли вызовет у кого-нибудь возражение.

Мы слышим морской прибой, или вообще шум моря. Море состоит из отдельных капель. Но можем ли мы свести восприятие морского шума на восприятие отдельных капель? Нет, никаких капель тут не мыслится. Но тогда как же быть с ними? Ведь реально и материально они все-таки существуют. Эпикур в этом случае поступает так. Он берет одно мгновение из восприятия морского шума, но представляет его нагруженным такой системой соотношений с другими мгновениями того же восприятия, которая обеспечила бы собою именно непрерывно звучащий морской шум. Соответствует ли что-нибудь объективно такому мгновению и именно с таким соотношением в системе цельного восприятия морского шума? Соответствует. Это и есть те капли морской воды, которые, оставаясь самими собой, уже слились в общей громаде моря, то есть они тоже не остаются изолированными точками, но нагружены таким соотношением с другими каплями, при помощи которого обеспечивается для них нераздельное слияние со всей громадой морской воды. Вот эти капли морской воды и взятые именно с таким своим соотношением в общей громаде морской воды – это и есть эпикуровские атомы. Без них не было бы и самого моря, как равно без мгновенных восприятий морского шума не могло бы создаться и цельного восприятия этого шума. Но все это есть именно эпикуровские атомы, то есть такие неделимые моменты и самой морской воды и восприятия ее шума, которые, как бы они ни были малы, все же являются принципом, моделью, пределом и вообще такой конструкцией, которая не разрушает, а создает цельную громаду морской воды и которая не нарушает, но создает также и цельную картину восприятия морского шума. Атомистика Эпикура имела своей целью сохранить в полной нетронутости и непрерывный процесс эстетического восприятия и чувственно материальную осмысленность его в любой его произвольно взятой точке.