А. Ф. Лосев. ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ, том пятый

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

1. Вступительные замечания

Эпикуру, да и всему античному эпикурейству, включая Лукреция, тоже у нас не повезло. Весь этот раздел античной философии эстетики для широкого читателя закрыт густым туманом чуть ли не вековых предрассудков, всякого рода мелкобуржуазных интерпретаций и непониманием самого главного, а именно античного философско-эстетического стиля Эпикура и его последователей.

Всех сбивает с толку то обстоятельство, что Эпикур вместе с Демокритом является атомистом. Это заставляет буквально всех считать Эпикура материалистом. С этой характеристикой еще можно было бы согласиться. Однако типов материализма в истории философии и эстетики было столь много, что тут же возникает вопрос: а в чем же заключается самая специфика эпикурейского материализма? Ведь наш широкий читатель привык думать, что древние греки вообще были стихийными материалистами. И это совершенно правильно. Но какими материалистами, в каком смысле материалистами? Досократовские натурфилософы, находившие в основе бытия материально-чувственные элементы, тоже ведь материалисты. Платон и Аристотель, исходившие из представления о чувственном космосе, несмотря на весь свой самый интенсивный идеализм, несомненно, тоже допускали некоторые черты материализма в своих идеалистических системах. Стоики, как мы знаем, тоже учили о том, что все существующее является только телесным и больше никаким другим. Борьба идеализма и материализма, а это значит и известное наличие материализма, оставалась во всей античной философии и эстетике до самого конца.

В чем же при таких условиях специфика эпикурейского материализма? Об этом в подавляющем большинстве случаев не ставится никакого вопроса.

Что такое этот эпикурейский материализм, это кажется всем само собой понятным, хотя уже у Демокрита его атомы не воспринимаются чувственным восприятием и потому являются, по заявлению самого Демокрита, только чем-то умопостигаемым¹⁶⁸. Уже одно это обстоятельство вносит существенную путаницу в традиционное представление о материализме Эпикура. В настоящее время с этой путаницей необходимо расстаться.

Второе обстоятельство, вредившее правильному пониманию Эпикура в течение нескольких столетий, – это то, что обычно зовется атеизмом Эпикура. Также и относительно атеизма необходимо сказать, что под этим названием кроется масса разного рода весьма резко отличных одно от другого воззрений. И как раз атеизм Эпикура настолько своеобразен и оригинален, настолько специфичен и необычен, что он требует самого внимательного и тончайшего изучения, и тут никак нельзя опираться только на обывательское употребление этого термина "атеизм". Достаточно указать уже на одно то, что и Эпикур и Лукреций в самом недвусмысленном виде признают существование богов. Но что это за боги? И как понимать этих богов в сравнении с традиционными богами народной греческой религии или в сравнении с теологическими конструкциями таких абстрактных философов, как Платон и Аристотель? И эта наша борьба с обывательским пониманием атеизма тем более является для нас необходимой, что в эпикурейском учении о богах как раз и содержится самая настоящая эстетика и даже не только в античном смысле слова, но и в смысле эстетики Нового и Новейшего времени в Европе.

Третий момент, всегда мешавший понимать античных эпикурейцев и их эстетику, – это эпикурейское учение об удовольствии. Как известно, основным принципом этики античного эпикурейства, да и всякого эпикурейства, является удовольствие. При этом, чтобы сделать такого рода принцип максимально понятным для всякого обывателя, знатоки и любители античного эпикурейства переводят греческий термин hedone и латинский термин voluptas часто даже как "наслаждение". Этот перевод во многих греческих и латинских текстах является правильным. Однако если говорить об основном этическом принципе античного эпикурейства, то термин "наслаждение" необходимо считать чрезвычайно преувеличенным. Основные и самые безупречные историки античного эпикурейства гласят нам, что проповедуемые у Эпикура удовольствия отличаются чрезвычайно благородным, спокойным, уравновешенным и чисто созерцательным характером. Этому удовольствию не свойственна ровно никакая вульгаризация человеческих чувств, ровно никакая погоня за так называемыми удовольствиями или наслаждениями, ровно никакая культура острых и небывалых ощущений. Правда, вульгаризаторов эпикурейства было много уже и в античности, особенно в Риме. Эпикуреец I в. до н.э. Филодем в своих стихах уже проповедует остроту и изящество эротических эмоций, и такой поэзии в античности можно найти сколько угодно. Но это ни в каком случае не сам Эпикур и ни в каком случае не сам Лукреций. В сравнении с вульгарной проповедью удовольствий Эпикур является даже некоторого рода аскетом. Мы ниже увидим, что ему достаточно только хлеба и воды для того, чтобы поспорить в своем блаженстве с самим Зевсом. Поэтому, если мы хотим добраться до подлинной специфики эпикурейской эстетики, надо избежать всякого малейшего вульгаризаторства в отношении основного эпикурейского принципа, именно гедонизма.

Итак, нам предстоит заново пересмотреть все античные источники эпикурейской эстетики и предать забвению подавляющее число книг и статей, написанных до сих пор об Эпикуре и Лукреции.

2. Эпикуреизм и эстетика

На первый взгляд нет ничего более противоположного, чем стоицизм и эпикурейство. Там фаталистический героизм, а здесь философия наслаждения. И тем не менее, в конечном счете, мы увидим, что они почти неотличимы один от другого, что разграничивающую их линию провести иной раз очень затруднительно. Однако, несомненно, стоит начинать с того, в чем обе эти школы максимально различны.

В занимающей нас области различие это выступает более чем резко. Если стоики – поклонники красоты и искусства и даже внимательные его исследователи, то эпикурейцы – и не поклонники и, вероятно, не знатоки. Дело в том, что, по учению эпикурейцев, искусство относится к тем беспокойным сферам человеческой деятельности, которые способны только раздражать внутреннюю жизнь человека, возмущать ее, лишать тишины и покоя, нарушать равномерность и безмолвное душевное самонаслаждение. Эпикурейцы хотели, как и стоики, тоже освободить человека, тоже сделать его самодовлеющим, ни от чего внутренне не зависящим. Путем к этому является погружение в наслаждение, в мерное и мудро уравновешенное удовольствие. Искусство нарушает эту внутреннюю тишину наслаждения, этот безмолвный покой удовольствия; и потому эпикуреец ни в каком смысле не должен заниматься искусством, и его цель – только отстранить его от себя и остаться без него.

Если стать на такую точку зрения (правда, это крайний взгляд), то, пожалуй, возникнет вопрос: да место ли эпикурейцам вообще в истории эстетических учений? Если все отношение их к искусству определяется только тем, что они не приемлют искусства, то не нужно ли пройти мимо эпикурейцев и признать их вполне незначащими философами в смысле истории эстетики?

Ближайшие изыскания, однако, показывают, что эпикурейцев так же нельзя вычеркивать из истории эстетики, как нельзя вычеркивать и Платона. Ведь Платон тоже не приемлет искусства. И тем не менее мы констатируем у Платона целый ряд таких философских установок, которые в истории эстетики играют роль именно эстетических принципов, хотя они и названы у Платона совершенно иначе. Если же исключить Платона и Эпикура, то, пожалуй, в значительной мере придется исключать и всю вообще античную эстетику, поскольку учение о чисто эстетическом сознании, о чисто эстетическом предмете нигде не дано в античности в непосредственном виде и поскольку отсутствует даже самая эстетика в качестве самостоятельной дисциплины. Правда, для эпикурейцев отпадает положительная сторона искусства и остается лишь опровержение нужности искусства. Но зато эпикурейцы богаты (и тут они значительно богаче стоиков) своими эстетическими (вне-художественными) переживаниями, которые вполне идут вровень с тем эстетическим сознанием, которое под другими именами анализировали Платон, Аристотель и Плотин. И подвергнуть анализу соответствующие учения эпикурейцев так же нужно и интересно, как и вообще заниматься античной эстетикой.

Теперь скажем несколько слов об именах и датах, необходимых для исторического понимания и для последовательного изложения античной эпикурейской эстетики.

3. Внешняя история эпикуреизма

Основателем эпикурейской школы является Эпикур Афинский из аттического дема Гаргетта. Годы жизни Эпикура 342/1 – 271/0 до н.э. Обратим внимание на то, что этот философ, являющийся одним из основателей эллинистической философии и эстетики, родился с точки зрения эллинизма довольно рано. Он является младшим современником еще Платона и Аристотеля, и к концу IV в. он уже имел в Афинах свою собственную школу под названием "Сад", в отличие от Платоновской Академии, Аристотелевского Ликея, или Пери-пата, и стоической Стои. Родился он, однако, не в Аттике, а на Самосе, куда его отец отправился временно на поселение. Философией стал интересоваться с четырнадцати лет, изучал различных философов, в том числе и платоников, но примкнул к Демокриту. В Афинах он появился восемнадцати лет, а в 307/6 г., то есть 35 лет от роду, основал свою школу, которая помещалась в его собственном имении, а имение это вместе со школой он завещал своим ученикам.

Учение Эпикура об удовольствии уже в древности вызывало у людей большое смущение и заставляло характеризовать его самого в весьма порочном духе. Говорили не только то, что, по его мнению, мыслить как добро только и можно "удовольствие от еды, от любви, от того, что слышишь, и от красоты, которую видишь". Диоген Лаэрций (X 6-7) пишет: "Эпиктет обзывает его развратником и бранит последними словами. Тимократ, брат Метродора, сам учившийся у Эпикура, но потом покинувший его, говорит в книге под заглавием "Развлечения", будто Эпикура дважды в день рвало от переедания и будто сам он еле-еле сумел уклониться от ночной Эпикуровой философии и от посвящения во все его таинства; еще он говорит, что в рассуждениях Эпикур был весьма невежествен, а в жизни еще более того, что телом он был чахл и долгие годы не мог даже встать с носилок, что на чревоугодие он тратил по мине в день (как он и сам пишет в письмах к Леонтии и к митиленским философам), что с ним и с Метродором путались и другие гетеры – Малемария, Идея, Эротия, Никидия..." Говорили также и о большом самомнении Эпикура. Своих близких, как гласит позднейшее предание, он заставлял учить наизусть свои сочинения (Diog. L. X 12). В своем завещании он требует, чтобы в день его рождения, а также в день рождения его отца и матери каждый год приносились жертвы богам и, кроме того, еще 20-го числа каждого месяца собирались вместе в его честь и в честь его ученика Метродора. Приказывал он также поминать и его братьев (X 18). Умер он тоже не очень красиво. Страдая болезнью почек, он мучился в течение 14 дней, и, чувствуя приближение смерти, он напился пьяным, лег в горячую ванну и в таком виде умер (X 15-16).

Тем не менее суждение самого Диогена Лаэрция об Эпикуре весьма почтительное. Он пишет (X 9-11):

"Муж этот имеет достаточно свидетелей своего несравненного ко всем благорасположения, и отечество, почтившее его медными статуями; и такое множество друзей, что число их не измерить и целыми городами; и все ученики, прикованные к его учению словно песнями Сирен (кроме одного лишь Метродора Стратоникейского, который перебежал к Карнеаду едва ли не оттого, что тяготился безмерной добротою своего наставника); и преемственность его продолжателей, вечно поддерживаемая в непрерывной смене учеников, между тем как едва ли не все остальные школы уже угасли; и благодарность его к родителям, и благодарность к братьям, и кротость к рабам (которая видна как из его завещания, так и из того, что они занимались философией вместе с ним, а известнее всех – упомянутый Мис); и вся вообще его человечность к кому бы то ни было. Благочестие его перед богами и любовь его к отечеству несказанна. Скромность его доходила до такой крайности, что он даже не касался государственных дел. И хотя времена для Эллады были очень тяжелые, он прожил в ней всю жизнь, только два-три раза съездив в Ионию навестить друзей. Друзья сами съезжались к нему отовсюду и жили при нем в его Саду (как пишет Аполлодор): Сад этот был куплен за 80 мин. И жизнь эта была скромной и неприхотливой, как заявляет Диокл в III книге "Образа": "Кружки аскрейского вина было им вполне довольно, обычно же они пили воду".

Ввиду своей малой склонности к изучению искусства эпикурейцы весьма редко посвящали свои трактаты исключительно только эстетическим вопросам. Из многочисленных трактатов Эпикура известно только одно название, имеющее прямое отношение к эстетике и искусству. Это – "О музыке".

Из учеников Эпикура Метродор Лампсакский написал тоже не дошедшие до нас трактаты "О поэзии" и "О поэтах", причем последнее сочинение было направлено против Гомера, относительно которого, говорил он, совершенно не важно знать, на чьей стороне был Гектор, на греческой или троянской, и не важно знать, как расположены стихи в поэме (Plut. Non posse suav. viv. 2 и 12). Из других учеников Эпикура укажем Полиэна Лампсакского, Гермарха Митиленского, Колота Лампсакского, Зенона Сидонского. Учеником этого последнего является эпикуреец I в. до н.э. Филодем из Гадары. К сожалению, тексты его дошли до нас в чрезвычайно уродливом виде. Но он, несомненно, представлял собою некоторый шаг вперед, поскольку все-таки довольно много занимался искусством, в то время как древние эпикурейцы его совсем игнорировали. Он писал по преимуществу не столько об искусстве, сколько против искусства. Ему принадлежали трактаты "О музыке", "О поэтических произведениях", "Об ораторском искусстве", "О знаке и обозначении". Длинный список сочинений Филодема с указанием издания всех его текстов читатель может найти у Überweg – Heinze – Praechter. Grundriss der Geschichte der Philosophie. Erster Teil. – Die Philosophie des Altertums. Berlin, 1926¹², S. 439-441.

Если угодно, эпикуреизм Филодема можно называть не древним, но средним эпикуреизмом, куда необходимо отнести также и знаменитого современника Филодема римского поэта I в. до н.э. Лукреция Кара. Впрочем, Лукреция можно относить к среднему эпикурейству только ввиду того, что он был современником Филодема, по существу же эстетика Лукреция настолько ярко отличается и от Эпикура и от Филодема, что его лучше будет называть не средним, но уже позднейшим эпикурейцем. Были еще незначительные остатки эпикуреизма во II в. н.э., из которого нам более или менее известен Диоген из Эноанды (город на границе Писидии и Ликии). Но его касаться мы не будем.