Руа Даниэль. Требование и желание.

Истирание желания
Это место желания в рассмотренном интервале между высказанным и высказыванием оказывается особенно очевидным в тех случаях, когда его просто не существует (!), а именно в случае психоза. В этом случае его отсутствие переживается субъектом как посягательство на «наиболее интимную связь с ощущением жизни».
С женщиной, о которой пойдет речь, я встречаюсь регулярно, каждые 15 дней на протяжении двух лет, но знакомы мы с ней гораздо дольше, поскольку она моя соседка, и у нас - общие дом и сад. Каждые пятнадцать дней между нами происходит очень вежливая и учтивая встреча, в ходе которой мы рассуждаем по поводу того, что можно назвать ее «погружением в мир» или ее «воплощением», - именно в таких терминах она говорит о своем теле в его физическом смысле, дрейфующем во вселенной циркулирующих речей.
Эту даму мне доверила ее дочь, проявившая гениальную интуицию относительно организации помощи своей матери в тот момент, когда такая необходимость возникла в связи с бредом и приступами зрительных галлюцинаций.
Вокруг пациентки было сосредоточено много специалистов, посещавших ее на дому с целью оказания самой разнообразной помощи в зависимости от причуд ее дискурсивного «погружения». Медсестры для приема медикаментов, врач для различных медицинских назначений, окулист, отоларинголог и все остальные, кто также необходим, включая меня, психиатра и психоаналитика, кинезиотерапевт для увеличения подвижности тела, специальная помощница для культурных походов, домработница для домашней работы, муниципальная служба для организации питания... Каждый из этих интервентов, как она мне пояснила, сохраняется, чтобы отвечать на адресованные ему конкретные требования. По сути своей доброжелательная, она становилась свирепой, когда замечала малейший промах в ожидаемом ответе. В этом случае больная делает нарушителю внушение и ставит его «на место», к великому удивлению провинившегося, когда на его глазах милая пожилая дама вдруг преображалась в беспощадного тирана. В этом и проявляется ее непосредственная близость структуре речи и требования: что сказано - то сказано, и никакие извинения, с помощью которых можно было бы уклониться от безусловного указания речи, здесь бесполезны и неуместны.
В течение длительного времени я пытался понять свое собственное место в этом порядке. И думаю, что ответ прост: я являюсь тем, кто ведет запись всех недостатков безусловного указания речи, всех неприемлемых неудач. И я утверждаю их в этом качестве. Так, однажды, пациентка объясняла мне свою специфическую трудность, возникающую в момент, когда кто-нибудь обращается к ней с речью. При этом она придерживалась модели, основанной на особенности ее связи со слуховым аппаратом, громкость которого можно было регулировать. Итак, во время разговора с кем бы то ни было, по утверждению дамы, всегда наступает момент, когда в речи собеседника возникает «белое пятно», нечто ускользающее, что она не способна ухватить, как если бы слуховой аппарат выходил из повиновения и звук делался едва слышным. Однажды появившись, это «белое пятно» становится необратимым: образовавшийся пробел не может быть более восполнен, что привносит в речь непоправимую «задержку», возникающую между ней, слушающей, и тем, кто говорит. Описывая то состояние замешательства, которое охватывает ее в подобные моменты, она обозначает его загадочной фразой: «У меня больше нет личности». Подобный комментарий позволяет понять: чем в большей степени она погружается в речь, тем в большей степени теряет, как она сама утверждает, «свою личность», что, помимо всего прочего, возбуждает ее негодование. «Вы знаете, доктор, что мои вкусы весьма разнообразны: мне нравится классическая музыка, но также и джаз; я люблю кино; я в той же степени интересуюсь регбийными матчами, что и фигурным катанием...». В этих произносимых вслух словах она не слышит того, что одновременно невольно описывает ситуации, в которые в течение минувших пятнадцати дней было погружено ее тело без участия желания. Во всяком случае, для нее самой оказывалось невозможным соотнести их с каким либо «желанием».
На самом деле, за неимением некого загадочного измерения и в речи и в требовании, Другой речи, каждый раз, когда он оказывается воплощенным, похищает у нее «ее личность» и провоцирует этот элементарный феномен*, описываемый пациенткой с такой точностью. Отсутствие чего-либо иного существенного, кроме самого дискурса, ставит ее в положение абсолютной зависимости от материального течения фразы, где говорящий всегда опережает по времени слушающего, ибо тот, чтобы уловить точный смысл фразы, вынужден ждать ее окончания. Мы же, в общем-то, оказываемся в такой ситуации не полностью скованными, благодаря тому, что всегда остается уголок свободы в следующей форме: «существует то, что ты мне говоришь, и существует, кроме того, факт, что ты мне говоришь и/или что я тебя слушаю». Мы увидели, что именно там находится место желания. За неимением этого уголка свободы, именуемого желанием, множество раз происходило так, что моя соседка и пациентка «возвращала желание Другого», как об этом пишет Лакан (с.556), в реальное, а чтобы быть до конца точным - по другую сторону стены, к своему соседу слева, тоже врачу, откуда до нее доносились оскорбления в ее адрес. Я же, являясь соседом справа, продолжаю вместе с ней истирать в своем значащем соседстве все слишком не уместные проявления какого бы то ни было желания, в котором она могла бы оказаться заинтересованной.

Элементарный феномен (phénomène élémentaire) - термин Клерамбо (Clérambault), используемый Лаканом в его работах «De la psychose paranoïaque dans ses rapports avec la personnalité» и Le Séminaire, livre III, p. 28. - Прим. переводчика.