Георгий Почепцов. Г.Г. Почепцов. - Информационная война и этика

Возможно ли сочетание информационных войн и этических соображений? Война как раз и отличается тем, что снимает ограничения, характерные для мирной жизни. Вместо запрета на убийство здесь наоборот, разрешение на него. И чтобы это разрешение реализовать, солдат долго учат тому, как это делать, чтобы снять внутренние запреты, которые есть у каждого человека.

Проблема нравственности всегда возникает в контексте вооруженных конфликтов. К примеру, сейчас США, придя к пониманию длительной войны, на первый план вынесли проблему морали, поскольку в этом случае поддержка на «домашнем фронте» зависит от того, насколько справедливой будет выглядеть эта война. Есть такое наблюдение, что во время молниеносных войн говорят только патриоты, а в длительных войнах слово получают пацифисты.

Информационные войны имеют также существенное ограничение с точки зрения американских военных уставов: эту методологию невозможно применять против собственного населения. Тут сразу возникает оговорка: в современных информационных условиях практически невозможно удержать информацию на локальном уровне, чтобы она не стала распространяться на глобальном. Скажем, открытка из Сараево легко может появиться на экране CNN, попадая в результате от одной аудитории к другой. Можно сформулировать следующее правило: локальные потоки могут легко переходить в глобальные или пересекаться с ними. Соответственно, любая информация уже не может оставаться сугубо локальной.

В США был скандал, когда в ожидании приезда сенаторов из Вашингтона, среди которых был и Дж. Маккейн, американские военные в Афганистане применили методы анализа сенаторов из арсенала психологической войны, чтобы четко установить их приоритеты и интересы. Это было воспринято как психологическая операция против американских сенаторов, чтобы заставить их выделить больше средств на войну (см. [1], [2] и [3]).

В 1999 г. Дж. Аркилла сформулировал понятие справедливой войны[4]. Он призывает США принять доктрину, обязывающую их первыми не применять информационную войну против гражданских целей. И теперь, когда американцы перешли к длительной войне, понятие справедливости снова стало в центре внимания.

Мы можем вспомнить три примера того, как именно этот аспект нравственности и этичности в результате привел к поражению в войне:

— Англичане проигрывают бурам тогда, когда в английские прессе бури стали подаваться как борцы за свободу, соответственно, понятной становится роль английских солдат — они заняли нишу тех, кто притесняет свободу,

— Поражение американцев во вьетнамской войне стала возможной благодаря телевидению, поскольку оно демонстрировало ужасы войны, которые были невыносимы для гражданского глаза,

— Поражение России в первой чеченской войне было связано с тем, что на экранах телевидения чеченские командиры рассказывали о своей борьбе за свободу Ичкерии.

Во всех этих трех случаях в медиа возникает другая точка зрения, которая попадает в точку уязвимости аудитории. Кстати, в BBC есть правило, по которому нельзя транслировать прямую речь террористов. Чтобы его обойти, BBC переозвучуе такие цитаты. Что это может дать? Главным, пожалуй, является нейтрализация тона, изложения, акцента. Исчезают все локальные привязки, ибо все заменяется литературной нормой. Остается чистый контент.

Первый симпозиум по проблемам этики в информационных войнах был проведен лишь в 2011 году[5]. И в нем приняли участие только девять ораторов. Один из участников этого симпозиума, Т. Симпсон, опубликовал статью на тему этичности использования роботов в войне. Он считает, что использование роботов в войне снимает некоторые моральные предостережения, поскольку на экранах уже не увидишь плачущих родителей работа.

Еще одна участница симпозиума, М. Тоддео, считает, что теория справедливой войны не имеет отношения к объектам, на которые нацелена кибервойна. В первом случае это человеческая жизнь и свобода, во втором — информационная инфраструктура, базы данных и информация. Теория справедливой войны предполагает уважение к правам человека, не включая в рассмотрение нечеловеческие объекты.

Относительно этики кибервойны представитель военно-морских сил Н.Роу подчеркивает, что военные используют то же программное обеспечение, поэтому имеют те же точки уязвимости, что и гражданское население. Он считает, что в некоторых случаях трудно понять, кто является жертвой кибератаки, чтобы легитимизировать атаку и ответ. Он приводит пример, когда атака была направлена на дефект в программе компании «Майкрософт» в компьютере международной террористической организации, базирующейся в Пакистане. Кто в таком случае является жертвой атаки? «Майкрософт», международная террористическая организация или Пакистан? Кстати, поскольку кибератака несет значительные последствия, вывод в статье такой: международное право должно запретить кибератаки и ввести серьезное наказание за них.

Эта проблема вышла со страниц академических изданий и перешла на страницы популярной прессы. Здесь можно вспомнить статью в журнале Atlantic [6] о том, возможна ли справедливая кибервойна. Речь идет о том, что в кибервойне трудно различить атаку и шпионаж или вандализм. То есть отделить агрессию от неагресии не так просто.

Следующая опасность заключается в том, что в киберивойне трудно отделить участников боевых действий от остальных. Последние могут попасть под атаку даже в том случае, когда это не было запланировано. Например, известная атака компьютерного червя Stuxnet на Иран в 2010 году имела целью иранские ядерные объекты, но распространилась по всем компьютерах с программами «Майкрософт», что вызвало потребность во внесении изменений по всему миру.

Этика касается не только военных действий. Когда идут парламентские или президентские выборы, мы наблюдаем существенные изменения в этичности того, что является разрешенным по телевизору или в интернете. И это проблема не только для постсоветского пространства, а для всего мира.

Пентагон создал секретный документ[7], в котором зафиксирована первая официальная киберстратегия. Закрытый документ имеет 30 страниц, его открытая часть — 12 страниц. В нем, среди прочего, пытаются решить проблему эквивалентности ответной атаки. Принято решение, что если кибератака привела к смерти и разрушений, это делает допустимым ответ с применением силы.

Кстати, существует отдельное издание, посвященное вопросам военной этики — Journal of Military Ethics, где рассматриваются дети-солдаты или этика допроса, что является довольно необычным для невоенного уха.

Современная нейронаука считает, что нравственность является встроенным в человека механизмом и основана на работе нейронов (Lakoff G. The political brain. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics — New York etc., 2009; Lakoff G., Wehling E. The little blue book. The essential guide to thinking and talking democratic. — New York etc., 2012). Например, во всех культурах мира есть высказывания типа «смыть грехи». Психологи делали эксперименты со студентами, которые имели дополнять слова, когда вспоминали какой-то свой неэтичный поступок. Соответственно, из пропущенных букв в слове "W__H" возникало слово "WASH", а не "WISH", а со слова "S__P" возникало "SOAP", а не "STEP". Т.е. очищение в этом плане является встроенным в человека нейронным механизмом.

Проблема этичности информационной войны конфликтует с самим понятием борьбы, потому что на войне действуют другие правила, правда, их тоже пытаются привести к какому-то знаменателю. Но это длительный и нелегкий путь. И человечество его все равно когда-нибудь пройдет.