Варга А.Я., Будинайте Г.Л. Травма прошлого в России и возможности применения системной семейной терапии

Комментарий: Данный доклад был представлен на Российско-Немецкой конференции «Травма прошлого в России и Германии: психологические последствия и возможности психотерапии», состоявшейся 27-29 мая 2010 г.
Весь XX век на российские семьи действовали многочисленные психотравмирующие факторы:

Первая мировая война,
Октябрьский переворот,
голод 1921-1922 гг.,
голод 1932-1933 гг.,
раскулачивание,
насильственные миграции,
сталинские репрессии,
Вторая мировая война,
в последнее время - террористические акты.
Психологические и культурные следствия постоянной травматизации – это травмоцентрическая культура общества. В России это выражается в том, что победа в Великой Отечественной войне является фактором, который формирует национальное самосознание. «Мы – народ-победитель». Великая Отечественная война – самое значительное событие для людей старшего поколения. При этом преобладает не реалистическое, сильно идеологически окрашенное представление о войне. Т о есть речь идет о поведении травмированных и не проработавших свою травму людей. Любое предъявление фактов, «не гладко» победных, воспринимается в штыки, в первую очередь самими ветеранами. Есть причины, почему это так трудно. Бродский говорил, что нет ни одного не фальшивого, настоящего произведения об этой войне. Ну, если быть справедливыми, может несколько и найдется, но это скорее исключения. Ветеранов осталось мало. Недавно, беседуя с одним известным ученым, я услышала такую фразу: «Я первое поколение, не побывавшее на фронте». В начале войны ему было 13 лет. Он говорил о том, что отчетливо чувствовал разницу поколений тогда, но наш разговор происходил, в 2010 и его темой не была война, мы встречались по совершенно другому поводу.

Интересно, что Великая Отечественная война была не самым травматичным фактором российской действительности.

Травма от фашистов

Травма от коммунистов

Смерть на фронте, изменение структуры семьи

Смерть от сталинских репрессий, изменение структуры семьи

Работы в Германии

Отбывание срока в лагере за то, что работал в Германии

Немецкий плен

Отбывание срока в лагере за то, что был в плену

Травма голода (блокада Ленинград а, трудности с питанием во время эвакуации)



Жизнь на оккупированных территориях опасна

Преследования тех, кто жил на оккупированных территориях во время войны

Эвакуация



Военные инвалиды

Ссылка из столиц в отдаленны е районы страны

Нет могилы, затруднен процесс горевания

Нет могилы, затруднен процесс горевания

Люди, конечно, страдали от лишений, страха и горя от потери близких, но враг был понятен и цель казалась благородной. То, что происходило внутри страны, было гораздо хуже, потому что не было представления о враге, насилие казалось несправедливым абсурдом. Твой враг мог быть или стать твоим родственником. Хорошо известны истории, когда сосед по коммуналке писал донос, чтобы получить соседнюю комнату, в которой жила твоя семья, и при этом он мог ухаживать за женщиной из этой семьи и даже жениться впоследствии на ней. Когда сажали друзей, они давали показания друг против друга, а выйдя из лагеря и тюрьмы, продолжали дружить. Именно поэтому до сих нация не может выработать отношение к сталинизму, не может отделить себя от тех историй. Здесь все жертвы и все палачи.

Культурно-психологические следствия травматизации

Для травмоцентрической культуры характерно восприятие внешней среды как опасной. Именно поэтому в России постоянно выдвигаются идеи внешней опасности и внешнего врага на самом высоком уровне. Предложение, чтобы на параде в этом году прошли ветераны американцы и европейцы, вызвало однозначную р еакци ю у ветеранов: «Это что, НАТО будет маршировать по Красной площади?!!» Это несомненно эффективный инструмент внутренней политики, с помощью которого поддерживается национальное самосознание.

Кроме того, у людей возникает осадная ментальность: постоянная готовность к угрозе, низкая цена жизни и здоровья, отношение к текущему социальному положению, статусу, окружению как временному; успех не является мотивирующим фактором, потому что нет длительной жизненной перспективы.

Травмой для семейной системы являются:

– Резкое изменение структуры семьи (внезапная непредсказуемая смерть члена семьи или его насильственное изъятие, например, в случае ареста);

– Смена среды обитания, особенно насильственная смена, как бывает при ссылке, эвакуации, насильственной миграции (как это проделали с ингушами, крымскими татарами, и др. народами) для детей, когда их помещают в детский дом в связи с арестом родителей;

– Вторжение посторонних в пределы семьи, например, при подселении человека в квартиру, так называемое уплотнение,

– Длительная депривация базовых потребностей членов семьи – голод, жизнь в шалашах и землянках во время ссылки, жизнь в палаточных городках.

Например, рассказ клиентки с лишним весом:

«Мой отец переживал голод дважды. В детстве, Волжский голод 21 года, который унес его отца, моего деда. Мой дед был машинистом в Самаре. Во время голода он закупал в деревнях еду и носил домой. Однажды нес очень большой мешок картошки и надорвался, вскоре после этого умер. Папа всегда говорил, что деда погубила бабкина жадность. После этого мой отец пережил Ленинградскую блокаду. Всю свою жизнь он сушил сухари. В доме всегда была наволочка с сухарями. Он не давал выкидывать еду и заставлял меня все доедать».

Другой мой клиент вспоминал, как его дед не засыпал без куска хлеба под подушкой. Дед был профессором, известным советским ученым, и этого куска хлеба он мучительно стеснялся. Семья на такое поведение реагирует странным чувством, как будто в ней живет особенный человек. Мой клиент стеснялся дедушки. Ему было неловко, особенно перед друзьями;

– Социальное порицание травмирующего фактора, невозможность открытого горевания. Более того, требование открытого отречения от родителя, если он «оказывался врагом народа».

Травма в семье повышает уровень тревоги в семейной системе и снижает уровень функционирования членов семьи.

Ответы семейной системы на травму:

Снижение уровня функционирования. Возникновение социальных страхов, повышение тревоги в семье и уровня взаимного контроля (впервые экспериментально было показано К. Бейкер и Ю. Гиппенрейтер. В своей статье К. Бейкер и Ю. Гиппенрейтер исследовали российские семьи, где были родственники пострадавшие от репрессий. Исследование показало, что если насильственно изъятого из семьи человека оставшиеся старались выкинуть из памяти, исключали его из семейной группы, то в следующих поколениях нарушался уровень функционирования).

Слава и Леля. Славе 40 лет, никогда не был женат. Леле 28 лет. Пришли, чтобы решить, жениться ли им. Вместе 5 лет. Отношения конфликтные. Для Славы характерна закрытая позиция в общении с Лелей, он не озвучивает свои потребности, не говорит о чувствах, постоянно сомневается, быть им вместе или нет. Несмотря на то, что они живут вместе, ведет себя как посторонний. Например, дал Леле деньги в долг, но под проценты, взял расписку. Леля гиперфункционал в этих отношениях. На генограмме видно, что эмоциональные связи с родным отцом нарушены. Отец с матерью расстались, когда Славе было 9 лет. С тех пор они не встречались, ни отец не стремился, ни Слава его не искал. Отец – алкоголик. Дед по материнской линии – фигура неясная. Он рано умер, про него ничего не известно. Про линию бабушки известно, что бабушка была из детского дома, ее взяли в какую-то семью, с которой она связей не поддерживала, когда вышла замуж за дедушку. Слава очень много работает за неадекватно маленькую зарплату. Его главный приоритет – работа, затем друзья, затем любовные связи. Отношения с матерью плохие. Когда я спросила, что там за история, Слава сказал, что он не помнит, что-то было в его подростковом возрасте. Остался осадок, он старается держаться от мамы подальше. В процессе терапии я просила выяснить историю деда. Он был арестован перед войной, войну провел в шарашке на Урале. В 1950-е годы его выпустили, он вернулся к жене и вскоре умер. Пока дед был под арестом, мама и бабушка старались с ним не общаться, не писали, не посылали передач, боялись, что их так же могут арестовать. В родительской семье основной эмоциональный фон – страх, тревога, нет модельной мужской фигуры, и есть идея, что мужчины, во-первых, уязвимы, во-вторых, не очень нужны женщинам. Слава боится создавать прочные эмоциональные связи. Леля – человек с другой историей и другого поколения, зарабатывает больше, твердо знает, что хочет за Славу замуж, что любит его, хочет детей. Это история гипер- и гипофункционирования.

Вот другой пример. Дед моего клиента был мельником. Он был раскулачен, его и его семью выгнали из большого дома, но не арестовали. Дом деда был лучшим в деревне. Там сделали правление колхоза. Дедушка все лето жил с семьей в лесу. Осенью пришел в свою деревню и сказал: «Где нам жить? Дом вы отобрали». Коммунисты подумали и предложили ему жить с бедной вдовой в ее доме. Она там жила со своей дочерью. Дедушка тоже уже был вдовец, у него было трое детей. Он согласился. Пришел к ней в избу со своими детьми. Его дети были подростками, они все постарались уехать из этой деревни. В частности, отец моего клиента. Никто из них больше туда не возвращался. А дед всю оставшуюся жизнь прожил с этой женщиной, назначенной ему коммунистами в жены. Отец моего клиента стал военным. Потом пристрастился к алкоголю. Мой клиент нигде не работал больше года. Отовсюду уходил из-за конфликтов. Женился на дочери алкоголика. Детей нет. Замещающий ребенок – брат жены, который ее на много младше. Сейчас ему 24 года. Школу не закончил, нигде не работает. Семья очень конфликтная. Сейчас никто из них не работает, живут втроем в однокомнатной квартире.

Социальные страхи. Трудно было даже выбрать какой-то случай. Практически в каждой дисфункциональной семье есть тема социальных страхов. Она может проявляться в виде перфекционизма как способа адаптации к враждебной среде, либо в виде неадекватной сервильности и страха начальства. Социальные страхи нарушают иерархию ценности семьи. Часто конфликты случаются из-за того, что при столкновении с социумом кто-то из супругов встает на сторону постороннего человека, а не на сторону супруга. Серьезный кризис в семье возникает, когда дети идут в школу. Страшно и то, что ребенок может либо не вписаться в коллектив и его будут обижать, и одновременно то, что он своими неуспехами опозорит семью.

Повышение тревоги в семье и уровня взаимного контроля

Муж и жена. Старший сын уходит на фронт и пропадает без вести. Семья была в эвакуации и вернулась. В мае 1945 года раздается звонок от секретарши мужа: «Антон доехал до дома?» Мать, которая не работает, домохозяйка, пытается понять, в чем дело. Секретарша говорит, что Антон позвонил с вокзала, что он в Москве, спрашивал, не знает ли она, где теперь живет его семья. Секретарша сообщила ему адрес и через некоторое время радостная позвонила домой к шефу.

Антон не появился больше никогда. Никто не знает, что с ним случилось. Его мать просидела у телефона два года. Не выходила из дома. После этого в течение двух поколений в семье наблюдается неадекватный контроль за сыновьями, в то время как дочери пользуются свободой.

Опыт собственной семьи (Г.Б.) – отец, который в 19 лет попал в окружение, был ранен, но не смог застрелиться и попал в плен. «Проживание на окуппированных территориях» – были вынуждены писать в анкетах она, ее мать и ее старшая сестра, – клеймо на всю жизнь

Психотерапевтическая помощь травмированным семьям осуществляется в России бессистемно, нет простроенной координации работы психологов, врачей и социальных работников. Тем не менее, в системном подходе есть разработанные техники и подходы.

Классические методы системной семейной психотерапии:

1. Восстановление непрерывности хронотопа. Семья на сеансах пытается восстановить последовательность событий до травмы и после нее. Если травма была давно, живых свидетелей и жертв уже не осталось, то эта работа может занять много времени. Люди ищут свидетелей, документы, посещают места утраченных жилищ, находят могилы.

Например, когда работали с теми, кто пострадал на Дубровке или в Беслане просили подробно вспоминать, что было до и после, и чем подробнее, тем лучше.

2. Организация внутрисемейного обсуждения травмирующих событий. Часто бывает сопротивление. Пытаются исключить из обсуждения детей, не хотят обсуждать это с ними. Считают, что лучше забыть. Особенно ярко это было в Беслане, когда семья говорила ребенку «забудь», а он не мог и воспринимал это как запрет на разговоры о своем состоянии с членами своей семьи.

3. Обсуждение и анализ межпоколенческой передачи. Это то, что мы делаем в тех случаях, когда травма была давно. Здесь применяются техники Мюррея Боуэна. Клиент расспрашивает всех, кто что-то знает или помнит, пытается понять, где была адекватная реакция на фактическое событие, а где «эмоциональный след», который не связан с реальными фактами его собственной жизни. Он как исследователь пытается понять, где его чувства, а где унаследованные чувства и с помощью каких коммуникаций ему были переданы чувства прошлых поколений.

Например, к нам обратилась супружеская пара с жалобами на конфликтные отношения. Основная тема конфликтов – ревность жены. Ревность избыточная и неадекватная. Оба актеры. У обоих есть поклонники таланта. Жена считает, что муж ей изменяет, только ловко скрывает. Дальнейшие беседы прояснили механизм такой уверенности : жена считала себя «плохой», полагала, что муж с ней несчастлив и в глубине души не понимала, как можно от нее не гулять. Она постоянно чувствовала себя за все виноватой и металась между гневом и чувством вины. Анализ ее генограммы показал, что бабушка по материнской линии пережила такую историю: ее мать, т.е. прабабушка клиентки, была арестована вслед за своим мужем. Бабушка и ее младшая сестра остались одни. Они пошли к соседям. Те их приютили. Через какое-то время соседа арестовали, и он вскоре умер в заключении. Бабушка считала всю жизнь, что она виновата в смерти этого человека. Чувство вины и ощущение негативного могущества передавалось от поколения к поколению. Мать клиентки вышла замуж за слепого человека, ветерана войны. Она считала, что спасая его, совершает подвиг. Все женщины в семье сверхконтролирующие, требовательные и жесткие. Бабушка клиентки уже умерла, но мать была жива. Клиентка поехала к ней в другой город и расспрашивала ее о фатальном чувстве собственной никчемности, о вине, как это было связано с бабушкиной историей, где жизненные факты, а где семейные легенды. Это помогло. Выстроился ряд жизненных фактов, и ряд унаследованных чувств и стратегий.

Постклассические методы работы. Главное – проконтролировать факт «индуцирования» или «навязывания» факта травмированности терапевтом, а также избежать одностороннего понимания травмы как события, наносящего ущерб. Есть различные точки зрения на то, насколько ресурсными могут быть травмы (Шаламов). Но все же полагаем, что необходимо:

различать «физический факт» травмы и ее психологические следствия для данной конкретной семьи;
стремиться специально не делать акцент на травме, чтобы избежать осознания себя клиентами как травмированных и нацеленности на подобное «отреагирование»;
стремиться смотреть на последствия травмы с разных сторон, поиск ресурсных достижений для клиента, его семьи и ближайших родственников, переживаваших травмирующее событие;
обсуждать и различать эффективные и неэффективные (в целом или в настоящей ситуации) средства совладания с травмой, появившиеся в данной семейной системе; обсуждение возможности использования этого опыта как ресурсного в решении актуальных собственных проблем клиента
обсуждать ситуацию осознания и отслеживать жизнь семьи «после травмы», чтобы убедиться в том, что она прекратила действовать на жизнь семьи. Отдельно – приемлемые и не приемлемые способы памяти, поддержания символического контакта и проч.
работать с прерванной «жизненной линией» по ее восстановлению; символический контакт с жизненной линией самого клиента и его родительской семьи.
Случаи для конференции по травме

Прежде всего, необходимо заметить, что в таком анализе можно использовать для иллюстрации практически абсолютное большинство семей в России: все старшее поколение, бабушки и дедушки клиентов, испытали на себе воздействие войны и сопровождавших их травмирующих событий этого времени. Поэтому если проявляется дисфункция, то она в очень значительном числе случаев может быть увидена как связанная с пережитыми старшим поколением семьи травмами.

Мой случай в классическом ключе (хотя в работе в последствии будут использоваться и элементы ориентированного на решение подхода) – один из ряда рядовых случаев, находящихся сейчас в работе. Молодая женщина, третья – младшая дочь в семье, никак не может отделиться от родителей, чувствует себя чрезвычайно ответственной за них, возвращается домой не позже 10 вечера и обязательно ест мамин ужин, даже если сыта, иначе мама не разговаривает с ней несколько дней. Личная жизнь не складывается – два затяжных романа с женатыми мужчинами. Две старшие сестры, 42 года и 39 лет, хотя живут отдельно, обязательно должны звонить каждый день матери с подробным рассказом событий за день – иначе мать обидится. Мать выпивает – без алкоголя не засыпает. У родителей этой женщины – бабушки и дедушки клиентки – трудно складывались отношения, причем объяснить внятно никто ничего не может. Известно, что дед воевал, был инвалидом войны, и у него был «непростой характер». После отъезда единственной дочери – матери клиентки – бабушка стала сильно выпивать и в 63 года покончила жизнь самоубийством.

У отца клиентки родители никогда не были женаты – они познакомились совсем молодыми на принудительных работах в Германии, бабушка клиентки забеременела, но отца ребенка на каких-то эшелонах уже после освобождения отправили в СССР раньше, и она больше никогда его не видела, хотя и она, и потом и ее внучки многократно пытались его разыскать. Потом у нее еще от одной связи родилась дочь – «очень хотелось еще детей». Замуж не вышла. Когда в семье матери клиентки бабушка погибла, семья решила, что будет правильней перевезти эту женщину «в помощь по хозяйству» маминому отцу – инвалиду. Клиентка в детстве приезжала к этой паре на лето и просто считала их бабушкой и дедушкой…

Клиентка с трудностями в контакте с постоянно и тяжело болеющими и очень конфликтно живущими родителями, хотя оба родителя – люди очень много работающие и сделавшие научные карьеры в Советском Союзе. Они уже пожилые. Мама росла в семье, где ее отца, видимо сотрудника ЧК, расстреляли совсем молодым, бабушка была сослана вместе с ребенком в Сибирь вступила в другие отношения. Вернулась в Москву. Когда началась война, ее разыскал дальний родственник и спас, помог уехать в эвакуацию. Там они потерялись. Она как-то вернулась, но после войны опять была сослана… Этот человек вновь ее нашел и потом стал ее третьим мужем…