Хаттерер Р. Эклектизм: кризис идентичности человекоцентрированных терапевтов

Комментарий: Перевод статьи "Eclecticism: an identity crisis for person-centered therapists", из сборника "Beyond Carl Rogers" (1993), под редакцией Дэвида Брайзера.
Введение

Для того чтобы человекоцентрированный подход выжил и процветал, человекоцентрированным терапевтам необходимо отчетливо ощущать уверенность в своем подходе и свою идентичность внутри него. Поэтому я начну завершающую главу сборника с выражения обеспокоенности по поводу наблюдаемой мной ситуации. Речь идет о том, что терапевты, прошедшие человекоцентрированные обучающие программы и сами себя называющие “человекоцентрированными” терапевтами, нередко продолжают поиски своей идентичности и профессионального успеха, осваивая более эклектичную манеру проведения терапии, и видят преимущества в интеграции техник из различных подходов, зачастую в ущерб человекоцентрированным принципам. Некоторые даже обнаруживают критическую установку в отношении традиционного подхода или же приходят к заключению, что допущение Роджерса о “необходимых и достаточных условиях” (Rogers, 1957) не работает в терапевтической практике.

Я склонен рассматривать притягательность эклектического подхода как кризис идентичности терапевта, который обусловлен двумя взаимодействующими обстоятельствами. С одной стороны, это выраженный анти-догматизм роджерианского подхода, с другой стороны, давление, оказываемое профессиональным окружением, в котором терапевт вынужден работать. Оба фактора создают проблемы для развития отчетливой собственно человекоцентрированной идентичности. Таким образом, моя цель состоит в том, чтобы кратко рассмотреть оба эти фактора в надежде, что это исследование выведет нас на более глубокий уровень видения нашего подхода.

Дилемма внутри подхода

Давайте посмотрим к двум, только что установленным факторам, и, прежде всего, к затруднениям, существующим внутри самого подхода. У этой дилеммы два полюса. Первый полюс может быть назван “анти-догматизм”. Он предполагает стремление освободить теоретическое мышление от ригидных концепций, позитивное отношение к непосредственному опыту и отстаивание ценности развития каждым терапевтом личного, индивидуального стиля. Противоположный полюс - это приверженность набору ценностей, составляющих сердце человекоцентрированного подхода.

Напряжение между двумя этими полюсами являлось для самого К. Роджерса источником творческих импульсов. Для него оно было удобным, и это не удивительно, учитывая его общую терпимость к противоречиям. Тем не менее, для многих других, ощущающих свою близость к человекоцентрированному подходу или желающих приобщиться к нему, это напряжение является источником замешательства и смятения.

Анти-догматизм

Человекоцентрированный подход решительно отстаивает открытость терапевта новым инсайтам. Это может быть, а подчас и бывает, неверно понято, как разрешение делать все что угодно. Однако при таком понимании базисные допущения человекоцентрированного подхода будут, скорее всего, потеряны. Требование к терапевту быть приверженным основным допущениям, одновременно оставаясь анти-догматичным, может становиться, безусловно, источником замешательства и затруднений.

К. Роджерс был анти-догматичен. Эта анти-догматичная установка является центральной для традиции человекоцентрированной терапии, и К. Роджерс всегда акцентировал ее самым радикальным образом. Мы находим это и в его многочисленных упоминаниях опасности институциализировать человекоцентрированную психотерапию, и в его опасениях по поводу возможности превращения человекоцентрированного подхода в ригидную и самодостаточную школу, которая, вместо того, чтобы развиваться, занимается защитой собственных позиций.

Анти-догматизм К. Роджерса проявлялся также в его открытости по отношению к другим психотерапевтическим школам. Он подчеркивал, к примеру, что техники других терапевтических школ могут также представлять собой коммуникативный канал для человекоцентрированного подхода (Rogers, 1957). Когда К. Роджерса спрашивали, как далеко он заходит в следовании этому принципу, он отвечал, что скорее поможет прояснить цели и смыслы психологу или психотерапевту, предпочитающему директивные или контролирующие формы терапии, нежели станет убеждать его в истинности человекоцентрированной позиции.

Эта анти-догматическая установка выражена также в одном из базисных принципов роджерианства, а именно доверие к процессу переживания: не следуй ни одному из авторитетов, но доверься собственному опыту переживаний и развивай свой собственный стиль. Таким образом, К. Роджерс выступает также и против всех тех, кто слепо следует за ним, подражает ему, игнорируя тем самым собственные силы, собственный потенциал.

И, наконец, анти-догматическая установка неизменно прослеживается в его позиции исследователя психотерапии. Как исследователь, К. Роджерс интересовался терапией, объективно эффективной для клиента. В интересах объективности он не стремился покровительствовать человекоцентрированной системе мышления. Следуя своей упрямой приверженности объективности, он был даже готов подвергнуть человекоцентрированную теорию риску саморазрушения. Значение исследований психотерапии, по словам К.Роджерса, заключается “в том, что развивающийся корпус объективно верифицируемого знания в психотерапии вызовет постепенное отмирание “школ” психотерапии, включая и эту”; и абзацем ниже: “Из этого [научных исследований] должна вырасти более эффективная, постоянно изменяющаяся психотерапия, которая не будет иметь особого ярлыка или нуждаться в нем” (Rogers, 1961).

То, что К. Роджерс придавал большое значение прогрессу в исследованиях психотерапии, основывалось на надежде, что “со временем в них будет ставиться все меньший и меньший акцент на догматических и исключительно теоретических формулировках” (Rogers, 1961).

Приверженность

С другой стороны, главное, в чем, по-видимому, К. Роджерс был заинтересован, состояло во все более детальной и дифференцированной проработке своего подхода, расширении сферы его применения, прояснении центральных концепций и защите их от неправильного понимания.

В этом стремлении К. Роджерс обнаруживает приверженность базисной философии, к которой он относился как к открытию. Он не представлял свой подход в качестве абсолютного знания и не считал его совершенным. Его вопросы о природе человеческих отношений, природе эмпатии всегда были направлены на еще-не-познанное; как будто он мог яснее видеть то, что сам инициировал в качестве нового опыта. Увлеченность К. Роджерса собственным подходом была результатом его радикально нового видения. Здесь дело даже не в вопросе эффективности его терапевтического подхода, который действительно был на переднем плане, но в новаторской, революционной силе этого подхода, в сформированном им видении нового бытия человека (Rogers, 1980).

Свобода, которую со своей анти-догматической установкой предлагал всем другим К. Роджерс, означала для него следование своему видению, приверженность этому видению. И сам он проделывал это с той же последовательностью, с какой проявлял свою ати-догматическую установку.

Эта другая сторона К. Роджерса обнаруживается в той дисциплине, с которой он демонстрировал свое терапевтическое мастерство. Все, когда-либо видевшие К. Роджерса в работе, или просматривавшие видеозаписи его демонстрационных бесед, имели возможность наблюдать, что он проявлял свои терапевтические качества не только на высоком уровне мастерства, но и с высоким уровнем дисциплины. Таким образом, К. Роджерс являл собой превосходную и несомненную модель, которая уникальна по своей силе и убедительности.

Приверженность К. Роджерса выражена также в его достижениях психотерпевта-теоретика. Вновь и вновь он стремился все более отчетливо и ясно сформулировать свои теоретические позиции и определить их в отношении к позиции других психологов и психотерапевтов (Б.Скиннера, Х.Кохута, М.Эриксона или Р.Мэя).

Приверженность К. Роджерса видна также в той отчаянной настойчивости, с которой он защищал понятие эмпатии от неверного понимания. Ту самую эмпатию, которая, по-видимому, не раз показывала К. Роджерсу, что его анти-догматическая установка и проистекающее из нее великодушие могут быть также настоящим бременем. К. Роджерс не был доволен термином “отражение чувств” и каждый раз, когда слышал его, обнаруживал явную неприязнь (Rogers, 1986). Он предвидел урон человекоцентрированному подходу, “наносимый некритичными и не задающимися вопросами “последователями” (Rogers, 1961), которые к месту и не к месту используют человекоцентрированные понятия в своем миссионерском энтузиазме переубедить других: “Время от времени я обнаруживал - отмечал он, - что трудно понять, кто причиняет большую боль, мои “друзья” или мои враги” (Rogers, 1961).

Тем не менее, обе движущие силы – приверженность основополагающим принципам и философии человеческих отношений и анти-догматическая установка – были решающими для распространения человекоцентрированного подхода. Однако тот факт, что противоречие между этими двумя мотивами создает особое напряжение между независимостью и приверженностью, приводящее к кризису, был воспринят несбалансированно, бездумно и не был отрефлексирован.

Нерефлексирующий анти-догматизм

Анти-догматическая установка иногда используется нерефлексивным образом. Во имя свободы человекоцентрированный подход низводится до совершенно неузнаваемой коммуникативной техники. Под видом “аутентичности и спонтанности” создаются гротескные формы терапевтического взаимодействия, которые имеют больше сходства с расстройствами поведения, чем с отрефлексированным выражением человекоцентрированной позиции. Поиски человекоцентрированного стиля иногда ведут к большому количеству грубых ошибок, к попыткам выдать плохие привычки за проявления высочайшей терапевтической компетентности.

Зачастую отсутствует осознание необходимости соотнесения новых понятий и новых интерпретаций человекоцентрированной терапии с основными базисными или традиционными понятиями. Более чем лаконичные ссылки на собственные переживания и личный опыт оказываются, как правило, единственным аргументом в теоретических рассуждениях.

Проблема авторитета

Я думаю, мы должны признать как факт, что следование человекоцентрированной концепции предполагает весьма нестабильное отношение к авторитетам, включая и авторитет самого К. Роджерса. Это понятно, поскольку призыв к независимости и скептицизму в отношении авторитетов подкрепляется впечатляющим и убедительным примером работы самого К. Роджерса, тем образцом, который также трудно достичь, как и проигнорировать. Решения часто находятся где-то между слепым подражанием и упрямой идиосинкразией, когда, бравируя правом развивать собственное представление о “человекоцентрированности”, психотерапевт не может даже внятно сказать, что он делает с понятиями К. Роджерса.

Дилемма внутри профессионального мира

Второй круг проблем на пути обретения человекоцентрированным терапевтом ясного ощущения собственной идентичности коренится в социальных и экономических условиях реализации терапевтами своей профессиональной роли. Здесь соревнование между различными школами психотерапии неуклонно усиливает тенденции инструментализма и технологизма. Необходимость быть успешным – это шоры для всех терапевтов, сужающие и ограничивающие представления об эффективности, и эти шоры с трудом согласуются с человекоцентрированными принципами.

Распространенность

Отдельная проблема – явный успех человекоцентрированных идей. К сожалению, популярность программ обучения человекоцентрированной терапии является сегодня преимущественно не столько следствием глубокой убежденности, сколько проистекает из соображений удобства. К человекоцентрированной терапии можно применить то же самое изречение, которое было однажды применено к английскому языку, - английский язык предпочитают и широко используют как интернациональный язык в сфере бизнеса и на различных конгрессах и конференциях, потому что на нем в равной степени можно говорить и быстро, и плохо.

Вследствие этого человекоцентрированная терапия часто преподается прежде других форм терапии, и к тому же зачастую преподается неверно, потому что предполагается, что ей легко обучиться. За этой практикой стоит представление, что научиться ей может каждый, - нужен только дружелюбно настроенный и понимающий человек. Наверно ни в какой другой форме терапии нет такого большого количества людей, которые бы без какой-либо подготовки столь быстро приходили бы к убеждению, что они уже в совершенстве овладели этим психотерапевтическим методом.

Оценка со стороны других

Кризис идентичности может быть также результатом оценки человекоцентрированной терапии другими терапевтическими школами. Основные базисные принципы человекоцентрированной терапии представляют для них досадный контрапункт. Исследования показывают, например, что человекоцентрированные принципы валидны для других школ. Как ни странно, но этого факта оказалось достаточно для того, чтобы выдвинуть аргумент, что человекоцентрированный подход имеет ограничение. Этот аргумент состоит в том, что другие терапевтические подходы всегда базировались на человекоцентрированных принципах. Еще одна поверхностная и неверная интерпретация человекоцентрированного подхода.

Таким образом, дискредитация человекоцентрированной терапии, представлена точкой зрения на данную терапию как на такой слабый, невыразительный, не имеющий каких-либо глубинных эффектов подход, который может быть полезен лишь в случае незначительных жизненных кризисов; это что-то для начинающих, а более высокая квалификация достигается в других терапевтических подходах.

Все эти недопонимания отражают весьма серьезную проблему идентичности, которая имеет много побочных эффектов: нарастающая неубедительность во внешнем плане, неодобрение со стороны других терапевтических школ, и – что, возможно, еще хуже – исчезающая способность к интуитивному видению среди последователей подхода, все это низводит обучение человекоцентрированной терапии до натаскивания механическим формам вмешательств. Отсюда уместность дискуссий по поводу того, что в действительности означает быть человекоцентрированным (Cain, 1986).

Психо-бум и психо-рынок

В последние годы наблюдается повышение интереса к психологии и терапии: “психо-бум”, со-здающий “психо-рынок”. Движущие силы психо-рынка также оказывают влияние на развитие и практику человекоцентрированного подхода.

Экономические требования и соревнование между отдельными терапевтическими школами все больше усиливают тенденцию к инструментализму и увлечению техниками. Требование успешности вынуждает человекоцентрированных терапевтов принимать узкую и ограниченную точку зрения относительно эффективности.

Чтобы подход продавался, он должен быть хорошо упакован. Продаются, как известно, новинки. Последние, новейшие техники сразу оказываются на психо-рынке. Имеет место некоторая одержимость новыми психо-технологиями. Вряд ли найдется терапевт, который считал бы, что сможет выполнять свою работу, ограничившись выбранной в самом начале формой терапии. То и дело должны находиться все новые и новые техники, лучше всего что-нибудь драматичное и впечатляющее, поскольку именно такие техники представляются гарантирующими эффективность. Они имеют различные названия, но то общее, что есть в них - это позиция, превозносящая силу техник как таковых. Инструментализм способствует манипулятивности и не согласуется с человекоцентрированным подходом (Farson, 1978; Rowan, 1987).

Сюда же относится и приверженность той разновидности линейного мышления, согласно которой эффективность метода прямо пропорциональна дозировке, что чем больше, тем лучше: больше конгруэнтности, больше открытости, больше близости, больше эмпатии (Farson, 1978).

Обсуждение

Итак, мы видим, что представленная выше несбалансированность отношений между свободой и приверженностью в рамках человекоцентрированного подхода определяет его предрасположенность к кризису, которая в дальнейшем еще более усиливается экономическим и профессиональным контекстом. Необходимость адаптации с помощью нового инструментального оснащения усугубляет проблему обретения идентичности человекоцентрированными терапевтами; и решение ищется в терапевтическом эклектизме, обещающего защищенность, одобрение публики и ощущение профессиональной принадлежности.

Оба фактора – озадачивающая несбалансированность анти-догматизма / приверженности и адаптация к технологическим и инструменталистским подходам – создают проблемы в развитии собственно человекоцентрированной идентичности. Терапевт без достаточно сильного профессионального Я, не обученный основам человекоцентрированной теории и философии, не поддерживаемый ощущением успеха и профессионального удовлетворения в терапевтической работе с клиентами, не может защитить свою профессиональную идентичность от всех этих влияний.

Начинающие терапевты особенно подвержены этим влиянием. В случае терапевтической неудачи или беспомощности в терапевтической ситуации, они становятся уязвимыми для негативных интроекций, для прямого или косвенного обесценивания человекоцентрированного подхода со стороны других подходов и поддаются искушению использовать манипулятивные и директивные техники, несовместимые с человекоцентрированными ценностями. Они часто страдают от отсутствия показного блеска даже в том случае, если проделанная терапевтическая работа хороша, поскольку человекоцентрированный подход не предлагает им ни контролирующих техник, позволяющих им, как терапевтам, демонстрировать свою психологическую силу, ни обширных теоретических выкладок, с помощью которых они могли бы очаровать других.

Давайте лаконично, и в то же время более детально, рассмотрим внутренние процессы, порождающие данные проблемы с идентичностью. И человекоцентрированный подход, и человекоцентрированные обучающие программы обычно привлекают людей, имеющих проблемы с уверенностью в себе и, тем самым, очень слабо защищенных от осуждения и неодобрения извне. Влияние адаптации и конкуренции на психо-рынке не столько создает, сколько усиливает этот, уже имеющийся личностный недостаток терапевта. Его коллега, выказывающий свое неодобрение и порицание, обретает влияние, и, поступая так, парадоксальным образом, приобретает уважение и воспринимается всерьез. Беззащитный перед ним начинающий психотерапевт рассматривает такое неодобрение как окончательный приговор. Интроекция этой внешней негативной оценки быстро приводит к принятию терапевтом более эклектичной установки.

Такой итог соответствует основной тенденции развития психо-рынка и поддерживает ее. Нарастающая уязвимость терапевта обусловлена также ощущением, возникающим в ходе обучения и сводящимся к тому, что человекоцентрированный подход может мало что предложить, чтобы сделать терапевтическую работу блестящей и производящей сильное впечатление, поскольку в нем нет основательных техник показывающих, что терапевт обладает властью, обладает сильным влиянием и явно контролирует психотерапевтический процесс. Нет также магического теоретического лексикона, который позволил бы прикрыть неудачи.

Единственное, чем человекоцентрированный терапевт может произвести впечатление на других в успешной терапии - это сам клиент. Прогресс клиента впечатляющ, рядом с ним усилия терапевта кажутся незначительными. В хорошей терапии динамика, демонстрируемая клиентом, просто не дает увидеть терапевта, в особенности это трудно сделать посторонним наблюдателям. Этот феномен очевиден в отзывах о терапевтических сессиях, в которых клиент становится все более и более открытым и дифференцированным, разнообразным в своих проявлениях. Не углубляясь в суть происходящего, всегда можно сказать: “Просто с этим клиентом на самом деле легко, он ведь словно открытая книга”. Возможность того, что тот же самый клиент будет демонстрировать и развивать конфронтационные и защитные механизмы, общаясь с директивным и менее сензитивным терапевтом, ведущим процесс в совершенно другом направлении, не берется в расчет и, таким образом, компетентность человекоцентрированного терапевта, делающего это столь легко, недооценивается.

Суммируя все вышеизложенное, можно сказать, что в данной главе мы рассмотрели следующие компоненты проблемы профессиональной идентичности человекоцентрированных терапевтов:

Несбалансированное принятие противоречия между анти-догматизмом и свободой, с одной стороны, и приверженностью базисным человекоцентрированным принципам, с другой стороны, приводит к теоретической и практической дезориентированности человекоцентрированных терапевтов.
Динамика психо-рынка и экономический контекст профессии психотерапевта поддерживают тенденции инструментализма и технологизма, структурированности и лидерства, и вынуждают человекоцентрированных терапевтов принимать эти тенденции.
Проблемы с уверенностью в себе как у проходящих обучение, так и проблемы с уверенностью в своем собственном подходе у некоторых опытных терапевтов делают их уязвимыми и открытыми к влияниям окружения, несовместимым с человекоцентрированными ценностями.
Наконец, столь необходимый для человекоцентрированной терапии принимающий, сензитивный и недирективный терапевт, следующий за клиентом с его скоростью и верящий в ресурсы клиента, не располагает впечатляющими техниками, которые бы льстили терапевту и делали его влияние на клиента зримым. Практикующие терапевты склонны страдать от этого недостатка блеска, и это обстоятельство еще больше расширяет область их уязвимости.
Взаимодействие всех этих компонентов создает предрасположенность к кризису идентичности человекоцентрированных терапевтов, склонных к эклектичному инструментализму.

Таким образом, представив свои размышления по поводу некоторых проблем развития идентичности у проходящих обучение и профессиональных человекоцентрированных терапевтов, я хотел бы закончить эту главу парадоксом. Я полагаю, мы должны согласиться, что ни одна терапевтическая школа никогда не достигнет полного обладания истиной, однако, по моему мнению, столь же верно и то, что, еще в 1951 году сказал К.Роджерс: “Истина не возникнет во взаимных уступках различных школ мысли” (Rogers, 1951).

Примечания

*) Перевод статьи "Eclecticism: an identity crisis for person-centered therapists", из сборника "Beyond Carl Rogers" (1993), под редакцией Дэвида Брайзера.