Пуже Ж. Мышление в одиночестве и с другим

Комментарий: Перевод осуществлен по: Pensar solo o pensar con otro, Janine Puget, Dpto. Familia y Pareja de APdeBA, noviembre, 2005. Публикуется с разрешения автора.

Мыслить в одиночестве или мыслить с другим человеком?

Зачем подчеркивать это различие и какие теоретические допущения вытекают из такой формулировки?

Этот вопрос обусловлен следующей теоретической предпосылкой: каждый из нас постоянно сталкивается со сложностями и препятствиями, которые являются неотъемлемой частью процесса образования субъективности, который разворачивается в различных пространствах и порождает специфическую для каждого отдельно взятого человека психическую работу. Идея существования различных пространств образования субъективности непосредственно связана с важнейшей ролью, которую я отвожу терминам реальность-инаковость и объективированная реальность. 

На базе этой предпосылки основаны представления о мышлении как определенном виде деятельности, который осуществляется в закрытом пространстве собственно психического аппарата, которая связана с репрезентациями, фантазиями и определенными видами эмоций и чувств, которые активируются в процессе мышления.  На данный момент психоанализ располагает множеством вариантов описания того, каким образом происходит мыслительный процесс.

Тем не менее, наш теоретический багаж не столь обширен, когда дело касается описания  процесса мышления, который осуществляется совместно с другим человеком. В ходе этого процесса возникает иной тип близости, который совместно создают два или более человека. Необходимым условием для осуществления этой работы является присутствие двоих или более людей, которое неизбежно порождает давление и становится препятствием. Такое препятствие и/или сложность связано с необходимостью выносить вмешательство в нашу естественную склонность низводить другого до своей части. Что касается работы мышления, такое вмешательство[1] осуществляется по отношению к совокупности идей, на основе которых каждый из нас создает точки отсчета и как-то обращается с ними. Вот почему обычные фразы вроде «Я думаю, считаю, мне кажется» могут представлять собой признаки попыток подтвердить привычную человеку систему мышления, которая начинает распадаться во взаимодействии с другим.

Для того, чтобы свободно вовлечься в процесс встречи с другим человеком, необходимо оторваться от всех точек отсчета.

Выше я обозначила разницу между двумя режимами мышления: первый осуществляется на основании накопленного капитала репрезентаций, фантазий, образов и перцептивных ощущений, а второй всегда на основе деятельности, основанной на потенциально присутствующей связи, где главная роль в формировании происходящего отводится игре принуждения между двумя и более присутствиями. К этому добавляется активация образов и ощущений, которые становятся фоном, на котором разворачивается мышление с другим.

Мыслить о и мыслить с

Невозможно перечислить все многочисленные философские источники со времен древних греков до наших дней, которые мы могли бы использовать в поддержку своих идей, несмотря на то, что мы многое могли бы из них почерпнуть. Я также не буду приводить ссылки на все те многочисленные психоаналитические модели, которые затрагивают проблему мышления в одиночестве – будь то Фрейд, Винникотт с его парадоксом переходного пространства, Бион, Оланье, Мельцер и другие. Подчеркну лишь, что в большинстве вышеуказанных работ рассматривается лишь мышление о, мышление в одиночестве и, следовательно, описываются разнообразные сценарии, в которых персонажам, объектам необходимо отсутствие чего-либо, то есть, место объектов занимают репрезентации – при том, что данные образы и вызываемые ими чувства создают ощущение реального присутствия. Каждого автора отличает свое уникальное представление о способности субъекта интернализовывать внешний объект.

Однако поскольку в данной работе мой интерес заключается в том, чтобы углубить понимание основ процесса мышления, который возникает в отношениях между двумя или более отдельными людьми, я сфокусируюсь в основном на отношениях, в которых другой не низводится до состояния объекта и является полноправным субъектом данных отношений. С этой целью я бегло обрисую и сопоставлю некоторые отличия между «мышлением о» и «мышлением с».

«Мышление о», или просто способность думать о чем-либо, будь то идея или отсутствующий субъект/объект, составляет внутренний монолог, который также можно назвать диалогическим монологом, который происходит в одиночестве пребывания в своем внутреннем пространстве.

При «мышлении с», напротив, присутствует или создается пространство, в котором находится область между двумя, которая якобы стирается мышлением с. Для того, чтобы сохранять эту область между двумя, необходима способность выдерживать влияние присутствия двух разных слушателей, когда оно выражается в произносимых словах. Мне кажется, что, если не находится подтверждения тому, что, встречаясь в данный момент, двое думают одно и то же, эта ситуация оказывает такое влияние, которое мы можем считать проявлением намерения уничтожить область между двумя. Возможно даже, что происходящее не является мышлением с, если мы не наблюдаем признаков интерференции двух присутствующий, которые обладают разными качествами и появляются из-за невозможности уничтожить область между двумя.

Зачастую, когда пациент говорит на сессии, что он не согласен с тем, видением, которое выразил психоаналитик, он может говорить как раз об этой области. В парах привычной и симптоматичной является ситуация, когда сложности с распознаванием влияния интерференции порождают разнообразные проблемы начиная от насилия, и заканчивая различными недопониманиями… «Ты меня не слушаешь… я хотел сказать, что… на что этот ответ, ты что, меня не понимаешь?» Все это, конечно, основывается на идее или иллюзии, что слушать значит соглашаться, на иллюзии слияния или унификации различий.

В случае, когда речь идет о процессе мышления о, которое дает начало возникновению нового влияния или новой организации совокупности идей, возникают проблемы иного порядка: разрушение установленной структуры, убеждений и возросший уровень тревоги, которая нарастает при восприятии несоответствия или отсутствия. Это имеет в своей основе отношения между субъектом и объектом познания или объективированным субъектом во внутреннем мире, воспоминанием и отсутствием, если речь идет об объективированном субъекте. Этот эффект служит перестраховкой и нам повезло получить такое подтверждение и поддержку идее существования внутренней жизни человека. Многие работы Фрейда написаны в стиле дискуссий с воображаемыми собеседниками.

В противном случае, в случае мышления с, новое влияние возникает с самого начала отношений между субъектом и одним или несколькими другими в исчезающем пространстве, существование которого, однако, зависит исключительно от способности порождать мысли в пространстве между двумя. Такой вид мышления подразумевает подрыв принадлежащих человеку идей и порождает нечто, что субъект не мог ранее помыслить сам. Идея, которую нельзя поставить под сомнение, не становится отправной точкой для мышления. Возможно, что главным триггером для запуска такого процесса мышления с является чувствительность к несогласованности[2] в возникающих проблемах, на основе которой неизбежно возникают новые несоответствия.

В данном случае «совместная деятельность» как «делать с» неизбежно деконструирует собственные мифы человека и создает такие, которые зависят только от этой работы.

Возвращаясь к Фрейду, уместно отметить, что, при том, что некоторые из его собеседников давали ему возможность развивать плодотворное мышление с, когда расхождения с собеседниками становились для него непереносимыми, мышление с обычно становилось причиной разрыва этих отношений.

Мышление с создает вечноисчезающее внутреннее пространство, которое может быть связано с близостью. Возможно именно об этом говорит Дж. Л. Нэнси (2001), когда определяет мышление одновременно и как поступок, и как переживание. Эти два аспекта порождают несоответствие, которое мысль пытается связать, кристаллизовать, исправить или свести на нет. Мышление с другим рождается в разрывах, в пространстве между двумя, в несоответствии, которое активирует осознавание невозможности объединения гетерологичных или просто гетерогенных элементов. Таким образом, суть не только в объединении, но и в изобретении новых решений. Мышление о возникает на основе восприятия уже пережитого, уже известного и связано с неэффективностью существующего знания.

Возможно, это одно из самых существенных различий между индивидуальной и групповой, семейной или парной терапией, потому что в каждой из этих модальностей мышление приобретает разное качество. Однако в каждый отдельный момент аналитик в индивидуальной терапии не только предстает объектом классического переноса, но также являет собой и вторгающееся проявленное присутствие, он высказывается в соответствии с тем, что его интересует, и что он знает, он принимает решения и выбирает, к чему проявить интерес. И это, конечно, всецело зависит от его собственной субъективности. Не нужно путать контрперенос с тем, что больше связано с Миром Наложения, который  мы с Вендером описали в то время, когда мы еще не определяли отчетливо два пространства субъективной конституции. Отношения между связью и объектом всегда содержат в себе конфликт. Так, например, признаком этого конфликта является часто встречающийся вопрос о том, можно ли говорить о единственном человеке в работе связи, что предполагает, что нечто всегда ускользает из любого контекста. Беседа с отдельным человеком в терапии связи – это не разговор с тем же самым человеком, который проводит индивидуальный анализ.

Сложности и сопротивления

Для того, чтобы найти новые способы понимания взаимосвязи эффекта присутствия с феноменом мышления с, мне кажется полезным предположить, что формы обмена идеями следуют предложенной Деррида (1997) модели понимания превратностей гостеприимства. И, хотя автор использует эту модель по-другому, можно определить пути мышления c в терминах конфликтов, неотъемлемо заложенных в динамике противоречий «принимать – быть принимаемым» и «давать-брать» в совместной деятельности. Это подразумевает способность принимать что-то от другого, не аннулируя инаковость другого. На этой основе появляется новое сосуществование, нечто общее, которое, по мнению Эспосито (1998) имеет коннотации долженствования, обязательства, и, самое важное, Дара. Требование заключается в том, чтобы делать подарок и принимать подарок. Тот, кто принимает дар и трансформирует его, причиняет дарящему одновременного страдание и удовольствие. Но это несет на себе печать невозможного: всегда есть оставшаяся часть, навеки чужая, которая не может быть видоизменена или подарена.

В терапевтических группах или любом другом типе связи это может проявляться в упреках, деструктивной критике, недовольстве и т.п., фразах, как, например «дай мне закончить свою мысль…», «не перебивай меня…», «это не так…» и т.д.

— Мышление с устанавливает императив конкретного диалога, который имеет инвазивный характер, дестабилизирует и нарушает порядок (Puget, 2001). Он противоречит естественной склонности к аннулированию напряжения, необходимого для той целостности, которую я называю Двое, с большой буквы. Без этого напряжения  мышление с невозможно, и именно в этом напряжении рождаются идеи – от рефлексии до принятия решений относительно рефлексивных, креативных и прагматических действий.

Другая сложность связана с потребностью человека в присвоении и обретении права собственности. У мышления с другим не может быть владельца и это разрушает иллюзию эксклюзивности. В разных областях возникает множество конфликтов, когда по какой-то причине человек чувствует, что другой присвоил его идеи, не упоминая этого. Или обратите внимание на то, какое множество законов необходимо для защиты прав собственности в коммерческой сфере. Складывается впечатление, что общественная сфера подрывает иллюзию эксклюзивности. И нет никаких сомнений в том, что пространство между двумя имеет коннотации общественного пространства.

Еще одна трудность возникает именно из-за знания того, что сказанное теряется в психике другого человека, который навязывает сказанному свой мотив слушания, поэтому сказанное всегда воспринимается в искаженном виде.  Один из видов страдания, которое является неотъемлемой частью анализа связи, зависит от работы, которая дает возможность познать себя услышанным другим и услышать другого, быть услышанным определенным образом, понимая, что невозможно, чтобы другой оказался в идеальной позиции для слушания, дает возможность подумать о другом и познать себя тем, о ком думает другой. Именно из этого разрыва и рождается мышление с.

— Следующий источник сложностей или страдания – это разочарование в том, что совместная деятельность может помочь избежать этого естественного разрыва.

И эта работа покажет неотъемлемое качество связи, а именно, радикальное различие, пространство между двумя. Такие фразы, как «но нет, я не это имел в виду», «я не согласен», «я не думал» и т.д., позволяют нам распознать проявление одной из сложностей мышления с.

— Один из привычных видов сопротивления приводит к тому, что легко спутать псевдодиалог или простой обмен информацией с мышлением с. Это сопротивление проявляется, например, в форме упреков, критики или комментариев, которые подчеркивают предубеждение в отношении того, о чем говорит другой или просто невозможность вступить в контакт с другим. Зачастую производство новых идей можно спутать с поиском идентичного или подтверждения единичных мнений. В данном случае поиск связи для идеи служит для устранения несоответствия, которое присуще пространству между двумя. Псевдодиалог становится навязчивым поиском соответствия, комплементарности и сходства.

Некоторые индикаторы сложностей в мышлении о и мышлении с проявляются в языке. Например, когда фраза начинается с «я думаю о или думаю, что», вполне вероятно, что вы наблюдаете сложности с мышлением, потому что речь человека, в принципе, должна быть результатом его мышления. Мы, естественно, знаем, что речь не равна мышлению. Но, тем не менее, когда речь исходит из мышления, нет необходимости это объявлять.

Мышление с иногда может стать источником  чувства экзальтации, которое и является мышлением о в становлении. Эта экзальтация может омрачаться, когда потребность в присвоении и ее дериваты начинают доминировать и возникают тревоги из-за ощущения, что это ускользающее пространство равно потере сингулярности и потере всегда желанной стабильности. В учебных группах, например, проблема присвоения возникает на уровне авторских прав на высказанные идеи: чьи они?

Мышление с и мышление о происходят в иллюзорном пространстве, в котором образуются границы, разделяющие пространство внутреннего и внешнего. Эти два типа мышления следуют перипетиям различных систем включения-исключения. Новые изменения общественных институтов и каждый раз непременно возникающие их противники представляют собой пример необходимости устанавливать ограничения, которые укрепляют чувство принадлежности и которые нам всем хорошо знакомы. Когда пространства создаются, они немедленно исключают других. Всегда будет необходимость избегать раздражающего шума, который мешает думать. Что это будет за шум? Какое определение мы дадим ему? На чем основан этот внешний раздражитель? Нужно ли определять это в каждом отдельном случае?

Аналитический диалог

Может ли быть так, что аналитический диалог одновременно участвует в мышлении о и мышлении с? В этом можно не сомневаться, однако, важно признавать разницу между знанием о себе и знанием о том, что влечет за собой открытие совместной деятельности. В настоящее время мы часто принимаем прагматичных пациентов, благодаря которым в будущем мы, скорее всего, будем принимать во внимание аналогическое мышление, ассоциативное мышление и мышление, которое, хотя и дает доступ к точным знаниям, не ищет их в том, что уже прожито, а обращается в пространство, которое только на подходе.

Мыслить и знать

Можно сказать, что мышление в целом предназначено быть ответом на что-то: ответом на вопрос, откликом на беспокойство, проблему, интерес, необходимость совершения действия, неожиданный факт, новую ситуацию. Складывается впечатление, что мышление связано с восприятием того, что что-то навязывает свое присутствие и не оказывается вполне понятым в предыдущей структуре, превосходит ее возможности и воспринимается как отсутствие или нарушение.

Когда дело доходит до избытка, есть несколько вариантов развития событий: он либо инкорпорируется в старую структуру после того, как она испытала на себе его воздействие (однако есть знание о том, что ничего уже не будет как раньше), или, наоборот, он запускает образование новой структуры, которая не зависит от старой, и их не будет связывать ничего, кроме ассоциативных отношений. Мышление с возникает из-за прерывания предыдущих отношений, которые казались фиксированными. Таким образом создаются пустоты (Puget 2005), которые необходимы для создания пространства Между, в котором рождаются новые идеи, которые в конечном итоге станут знанием. Это знание о возвращенном из вытеснения, воссоединение с утраченным прошлым. Кроме того, когда этот процесс происходит в результате мышления с другим, контакта с тем, что ставится под сомнение, дестабилизируется убеждение или убежденность каждого из участников этого процесса. И хотя именно эта работа разрушает стереотипные модальности, именно она также вызывает изменения, когда убеждения подвергаются сомнению. Препятствие этому процессу мышления с проявляется, например, в анализе связей, когда один из участников претендует на монополию знания.

В группах или в ходе определенных взаимообменов, возможно для того, чтобы избежать неопределенности, которая проявляется в новизне, субъекты пытаются ассоциативно связать то, что в действительности не может пройти через этот процесс, и найти сходства, которые больше не действительны.

Связи, какими бы они ни были, участвуют в этих двух пересекающихся формах мышления.

Может ли быть так, что мышление представляет собой порядок узнавания и открытий? Или оно ликвидирует знание? Возможно и да, но уже здесь я распознаю знание, которое подтверждает стабильность структуры, и знание в будущем, настоящее знание, которое возникает из-за непоследовательности ситуации, отношений. Есть ли связь между знанием и опытом? Может ли быть так, что опыт всегда связан с активацией репрезентации или уже существующих образов? Или опыт возникает из-за эффекта презентации, неожиданного эффекта встречи? Агамбен отмечает, что в наши дни мы, кажется, потеряли возможность дать место опыту, возможно, потому, что мы продолжаем думать только о тех переживаниях, которые приходят из уже стабильных структур. В обоих случаях мышление представляет собой опыт, но в одном случае этот опыт инкорпорирует новизну в пространство, которое может ее содержать, а в другом случае переживанию негде локализоваться и открываются неожиданные бифуркации. В опыте остается тот факт, что мы прошли через обмен, который принес что-то новое и требует работы по инкорпорации чего-то, чего здесь ранее не было, инкорпорации непредсказуемого и избыточного элемента в текущее положение дел.

Когда двое или более людей собираются вместе, чтобы подумать о какой-то проблеме, может случиться так, что мышление имеет только прагматическую цель, например, вообразить стратегии или соответствующую цель, что будет основываться, в основном, на образном и творческом мышлении или на желании определить истину (или много истин). В таком случае в мышлении с возникает чрезвычайно плодородное поле для конфликтов. Мыслить для того, чтобы подтвердить уже известное или мыслить для того, чтобы войти в зыбучие пески? И, вдобавок, проделать это с другими.

Ассоциативное мышление, мышление по связи и мышление о недопустимом

Хулио Морено (2004) предлагает тонко различающиеся категории мышления, которые позволяют мне еще раз подкрепить то, что изложено выше. Данный автор выделяет ассоциативное мышление, в котором сочетаются прошлое и настоящее, и которое классически является привилегированной основой нашей повседневной работы, мышление по связи, которое можно рассматривать как принадлежащее чистому настоящему, и мышление о недопустимом, которое рассматривается как основное препятствие.

Ассоциативная логика в связи дает доступ к разворачиванию соцветия значений, благодаря которым мы можем подвергать сомнению или отменять повторения, стереотипы или фиксированные причинно-следственные отношения в соответствии с различными системами преобразований. В этом случае мышление порождает новую форму, но оно также и усиливает и иногда кристаллизует уже установленные сцены, которые в качестве отправной точки имеют уже установленную сцену, которая была сформирована в связи. Это что-то вроде съемки новых фотографий. Данный кадр или сцена в принципе вызывает у каждого какие-то чувства или воспоминания, и имеет отношение к ощущению принадлежности, но также и подтверждает существование чего-то. Суждение о существовании и суждение об атрибуции приобретают новые качества. В группах ассоциации базируются на поиске сходства, на сравнениях и необходимости замечать противоречия, чтобы избежать потенциально опасных контактов. Такие фразы, как «то, что вы говорите, напоминает мне о…», «я думаю иначе…», «не согласен…» превращают то, что вы говорите в источник путаницы, потому что в данный момент то, что на самом деле различается, воспринимается как идентичное. Неспособность взаимодействовать с высказыванием другого может также проявляться в незаинтересованности или упреках, поскольку это воспринимается как сигнал отсутствия чего-либо. В деятельности существуют принципы идентичности и противоречия.

Логика Единичного часто обманывает нас в производстве мышления с по ассоциативному принципу.

Однако помимо этого – и это, возможно, покажется более интересным – существует еще одна возможность продуцирования мышления с, и этот способ полагается на логику связности, логику непрерывности. В данном виде логики не господствует детерминистская причинность и чувства не возникают из-за столкновения с чем-то уже известным или прошлым. Они просто полностью погружают субъектов в работу, которая развивается из чего-то неожиданного, случайного и, следовательно, непредсказуемого. Воздействие такой логики ощущается, когда вы покидаете нейтральную зону, которая соответствует области объяснимого и приобретению определенных знаний. Речь идет о знании того, как делать с, о том, что происходит на этом уровне мышления, который зависит от жизни ускользающих сцен. То, что уже прожито, не является полезным, и, когда эффект презентации получает свою репрезентацию, опыт оставляет после себя отметины.

Логика связности позволяет нам представить новые случайные конфигурации, виртуальную реальность, которая соответствует аналоговым моделям. Скорее всего, это представляет собой новый вызов психоанализу. Крайне важно, чтобы мы могли иметь дело с такого рода отношениями, потому что это позволило бы нам установить контакт с новыми формами общения подростков и детей, которые многим из нас трудно понимать и выносить.

Но я также хочу ввести – заимствуя идеи Хулио Морено о понимании построения  субъективности – понятие мышления о недопустимом, которое открывает нам мир, который ускользает от репрезентаций. Морено пишет, что: «совокупность означающих элементов… все равно не покрывает нечто важное в каждом человеке. Эта недопустимая и непостижимая оставшаяся часть, которая постоянно отчуждается, и составляет ядро, которое субъект старается заштопать». Так Морено определяет предмет недопустимого. Я задаюсь вопросом, не всегда ли в человеческих отношениях есть какой-то аспект, которому нет места в психическом аппарате и который имеет отношение к этому невозможному. Он остается незамеченным, и, тем не менее, именно он определяет характер человеческого существования и интерсубъективные отношения.

Два пути построения субъективности

Проблемы, которые я только что подняла, основываются на идее принятия во внимание двух категорий построения субъективности. Первая зависит от устоявшихся отношений в стабильных, традиционных, организованных структурах. Вторая зависит от повторяющихся столкновений с настоящим в изменчивой среде, как это описано Бауманом (2000) и Левковичем (2004).

Когда стабильные структуры обогащаются и подкрепляются определенными последовательными знаниями, субъект и группа испытывают чувство стабильности, безопасности, идентичности, что может в итоге трансформироваться в фобические механизмы. Так что речь идет о связи, которая становится все более консолидированной, об упрочивающейся идентичности, об идее заточения, ограничения в границах. Вероятно, что это связано с неисчерпаемым воздействием бессознательных инфантильных представлений и подтверждением принадлежности к социальной среде. Тогда члены группы испытывают удовольствие от принадлежности к ней или, наоборот, оставляют позади то, что кажется им темницей. На сцене доминирует игра внутри-снаружи.

С другой стороны, как я уже сказала, субъективность, которая исходит из ускользающего знания, может не запечатлеваться, но она будет проявляться в зависимости от того, как члены связи будут производить мышление.

Я должна добавить к этому – в соответствии с тем, что писала я сама, и что предполагал Хулио Морено (2004) – категорию знания незнания, знания того, что ускользает от двух предыдущих структур субъективности, знания недопустимого.

Комментарий

Свои прелести имеет как мышление с, так и мышление о. Вопрос в том, чтобы иметь возможность распоряжаться обоими видами мышления и отказываться от исключительного права обладания.

Перевод с испанского Юлии Моталовой