Блаватская Елена Петровна » Статьи (1888 1896 Гг )

Блаватская - *  

~~~1888  

Люди обычно хотят, чтобы у их друзей был счастливый Новый год, и иногда к пожеланию №счастья¤ добавляется еще и пожелание №благополучия¤. Мало вероятно, чтобы такие пожелания сбылись в отношении людей, посвятивших себя поискам истины, при таком наборе цифр, как 1888; и все же об этом годе возвещает прославленная планета Венера-Утренняя звезда, сверкающая столь ярко, что ее путали с еще более редким гостем є звездой Вифлеема. Да, они действительно близки; и конечно что-то от духа Христова должно родиться на земле в этих условиях. Даже если нет ни счастья, ни благополучия, вместо этого можно найти что-то большее в наступающем году. Венера-Утренняя звезда є это покровитель нашего журнала, и мы выбираем движение к свету под ее эгидой и хотим прикоснуться к ее величию. Каждый из нас может сделать это, и вместо того, чтобы желать нашим читателям счастливого и благополучного Нового года, мы хотели бы молить их о том, чтобы они сделали этот год достойным его блестящего вестника. Это может быть сделано теми, кто мужественен и непоколебим. Торо указывал, что в жизни бывают художники, люди, которые могут изменить цвет любого дня и сделать его прекрасным для тех, с кем они общаются. Мы утверждаем, что есть такие мастера в жизни, которые делают ее божественной, как и во всех других видах искусства. И не является ли это искусство величайшим из искусств, влияющим на ту атмосферу, в которой мы живем? Это наиболее важно видеть тогда, когда мы вспоминаем, что каждый, кто живет и дышит, тем самым воздействует на ментальную и моральную атмосферу мира и помогает так или иначе окрасить день для тех, кто находится около него. Те, кто не способствует возвышению мыслей других людей и улучшению их жизни, неизбежно должны или парализовывать их своей пассивностью, или активно тащить их вниз. Когда этот момент достигнут, искусство жизни превращается в науку смерти; мы видим черного мага за работой. И никто не может быть полностью бездеятельным. Хотя создается много плохих книг и картин, все же не каждый, кто не способен писать или рисовать хорошо, настаивает на том, чтобы делать это так плохо. Вообразите себе результат, если бы они на этом настаивали! Но именно так обстоит дело в жизни. Всякий человек живет, думает и говорит. Если бы наши читатели, которые симпатизируют №Люциферу¤<<1>>, попытались научиться искусству делать жизнь не только прекрасной, но и божественной, пообещали бы, что для них не будет больше препятствием неверие в возможность такого чуда, и взялись бы однажды за эту геркулесову задачу,є тогда 1888 год, каким бы несчастливым он ни был, действительно был бы отмечен мерцающей звездой. Ни счастье, ни благополучие є это не лучшее для таких несовершенных смертных, как большинство из нас; они редко приносят с собой мир, который является единственной постоянной радостью. Идея мира обычно связана с концом жизни и религиозным состоянием ума. Этот вид мира будет однако содержать в себе элемент ожидания. Радости этого мира исчезли, и душа пребывает в ожидании радостей иного мира. Мир философского ума весьма отличен от вышеописанного, и его можно достичь на более раннем жизненном этапе, и тогда, когда удовольствие ощущается слабо, и тогда, когда оно переполняет человека. Американские трансценденталисты обнаружили, что жизнь может быть сделана возвышенной без какого-либо участия обстоятельств или внешних источников удовольствия или благополучия. Конечно, это было открыто много раз до них, и Эмерсон лишь снова подхватил лозунг, высказанный Эпиктетом. Но каждый человек должен заново открыть это для себя самого, и как только он поймет это, ему станет ясно, что он будет несчастным человеком, если не попытается превратить эту возможность в реальность его собственной жизни. Стоик становился великим, поскольку он осознавал свою собственную абсолютную ответственность и не пытался избегнуть ее; еще более великим был трансценденталист, поскольку он имел веру в существование неизвестных и неиспытанных возможностей, которые лежат внутри него. Оккультист полностью осознает свою ответственность и подтверждает свое имя, признавая опытное и приобретенное знание своих собственных возможностей.  

Теософ, относящийся ко всему самым серьезным образом, видит свою ответственность и пытается найти знание, живя тем временем по самому высшему стандарту, который ему известен. Всем им шлет свой привет №Люцифер¤! Жизнь человека находится в его собственных руках, его судьба определяется им самим. Почему же тогда 1888 год не может быть годом великого духовного развития так же, как и другие прожитые нами годы? От нас самих зависит, чтобы это было так. Это действительный факт, а не религиозное убеждение. На подсолнечном поле каждый подсолнух поворачивается к свету. Почему то же самое не происходит с нами?  

И пусть никто не думает, что это просто каприз є привлекать внимание к рождению года. Земля проходит через определенные фазы, и человек є вместе с ней; как каждый день может иметь определенную окраску, так и каждый год. Астральная жизнь Земли между Рождеством и Пасхой молода и сильна. Те, кто загадают свои желания сегодня, будут иметь дополнительные силы для их осуществления.  

v~'№Люцифер¤, январь 1888 г.'~  

<<1>> Lucifer є №утренняя звезда¤, лат.,~прим. ред.~  

К ЧИТАТЕЛЯМ "ЛЮЦИФЕРА"  

вместе со статьей "Несколько слов о повседневной жизни..."  

Хотя вышло еще только четыре номера нашего журнала, его молодая жизнь уже полна забот и трудностей. Все это так, как и должно быть; то есть, как и каждое другое издание, он должен удовлетворять всех своих читателей, поскольку именно такова судьба каждого печатного органа. Но что кажется немного удивительным в этой культурной и свободомыслящей стране, так это то, что "Люцифер" получает такое количество анонимных, злорадных и даже оскорбительных писем. Конечно, это лишь случайное замечание, и мусорная корзина нашей редакции является в этом случае единственным адресатом; однако сам этот факт наводит на мысли о странных особенностях человеческой природы*.  

Искренность является истинной мудростью; но это очевидно лишь для ума нравственного философа. Она кажется грубостью и оскорблением для того, кто считает ложь и обман проявлением культуры и вежливости, и видит кратчайший, легчайший и наиболее надежный путь к успеху только в том, чтобы не трогать спящих собак и старых обычаев. Но, если собаки препятствуют пути к прогрессу и истине, а общество, как правило, отвергает мудрые слова (св.) Августина, говорившего, что "никто не должен ставить обычай выше разума и истины", достаточная ли это причина для филантропа, чтобы свернуть с пути истины, или даже уклониться от него, поскольку некий эгоист поступает таким образом? Совершенно верно, как где-то заметил сэр Томас Браун, что не каждый человек является настоящим защитником истины, и не каждый способен принять вызов в этом случае. Слишком многие из таких защитников, вследствие своей неосмотрительности или слишком большого энтузиазма, способны столь быстро атаковать ошибки, что они сами "становятся трофеями, добытыми врагами истины". Вероятно, не каждый из нас (членов Теософского общества) может сделать это лично, но лишь те из его членов, кто добровольно и заблаговременно принес свою личность в жертву великому делу Истины. Этому учит нас один из Учителей Мудрости в некоторых фрагментах своего послания (см. "Несколько слов о повседневной жизни"). Подчеркивая, что те из нас, кто занимается общественной деятельностью - издательской, лекционной и т. п., - должны бесстрашно говорить "Правду в лицо ЛЖИ", он вместе с тем признает негодной практику осуждения и критики, если она исходит от отдельных теософов как таковых.  

К сожалению, не таким путем идет публика и многие читатели. Поскольку наш журнал совершенно лишен сектантства, не будучи ни теистическим, ни атеистическим, ни языческим, ни христианским, ни ортодоксальным, ни еретическим, - понятно, что его издатели ищут вечные истины в самых противоположных друг другу религиях и системах мышления. Таким образом, "Люцифер" не может дать полного удовлетворения ни неверующему, ни христианину. На взгляд первого - будь он агностиком, секуляристом или идеалистом - обнаружить, что в основе того "мусора", который содержится в еврейской Библии или в христианском Евангелии, лежит божественная или оккультная мудрость, - отвратительно; по мнению последнего, признавать, что истины, содержащиеся в еврейско-христианских священных текстах, те же, что и в индуизме, зороастризме, буддизме и египетской религии - богохульство и утрата душевного равновесия. Отсюда сильнейшая критика с обеих сторон, насмешки и оскорбления. Каждая партия хотела бы привлечь нас на свою сторону, признавая за истину лишь то, что соответствует требованиям ее сектантского "изма".  

Но так не может быть, и так не будет. Наш девиз с самого начала - и он будет таковым всегда - состоит в том, что "НЕТ РЕЛИГИИ ВЫШЕ ИСТИНЫ". Истина - вот то, что мы ищем; найдя ее, мы заявим о ней всему миру, независимо от того, где мы ее нашли. И подавляющее большинство наших читателей полностью удовлетворено нашей политикой, что в свою очередь соответствует нашим намерениям.  

Совершенно очевидно, что если терпимость не является следствием индифферентности, то она отражает отзывчивость и сострадание, простирающиеся очень широко, а также симпатию к широко мыслящим людям. Нетерпимость - это прежде всего следствие неведения и зависти. Тот, кто всерьез думает, что в его домашнем кувшине для воды заключен целый океан, будет, конечно, нетерпим по отношению к своему соседу, который также счастлив сознавать, что налил в свой собственный кувшин порядочную часть из моря истины. Но тому, кто, подобно теософам, знает, что этот океан вечной мудрости бесконечен и не поддается измерению никем из людей, классов или партий; тому, кто понимает отчетливо, сколь мало может вместить даже величайший из сосудов, созданных человеком, по сравнению с тем, что находится вне возможностей его восприятия, в темноте и глубине бесконечного, - тому не поможет ничто, кроме терпимости. Ибо он видит, что и другие наполняют свои небольшие кувшины из того же огромного резервуара, в который он погружает свой собственный сосуд; поэтому, если вода в разных кувшинах и кажется иногда неодинаковой, то это связано только с тем, что на ее цвет повлияли те загрязнения, что были в кувшине раньше, до того, как в нем оказался кристально чистый элемент - частица вечной и неизменной истины.  

Лишь одна абсолютная истина имеется в Космосе, и только так и может быть. И если такие ограниченные существа, как мы, могут понять ее суть, то мы сознаем, что, будучи абсолютной, она должна быть также вездесущей и универсальной; и что поэтому она неизбежно должна быть заложена в любой мировой религии, являющейся продуктом мыслительной и познавательной деятельности огромного количества поколений мыслящих людей. Таким образом, признавая, что какая-то часть истины, большая или меньшая, содержится в любой религиозной и философской системе, то при попытке найти ее мы должны исследовать происхождение и источники каждой из этих систем, их корни и самое начало роста, а не тот поздний этап, когда на них разрастаются секты и догматизм. Наша цель состоит не в том, чтобы разрушить какую-нибудь религию, а в том, чтобы помочь в очищении разных религий от присущих им загрязнений. Нашей деятельности такого рода противостоят все те, кто, вопреки всякой очевидности, утверждает, что только их собственный кувшин заключает в себя весь океан. Как может быть совершена наша работа, если нам противодействуют со всех сторон разного рода фанатики? Она была бы выполнима значительно легче, если бы, по крайней мере, интеллигентные люди, встречающиеся в каждой секте или системе, признали, что крошечная часть истины, которой обладают они сами, неизбежным образом смешана с ошибками, и что те ошибки, которые столь хорошо заметны у их соседей, равным образом, перемешаны с истиной.  

Мы думаем, что свободная, сдержанная, чистосердечная дискуссия, не загрязненная враждебностью и личными выпадами, является наиболее эффективным средством очищения от ошибок и выявления истины; это относится и к публикациям, и к отдельным людям. Журнал имеет возможность выбора: быть ли ему терпимым или нетерпимым; он может заблуждаться самыми разными способами, как это делают и индивидуумы; и поскольку он отвечает за каждую публикацию так же, как отдельные личности, ему следует постоянно иметь это ввиду, чтобы двигаться вперед без страха и упрека. Все это особенно справедливо в случае теософских публикаций, и "Люцифер" чувствует, что он был бы недостоин своего предназначения, если бы не обладал величайшей терпимостью и широтой, даже в тех случаях, когда он отмечает у своих братьев и соседей ошибки, которые они себе снисходительно позволяют. В то время как в редакционных статьях и статьях, написанных от своего лица кем-либо из редакторов, он строго придерживается духа и учения "чистой" теософии, тем не менее, он часто предоставляет свои страницы статьям и письмам, далеко отстоящим от эзотерической доктрины, которой придерживаются как издатели, так и большинство рядовых теософов. Поэтому, те читатели, которые привыкли находить в журналах и партийных публикациях лишь те взгляды и аргументы, которые издатель признает за безошибочно ортодоксальные, - разумеется, с его точки зрения, - не должны подвергать осуждению каждую статью "Люцифера", с которой они не полностью согласны, или кажущуюся им обидной с точки зрения щепетильности, на том основании, что это не годится для теософского журнала. Им следует напомнить, что "Люцифер" потому и является теософским журналом, что в нем могут публиковаться и писатели, чьи взгляды по разным вопросам не только в какой-то степени отличаются от их собственных, но могут быть и диаметрально противоположными взглядам издателей. Это делается для того, чтобы установить истину, а вовсе не для того, чтобы способствовать прогрессу какого-нибудь "изма", или потворствовать тем или иным увлечениям, симпатиям и антипатиям какой-либо группы читателей. Лишь снобы и педанты могут, не обращая внимания на истинность или ошибочность идеи, придираться изо всех сил к отдельным словам и выражениям, встречающимся при ее изложении.  

Если "теософия" вообще что-либо означает, то главное в ней - это истина; а истина должна без всякой дискриминации, с одним и тем же отсутствием всякой партийности обращаться и с сосудом чести, и с сосудом бесчестия. Никакая теософская публикация не мечтала когда-либо о том, чтобы использовать грубый - или, скажем мы, ужасно откровенный - язык Осии или Иеремии; однако, поскольку эти святые пророки лежат в основе христианской Библии, а Библия имеется в каждой благочестивой семье, будь она аристократической или плебейской, и поскольку Библию читают со склоненной головой и искренним уважением молодые невинные девушки и школьники, то как же наши критики христианства - например, в какой-нибудь статье по научному вопросу - могут употреблять грязные выражения? Вполне возможно, что те выражения, которые сейчас кажутся предосудительными, поскольку они относятся к библейской тематике, будут встречаться громкими аплодисментами, если они направлены против какой-либо языческой системы верования (см. некоторые миссионерские издания). Немного милосердия, любезные читатели, милосердия и, прежде всего, справедливости и еще раз - СПРАВЕДЛИВОСТИ.  

Справедливость требует того, чтобы читатель, если какая-либо статья в нашем журнале не находится в гармонии с его собственными идеями, рассматривал бы ее не просто как предмет критики, а скорее как проблему, требующую своего решения. Пусть он попытается извлечь отсюда урок, заключающийся в том, что его могут научить только те взгляды, котрые отличаются от его собственных. Пусть он будет терпимым, даже если и не поистине милосердным, и отложит свое суждение до тех пор, пока не извлечет из статьи ту истину, которая в ней содержится, прибавив это новое приобретение к своему багажу. Враги могут научить лучше, чем друзья; и только в том случае, если бы читатель кредитовал эту сокрытую истину "Люциферу", он мог бы позволить себе утверждать, что то, что он признает за ошибки статьи, не может быть положено на счет дебета.