Навязчивое повторение; compulsion to repeat; repetition compulsion

Навязчивое повторение

Нем.: Wiederholungszwang. — Франц.: compulsion de repetition. — Англ.: compulsion to repeat или repetition compulsion. — Исп.: compulsion a la repeticion. — Итал.: coazione a ripetere. — Португ.: compulsao a repeticao.

• А) На уровне конкретной психопатологии неконтролируемый бессознательный процесс, при котором субъект сам ставит себя в затруднительное положение, забыв о том, что он повторяет свой прежний опыт, более того — будучи совершенно убежден, что его поведение полностью обусловлено настоящим моментом.

Б) Фрейд теоретически осмысляет навязчивое повторение как самостоятельный феномен, не сводимый, в конечном счете, к динамике конфликтов с характерным для нее взаимодействием принципа удовольствия и принципа реальности: это явление связано с общей природой влечений и их устойчивостью.

• Понятие навязчивого повторения лежит в основе работы "По ту сторону принципа удовольствия" (Jenseits des Lustprinzips, 1920), где Фрейд пересматривает главные понятия своей теории. В этот решающий момент данное понятие столь глубоко пронизывает творчество Фрейда, что вычленить его строгое значение и очертить связанную с ним проблематику весьма не просто: оно слито воедино с колебаниями, тупиками и даже противоречиями поисков Фрейда. И это одна из причин, по которым обсуждение навязчивого повторения в психоаналитической литературе не приносит ясных ответов и непрестанно возобновляется. В эти обсуждения неизбежно вовлекаются такие важнейшие понятия Фрейда, как принцип удовольствия*, влечение*, влечение к смерти*, связывание*.

*

Очевидно, что психоанализ столкнулся с феноменом повторения с самого начала. В частности, существуют повторяющиеся симптомы (например, навязчивые ритуалы — особые цепочки действий при неврозах навязчивых состояний), а кроме того, возникновение любого симптома обусловлено, с психоаналитической точки зрения, как раз повторением, в более или менее замаскированном виде, некоторых моментов прежнего конфликта (именно в этом смысле Фрейд в самом начале своей работы называет симптомы "мнесическими символами*). В общем, вытесненное стремится "вернуться" в настоящее — в форме снов, симптомов, отыгрываний*: "все что осталось непонятым, неизбежно возвращается, подобно неприкаянному духу, который обретает покой лишь тогда, когда тайна разгадана и колдовские чары более не властвуют над душой" (1).

В психоаналитической практике трансферентные явления свидетельствуют о настойчивом стремлении вытесненного конфликта к актуализации в отношениях пациента к психоаналитику. Более глубокое осознание роли этих явлений и порождаемых ими проблем психоаналитической техники заставило Фрейда расширить теоретическую модель лечения, дополнив воспоминание как главный момент психоаналитической терапии повторением при трансфере и проработкой* (см.: Трансфер). Выводя на первый план в "По ту сторону принципа удовольствия" понятие навязчивого повторения (оно впервые появляется в "Воспоминании, повторении, проработке" (Erinnern, Wiederholen und Durcharbeiten, 1914)), Фрейд связал в некое единство ряд уже обнаруженных фактов и выявил другие факты, в которых повторение выходит на первый план в клиническом аспекте (например, невроз судьбы* и травматический невроз*). Эти явления, как считал Фрейд, требуют дальнейшего теоретического анализа. Однако, поскольку повторялись, прежде всего, неприятные явления, это мешало найти ту субъективную инстанцию, которая могла бы найти удовлетворение в подобных повторах. Речь, безусловно, шла о навязчивых поступках, в чем можно видеть признак бессознательного, однако понять, какое именно вытесненное желание при этом выполняется, хотя бы и в форме компромисса, было очень трудно.

*

Фрейдовские размышления в первых главах "По ту сторону принципа удовольствия" не приводят к отказу от основной гипотезы, согласно которой даже страдание — при появлении симптома, например, — содержит в себе исполнение желания. Более того, именно в этом тексте Фрейда содержится такая мысль: все, что неприятно одной части психического аппарата, может быть приятно другой. Однако при этом многое остается непонятным. Эти проблемы подытожил Д. Лагаш: существует ли, наряду с настоятельным воспроизводством потребностей, какая-то иная и более фундаментальная потребность к повторению? Хотя Фрейд и признавал, что навязчивое повторение никогда не встречается в чистом виде, что оно всегда связано с воздействием побуждений, подчиняющие принципу удовольствия*, он, тем не менее, придавал этому понятию все большее значение — вплоть до самых последних своих работ (2,3). В "Торможении, симптоме, страхе" (Hemmung, Symptom und Angst, 1926) Фрейд трактовал навязчивое повторение как выражение самой сути повторения, свойственного бессознательному, как "...притягательное воздействие бессознательных прообразов на вытесненные влечения" (4).

*

Хотя навязчивое повторение неприятного и даже мучительного опыта выступает как неопровержимый психоаналитический факт, согласия в теоретических объяснениях этого факта не существует. При этом обсуждаются главным образом два вопроса:

1) какова роль навязчивого повторения? Свидетельствует ли оно о попытках Я справиться с чрезмерными напряжениями, отреагировать на них? Повторяющиеся сновидения как последствие психической травмы, по-видимому, подтверждают это предположение. Можно ли считать, что повторение, в конечном счете, связано с каким-то "демоническим" элементом, который присутствует в каждом влечении, с побуждением к полной и абсолютной разрядке, проявляющимся во влечении к смерти*?

2) Далее, прав ли Фрейд, полагая, что навязчивое повторение подрывает ведущую роль принципа удовольствия? Противоречия в утверждениях самого Фрейда, разнообразие ответов на этот вопрос в психоанализе можно, как нам кажется, прояснить, если обсудить те неясности, которые содержатся в самих понятиях принципа удовольствия*, принципа постоянства*, связывания* и пр. Если, к примеру, считать, что принцип удовольствия подчинен влечениям к смерти (5), то даже в самой заостренной своей форме навязчивое повторение уже не окажется "по ту сторону принципа удовольствия".

Эти два вопроса тесно связаны: ответ на один из них предполагает определенный ответ на другой. При этом возможны различные решения: начиная от трактовки навязчивого повторения как абсолютно оригинального явления и кончая попытками свести его к уже известным механизмам и функциям.

Эдвард Бибринг предлагает подход, опосредующий эти крайние решения. Он считает целесообразным различать тенденцию к повторению, свойственную Оно (побуждение к повторению), и тенденцию к восстановлению, свойственную Я. Первая действительно находится "по ту сторону принципа удовольствия", поскольку повторение опыта может быть как неприятным, так и приятным, однако здесь не идет речь о принципе, противоположном принципу удовольствия. Тенденция к восстановлению направлена на воссоздание — различными средствами — ситуации, предшествующей травме: сам феномен повторения при этом используется на благо Я. В этой связи Бибринг предлагает различать механизмы защиты, при которых Я остается во власти навязчивого повторения, а внутреннее напряжение не находит разрядки, процессы отреагирования*, предполагающие немедленную или же отсроченную разрядку возбуждения, и, наконец, так называемые механизмы отработки*, направленные на "постепенную разрядку напряжения путем изменения порождающих его внутренних условий" (6).

(1) Freud (S.). Analyse der Phobie eines funfjahrigen Knaben, 1909. — G.W., VII, 355; S.E., X, 122; франц., 180.

(2) Cf. Freud (S.). Das okonomische Problem des Masochismus, 1924. Passim.

(3) Cf. Freud (S.). Die endliche und die unendliche Analyse, 1937. Passim.

(4) Freud (S.). G.W., XIV, 192; S.E., XX, 159; франц., 88.

(5) Freud (S.). Jenseits des Lustprinzips, 1920. G.W., XIII, 69; S.E., XVIII, 63; франц., 74.

(6) Bibring (E.). The conception of the repetition compulsion, 1943. In: Psychoanalytic Quaterly, XII, 486—519.

Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б.  Словарь по психоанализу