Влечения к смерти

     Влечения к смерти
     Нем.: Todestriebe. — Франц.: pulsions de mort. — Англ.: death instincts. — Исп.: istintos de muerte. — Итал.: istinti или pulsioni di morte. — Португ.: impulsos или pulsoes de morte.
     • В последней фрейдовской теории влечений — фундаментальная категория влечений, противоположных влечениям к жизни и нацеленных на полное устранение напряжения, т.е. на приведение живого существа в неорганическое состояние.
Направлены, прежде всего, внутрь, на саморазрушение, и лишь вторично проявляются в форме влечения к (внешней) агрессии, к разрушению.
     • Понятие влечений к смерти было введено Фрейдом в "По ту сторону принципа удовольствия" (Jenseits des Lustprinzips, 1920) и с тех пор постоянно присутствовало в его творчестве. Однако в отличие от многих других понятийных нововведений Фрейда оно не было принято его учениками и последователями. И поныне это одно из самых спорных понятий психоанализа. Для того чтобы понять его смысл, недостаточно, с нашей точки зрения, сослаться на те или иные высказывания Фрейда или же найти клинический материал для обоснования этой гипотезы. Важно связать это понятие со всем контекстом развития фрейдовской мысли и выяснить, почему оно оказалось структурно необходимым в рамках более общего идейного поворота 20-х годов. Такой анализ, возможно, поможет увидеть в основе явных высказываний Фрейда и его убежденности в том, что он совершает решительный переворот, некую концептуальную необходимость, которая (в иных формах) фактически уже присутствовала в более ранних его подходах.

*

     Вкратце взгляды Фрейда на влечения к смерти сводятся к следующему. Речь идет об основополагающем для каждого существа побуждении вернуться в неорганическое состояние. И потому "если признать, что живые существа возникли позже неживых и на их основе, влечение к смерти окажется в полном согласии с утверждением [...] о том, что влечения стремятся вернуться к своему прежнему состоянию" (1а). При таком подходе оказывается, что "любое живое существо обречено умереть по внутренним причинам" (2а). В многоклеточных организмах "...либидо сталкивается с господством влечения к смерти или разрушению, которое стремится расчленить клеточный организм на отдельные части, приведя каждую из них в состояние покоя, присущего неживой материи. Задача либидо — обезоружить это разрушительное влечение, и оно выполняет ее, обращая большую часть этого влечения вовне, на объекты внешнего мира, причем чаще всего с помощью мышц как особой органической системы. Итак, это влечение называется влечением к разрушению, влечением к овладению, волей к власти. Отчасти оно подчиняется сексуальной функции, выполняя при этом важную роль. Другая его часть не перемещается вовне, оставаясь внутри организма и во власти либидо. Именно здесь вступает в действие изначальный, эрогенный мазохизм" (3а).
     В развитии индивидуального либидо Фрейду удалось обнаружить сложную игру влечения к жизни и влечения к смерти — как в садистской (2с), так и в мазохистской форме (Зb).
Влечения к смерти выступают как один из полюсов нового дуализма, где они противопоставлены влечениям к жизни (или Эросу), отныне объединяющим все ранее выявленные Фрейдом влечения (см.: Влечения к жизни, Сексуальные влечения, Влечения к самосохранению, Влечения Я). Следовательно, влечения к смерти появляются в понятийной системе Фрейда как совершенно новый тип влечений, отсутствовавший в предыдущих классификациях (садизм и мазохизм, например, ранее включались в сложную игру влечений, имеющих вполне положительную цель) (4а); однако, в это же самое время Фрейд видит в них влечения как таковые, поскольку в них ярко представлена присущая влечениям повторяемость.

*

     Каковы же причины, которые привели Фрейда к мысли о влечениях к смерти?
     1) Прежде всего дело в том, что потребовалось осмыслить целый ряд повторяющихся явлений в самых разных областях (см.: Навязчивое повторение). Их невозможно было объяснить поиском либидинального удовлетворения или же просто попыткой справиться с неприятными переживаниями. Фрейд видел в этих явлениях "нечто демоническое" — непреодолимую силу, которая не зависит от принципа удовольствия и способна ему противостоять. Это подтолкнуло Фрейда к мысли о регрессивной направленности влечений; влечения к смерти предстают тогда как само воплощение влечения.
     2) Помимо того, в психоаналитической практике было осознано значение таких понятий, как амбивалентность, агрессивность, садизм и мазохизм,— как они проявляются, например, в клинике невроза навязчивых состояний и меланхолии.
     3) С самого начала Фрейд считал невозможным — с метапсихологической точки зрения — вывести понятие ненависти из сексуальных влечений. Он никогда не был сторонником мнения, согласно которому "... все то, что есть в любви опасного и враждебного, объясняется изначальной двойственностью ее сущности" (5а). Во "Влечениях и судьбах влечений" (Triebe und Triebschicksale, 1915) садизм и ненависть соотнесены с влечениями Я: "... подлинные прообразы ненависти выводятся не из сексуальной жизни, а из борьбы Я за самосохранение и самоутверждение" (4b). Фрейд видел в ненависти "более древнее, чем любовь" отношение к объектам (4с). Когда Фрейд ввел понятие нарциссизма и попытался устранить разницу между двумя типами влечения (сексуальными влечениями и влечениями Я), усматривая в них различные проявления либидо, понятие ненависти, по-видимому, оказалось для него особенно трудным, поскольку его невозможно было вывести из монизма влечений. Проблема первичного мазохизма, поставленная в 1915 г., уже тогда указывала на один из полюсов будущего мощного дуализма влечений.
     Как известно, дуалистическая тенденция всегда имела фундаментальное значение в мысли Фрейда; ее можно обнаружить во многих опорных моментах его теории, например, в понятии "пара противоположностей". Эта тенденция особенно усиливается, когда речь заходит о влечениях как силах, сталкивающихся в психическом конфликте (2d).

*

     Какую роль играет у Фрейда понятие влечения к смерти? Прежде всего, отметим, что это фрейдовское понятие поначалу было чистой гипотезой и лишь постепенно стало концептуально необходимым: "Поначалу я выдвинул эти мысли с единственным намерением — посмотреть, куда они приведут, но со временем они захватили меня, и я уже не мог думать иначе" (5b). По-видимому, сама концепция влечения заставляла Фрейда сохранять понятие влечения к смерти — вопреки "сопротивлениям" психоаналитических кругов и трудностям обоснования этого понятия на конкретном материале. Фактически, как неоднократно подчеркивал Фрейд, достичь либидинального удовлетворения можно всегда — независимо от того, связано ли сексуальное удовлетворение с объектом или же с нарциссическим удовольствием (5с), т.е. даже в тех случаях, когда столь ярко проявляется склонность к разрушению — себя или другого, когда ярость разрушения царит в слепоте своей. "[...] Мы никогда не сталкиваемся с динамикой чистых аффектов, но всегда со смешанными влечениями, одновременно принадлежащими к двум различным группам" (6а). Именно в этом смысле Фрейд иногда говорит, что влечение к смерти "...может восприниматься лишь в эротической окраске" (5d).
     Все это объясняет те трудности, которые испытывал Фрейд при попытках включить следствия этого нового дуализма влечений в теорию неврозов или в модели конфликтов: "Прослеживая весь путь влечений, мы вновь и вновь обнаруживаем, что они оказываются побегами Эроса. Если бы не наши размышления, изложенные в "По ту сторону принципа удовольствия" (в частности, относительно садистских моментов в Эросе), нам было бы очень трудно сохранить дуалистическую концепцию" (7а). Поразительно видеть в таких работах, как "Торможение, симптом, страх" (Hemmung, Symptom und Angst, 1926), где рассматриваются невротический конфликт в целом и различные способы его проявления, сколь малое место Фрейд отводит противоположности между двумя главными типами влечений — она не играет динамической роли в его концепции. Когда Фрейд четко ставит вопрос (7b) о соотношении между выявленными им инстанциями личности — Оно, Я и Сверх-Я — и двумя категориями влечений, мы видим, что конфликт между различными инстанциями не совпадает с дуализмом влечений. Хотя Фрейд пытался определить место каждого влечения внутри каждой психической инстанции, мы не находим в описаниях конфликтов предполагаемой оппозиции между влечениями к жизни и влечениями к смерти: "Не может быть и речи о жесткой связи между тем или иным основным влечением и той или иной областью психики. Их нужно уметь обнаруживать повсюду" (1b). Подчас контраст между новой теорией влечений и новой топикой выступает еще резче: конфликт разыгрывается между различными инстанциями, так что в итоге Оно предстает как совокупность требований, связанных с влечениями, направленными против Я. Именно в этом смысле различие между влечениями Я и влечениями к объекту сохраняет для Фрейда значение на эмпирическом уровне: лишь "...теоретический подход приводит нас к мысли о существовании двух основополагающих влечений [Эрос и влечение к разрушению], которые скрыты за очевидными проявлениями влечений Я и объектных влечений" (8). Таким образом, на уровне влечений Фрейд вновь обращается к той модели конфликтов, которая была создана раньше, чем "По ту сторону принципа удовольствия" (см.: Я-либидо, объектное либидо), по-видимому, предполагая, что каждая из взаимодействующих сил (а именно, влечения Я и объектные влечения), столкновение которых мы непосредственно наблюдаем, выступает как соединение влечений к жизни и влечений к смерти.
Новая теория влечений, отметим, вносит на редкость мало изменений в описание как защитного конфликта, так и стадий влечений (6b).
     Хотя введенное Фрейдом понятие влечения к смерти сохраняет свое значение на протяжении всего его творчества, оно выступает лишь как гипотеза, вытекающая из теории неврозов. Он обосновывает это понятие двояким образом: во-первых, как продукт фундаментальной мыслительной потребности; во-вторых, как неизбежный вывод из конкретных и неопровержимых фактов которые, с его точки зрения, приобретают все большее значение в клиническом опыте и в психоаналитической практике: " Если принять во внимание все проявления мазохизма, присущего столь многим людям, отрицательную терапевтическую реакцию и чувство вины у невротиков, то уже нельзя будет думать, будто функционирование психики направлено лишь на получение удовольствия. Эти явления безошибочно указывают на действие в нашей психической жизни силы, которую, в зависимости от ее цели, можно назвать влечением к агрессии или влечением к разрушению, выводя ее из влечения к смерти, изначально присущего живой материи" (9).
Влечения к смерти, считает Фрейд, проявляются в чистом виде как раз в тот момент, когда они направлены на размежевание с влечениями к жизни, например, в случае меланхолии, при котором Сверх-Я выступает как "...влечение к смерти в чистом виде" (7с).

*

     Поскольку, по собственному признанию Фрейда, его гипотеза "...строится на определенных теоретических посылках, приходится считать ее открытой для критики" (5е). Именно по этому пути устремилось множество психоаналитиков, утверждающих, с одной стороны, что влечение к смерти несостоятельно как понятие, а с другой стороны, что клинические факты, приводимые Фрейдом, можно объяснить и без помощи этого понятия. В общем, эти критические замечания можно разбить на несколько групп:
     1) одни критики, встав на точку зрения метапсихологии, отказывались видеть в ослаблении напряжений результат воздействия определенной группы влечений;
     2) другие критики (каждый по-своему) пытались описать возникновение агрессивности: она представала либо как необходимый начальный момент любого влечения (всякий раз проявляясь в деятельности, навязываемой субъектом объекту), либо как вторичная реакция на фрустрацию, порождаемую объектом;
     3) третьи признавали самостоятельность агрессивных влечений, отвергая, однако, их связь с агрессией против самого себя, что ослабляло значение пары противоположностей "влечение к жизни — влечение к саморазрушению" в жизни человека. В этом случае дуализм влечений признавался с самого начала, однако противопоставление любви и ненависти, изначально присущее оральному поглощению (см.: Инкорпорация), связывалось лишь с внешним объектом.
     Напротив, школа М. Кляйн, к примеру, подчеркивала значение дуализма влечений к жизни и влечений к смерти: последователи М. Кляйн с самого начала отводили влечениям к смерти главную роль в человеческом существовании — не только когда эти влечения направлены на внешний объект, но и когда они действуют внутри организма, порождая страх перед расчленением и уничтожением. Правда, остается выяснить, в какой мере кляйновское манихейство включает те значения, которые приписывал дуализму влечений Фрейд. Фактически типы влечений, о которых говорит М. Кляйн, противоположны по своим целям, однако различия в их функционировании, по сути, не наблюдается.

*

     Трудности, с которыми столкнулись последователи Фрейда, стремившиеся включить влечения к смерти в общую понятийную систему, заставляют задуматься о том, как именно Фрейд понимал Trieb в своей последней теории. По сути, нелегко назвать одним словом "влечение" все то, что, по Фрейду, действует в человеческой сексуальности ('Три очерка по теории сексуальности" [Drei Anhandlungen zur Sexualtheorie, 1905]), и одновременно те "мифические сущности", которые противоборствуют не столько на уровне клинического опыта и представленных в нем конфликтов, сколько на внеиндивидуальном уровне, причем эта борьба, пусть в неявной форме, присуща всем (даже простейшим) живым существам: "Силы влечения, которые подталкивают все живое к смерти, вполне могут изначально действовать и в простейших организмах, однако их воздействие может быть скрыто силами, поддерживающими жизнь, и потому прямо удостоверить их присутствие подчас оказывается очень сложно" (2е).
     Эту противоположность двух основополагающих влечений можно сопоставить с важнейшими жизненными процессами ассимиляции и диссимиляции, которые, в конечном счете, сводятся к "...паре противоположностей, царящих в неорганическом мире, — притяжению и отталкиванию" (1с). Этот фундаментальный аспект влечения к смерти Фрейд подчеркивает различными способами. Он ярко проявляется в ссылках Фрейда на философские концепции, особенно Эмпедокла и Шопенгауэра.
     Некоторые французские переводчики Фрейда верно почувствовали, что последняя теория влечений строится на ином уровне, нежели предшествующие теории: об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что они предпочитают говорить об "инстинкте жизни" и "инстинкте смерти", хотя, как правило, переводят фрейдовское Trieb как pulsion ("влечение"). Однако такое использование слова "инстинкт" вряд ли правомерно, поскольку обычно (в том числе и у самого Фрейда) оно означает предопределенное, жестко заданное поведение, доступное наблюдению и анализу и присущее всему органическому миру.
Фактически в понятии "влечение к смерти" Фрейд стремился выявить суть влечения как такового: это возврат к предыдущему состоянию и, в конечном счете, возврат к абсолютному покою неорганической материи. Все это — не особенности какого-то отдельного влечения, но скорее основа любого влечения.
     В этой связи полезно проанализировать те трудности, с которыми столкнулся Фрейд при попытке соотнести влечение к смерти с ранее изложенными им "принципами функционирования психики" и, в особенности, с принципом удовольствия. В работе "По ту сторону принципа удовольствия", как показывает само ее заглавие, влечение к смерти постулируется на основе фактов, противоречащих этому принципу, однако вместе с тем Фрейд утверждает, что "принцип удовольствия фактически подчиняется влечениям к смерти" (2f).
     Впрочем, Фрейд и сам ощущал это противоречие, что заставило его впоследствии разграничить принцип удовольствия и принцип Нирваны, причем принцип удовольствия как экономический регулятор, требующий сведения напряжений к нулю, "...будет безраздельно подчиняться влечениям к смерти" (Зс). Что же касается принципа удовольствия, определяемого отныне скорее в качественных, нежели в экономических терминах, то он "выражает требования либидо" (3d).
Спрашивается, отражает ли принцип Нирваны ту же направленность, что и влечение к смерти, или же нечто радикально иное? Несложно показать, как в различных формулировках принципа удовольствия, данных Фрейдом на протяжении всего его творчества, постоянно смешивались две тенденции: к полной разрядке возбуждений и к сохранению постоянного энергетического уровня (гомеостазис). Впрочем, уже в самых первых своих метапсихологических построениях ("Набросок научной психологии" [Entwurf einer Psychologie, 1895]) Фрейд разграничивал эти две тенденции, говоря о принципе инерции и показывая, каким образом он превратился в тенденцию "к поддержанию постоянного уровня напряжения" (10).
     В дальнейшем Фрейд продолжал разграничивать эти две тенденции, представляющие два типа энергии — свободную и связанную — и два способа функционирования психики (первичный процесс и вторичный процесс). И в этом смысле можно сказать, что понятие влечения к смерти подтверждает представления Фрейда о сущности бессознательного с его неразрушимостью и нереалистичностью. Одновременно с этим углублением самой основы бессознательного желания главная роль отводится Фрейдом сексуальности. Сексуальность, отныне называемая Эросом, оказывается уже не разрушительной, возмущающей всякий порядок силой, но скорее принципом связности: "Эрос — это связь; цель его — создавать и сохранять все более крупные единства, тогда как цель влечения к смерти, наоборот, — в том, чтобы разрывать связи и тем самым разрушать предметы" (1d) (см.: Влечения к жизни).

*

     Однако даже если считать влечение к смерти очередным эпизодом на пути последовательного решения задач фрейдовской мысли, нельзя не признать новизны этого понятия: оно превращает тенденцию к разрушению (например, при садомазохизме) в нечто неоспоримое и несомненное; оно хорошо сочетается с фундаментальным принципом функционирования психики и, кроме того, выражая "самую суть влечения", неразрывно связывает любое желание — агрессивное или сексуальное — с желанием смерти.
     (1) Freud (S.). Abriss der Psychoanalyse, 1938. — a) G.W., XVII, 71; S.E., XXIII, 148—149; франц., 8. —b) G.W., XVII, 71—72; S.E., XXIII, 149; франц., 9. —с) G.W., XVII, 71; S.E., XXIII, 149; франц., 8—9. —d) G.W., XVII, 71; S.E., XXIII, 148; франц., 8.
     (2) Freud (S.). Jenseits des Lustprinzips, 1920. —a) G.W., XIII, 47; S.E., XVIII, 44, франц., 51. —b) G.W..XIII, 55; S.E., XVIII, 49; франц., 57. —с) G.W., XIII, 58; S.E., XVIII, 54; франц., 62. —d) G.W., XIII, 57; S.E., XVIII, 54; франц., 61. —е) G.W., XIII, 52; S.E., XVIII, 49; франц., 56—57. — f) G.W., XIII, 69; S.E., XVIII, 63; франц., 74.
     (3) Freud (S.). Das okonomische Problem des Masochismus , 1924. — a) G.W., XIII, 376; S.E., XX, 163; франц., 216. — b) G.W., XIII, 377; S.E., XX, 164; франц., 217. — с) G.W., XIII, 372; S.E., XX, 160; франц., 212. — d) G.W., XIII, 273; S.E., XX, 160; франц., 213.
     (4) Freud (S.). Triebe und Triebschicksale, 1915. — a) G.W., X, 220 sqq, S.E., XIV, 129 sq.; франц., 44 sq. —b) G.W., X, 230; S.E., XIV, 138; франц., 63. — с) G.W., X, 231; S.E., XIV, 139; франц., 64. —d) G.W., X, 220—221; S.E., XIV, 138; франц., 45.
     (5) Freud (S.). Das Unbehagen in der Kultur, 1930. — a) G.W., XIV, 478; S.E., XXI, 119; франц., 55. —b) G.W., XIV, 478-479; S.E., XXI, 119; франц., 55. — с) G.W., XIV, 480; S.E., XXI, 121; франц.,56. —d) G.W., XIV, 479; S.E., XXI, 120; франц., 55. — е) G.W., XIV, 480-481; S.E., XXI, 121—122, франц., 56.
     (6) Freud (S.). Hemmung, Symptom und Angst, 1926. — a) G.W., XIV, 155; S.E., XX, 125; франц., 48. —b) Cf. G.W., XIV, 155; S.E., XX, 124—125; франц., 47-48.
     (7) Freud (S.). Das Ich und das Es, 1923. — a) G.W., XII, 275; S.E., XIX, 46; франц., 203. —b) Глава IV. Passim. —c) G.W., XIII, 283; S.E., XIX, 53; франц., 211.
     (8) Freud (S.). Psycho-Analysis, 1926. G.W., XIV, 302; S.E., XX, 265.
     (9) Freud (S.). Die endliche und unendliche Analyse, 1937. G.W., XVI, 88; S.E., XXIII, 243; франц., 28—29.
     (10) Freud (S.). Нем., 380—381; англ:, 356—358; франц., 316—317.